Том 15. Простак и другие - Пэлем Вудхауз

— Охолони! — опять бросил МакГиннис. Тот охолонул с сожалением.

— Ты его, Сэм, куда-то припрятал, — предположил МакГиннис. — Но тебе меня не обмишурить. Я местечко это частым гребешком прочешу, а сыщу мальчишку.

— Пожалуйста. Не смею задерживать.

— А ты со мной потопаешь.

— Как желаете. Рад служить.

— Да кончай ты рассусоливать, болван! — рявкнул Бак, внезапно впадая в ярость. — Говори, как нормальный парень. Стоит тут, морочит мне башку!

— Слушай-ка, давай я двину ему разок, — жалобно взмолился обладатель револьвера. — Какие возраженья-то?

Вопрос этот показался мне самого дурного вкуса. Бак не обратил на него внимания.

— Отдай-ка пушку, — приказал он, отбирая у другого браунинг. — Ну, а теперь, Сэм, будешь умником, и пойдешь, или нет?

— Охотно сделаю всё, что пожелаете, но…

— Ну так и двигай давай, — с отвращением приказал Бак. — Топай, да поживее, сейчас обойдем местечко. Думал, у тебя, Сэм, побольше ума. Чего играть в эти дурацкие игры? Сам знаешь, что проиграл. Ты…

Стреляющая боль в плечах вынудила меня перебить его.

— Минутку. Я опущу руки. У меня судороги.

— Дыру в тебе прострелю, если опустишь.

— Это уж как вам угодно. Но я не вооружен.

— Левша, — бросил он второму, — пошарь, нету ли при нём пушки.

Шагнув вперед, Левша принялся умело охлопывать мои бока, угрюмо бурча всё время. На таком близком расстоянии соблазн стал почти неодолимым.

— Нету, — сумрачно объявил он.

— Тогда можешь опустить, — разрешил МакГиннис.

— Спасибо.

— А ты оставайся тут, приглядывай за ребятней. Двинулись, Сэм.

Мы вышли из комнаты, я — впереди, Бак — чуть ли не вплотную следом. Изредка он предостерегающе тыкал мне в спину верной пушкой.

2

Когда мы вышли в коридор, я сразу увидел человека, лежащего у парадной двери. Свет лампы падал ему на лицо, и я узнал Уайта. Руки и ноги были связаны. Пока я смотрел на него, он пошевелился, точно бы стараясь разорвать узы, и я почувствовал облегчение. Тот шум, который донесся до меня в классе, в свете последующих событий представлялся весьма зловещим, и я с облегчением увидел, что он еще жив. Я догадался, и совершенно правильно, как выяснилось впоследствии, что злодеи использовали мешок с песком. Его оглушили в тот самый момент, как он открыл дверь.

Рядом с комнатой Глоссопа стоял, привалившись к стене, еще один субъект в полумаске, приземистый и плотный. Видимо, шайку МакГинниса подбирали по единому образцу, все казались близнецами. У этого единственной отличительной чертой были рыжие усы. Он курил трубку, словно воин на привале.

— Привет! — крикнул он, когда мы появились, и ткнул большим пальцем в дверь класса. — Я их запер. Чего это ты делаешь, Бак? — Он ленивым кивком указал на меня.

— Местечко обходим, — объяснил МакГиннис. — Парня там тоже нету. Давай, шевелись, Сэм!

Апатия слетела с его коллеги, как по волшебству.

— Сэм! Так это Сэм! Дай-ка я вышибу ему мозги! Больше всего в этом эпизоде меня поразила схожесть вкусов у членов шайки МакГинниса. Люди, имеющие, без сомнения, самые разные точки зрения на другие предметы, в этом пункте сходились единодушно. Все как один рвались разнести мне голову. У Бака, однако, были насчет меня другие замыслы. Пока что я был необходим ему как гид, а моя ценность сильно упала бы, если б из меня вышибли мозги. Дружелюбия ко мне он чувствовал не больше, чем сподвижники, но не позволял чувствам примешиваться к делу. Всё внимание Бак сосредоточил на предстоящем походе наверх, с истовостью молодого джентльмена из поэмы Лонгфелло, который нес знамя со странной надписью Excelsior.[8]

Коротко попросив своего союзника охолонуть, что тот и исполнил, он подтолкнул меня дулом револьвера. Рыжеусый вновь привалился к стенке, удрученно посасывая сигару с видом человека, познавшего разочарование. Мы же поднялись по лестнице и приступили к обходу комнат на втором этаже.

Были там кабинет мистера Эбни и две спальни. Кабинет был пуст, а единственными обитателями спален оказались трое мальчиков, лежавших с простудой по причине того, первого визита МакГинниса. Они пискнули от удивления при виде учителя, явившегося в такой сомнительной компании.

Бак разочарованно оглядел их. Я ждал, чувствуя себя коммивояжером, водящим покупателя по залу с образцами товаров.

— Дальше, — буркнул Бак.

— А кто-нибудь из этих не сгодится?

— Заткнись ты, Сэм.

— Зови меня Сэмми, — проникновенно попросил я. — Мы теперь старые друзья.

— Не хами, — сурово отозвался он, и мы двинулись дальше.

Верхний этаж оказался еще пустыннее второго. В спальнях никого не было. Единственная комната, кроме спален, принадлежала мистеру Эбни, и когда мы подошли к ней, чихание внутри поведало о страданиях обитателя.

Чихание потрясло Бака до глубины души. Он сделал стойку у дверей, точно гончая.

— А тут кто? — спросил он.

— Только мистер Эбни. Его лучше не беспокоить. У нег сильнейшая простуда.

Бак неправильно истолковал мою заботливость о нанимателе. Он разволновался.

— Открой сейчас же эту дверь!

— Он испугается.

— Давай! Отворяй!

Тот, кто тычет браунингом пониже спины, не встретит неповиновения. Я открыл дверь — постучавшись сначала в виде слабой уступки условностям, — и наша процессия вошла.

Мой сраженный болезнью наниматель лежал на спине, вперившись взором в потолок, и сначала наш приход не оторвал его от созерцания.

— Да? — хрипло прокаркал он, и исчез за огромным носовым платком. Приглушенные звуки, точно отдаленные взрывы динамита, соединенные с землетрясениями, подсказали, что он расчихался.

— Просите, что побеспокоили, — начал было я, но Бак, человек действия, презирающий пустую болтовню, прошагал мимо меня и, ткнув револьвером в бугор на постели, где, по грубым подсчетам, скрывались ребра мистера Эбни, бросил всего одно слово:

— Па-а-слушай!

Мистер Эбни резко сел, точно чертик в коробке. Кто-то мог бы даже сказать, что он подскочил. И тут он увидел Бака.

Не могу даже отдаленно представить, каковы были его чувства. Он с самого детства вел размеренную, спокойную жизнь. Создания вроде Бака появлялись в ней, если появлялись вообще, только в кошмарных снах после чересчур плотного обеда. Даже в обычном костюме без экстравагантностей вроде маски и револьвера Бак был совсем не красавец. Но с этой чудовищной грязной тряпкой на лице он превратился в ходячий кошмар.

Брови мистера Эбни взлетели, челюсть отпала до самого нижнего предела. Волосы, взлохмаченные от соприкосновений с подушкой, встали дыбом. Глаза выпучились, как у змеи. Он зачарованно уставился на Бака.

— Слушай, кончай глазеть-то. Не на выставке. Где этот ваш Форд?

Все фразы МакГинниса я записываю, словно их произносили звучным голосом, ясно и четко; но я ему льщу. На самом деле манера его речи наводила на подозрения, что рот у него набит чем-то большим и жестким, и понять его было трудновато.

Мистеру Эбни это не удалось. Он по-прежнему беспомощно таращился, разинув рот, пока напряженность не снялась новым чиханием.

Допрос чихающего человека не приносит удовлетворения. Бак сумрачно дожидался конца приступа. Я, между тем, оставался близко к двери. Я тоже пережидал чихание мистера Эбни, и мне в голову пришла мысль в первый раз с той минуты, как Левша ввалился в класс: надо бы действовать. До этого новизна и неожиданность событий притупили мой мозг. Покорно шагать впереди Бака по лестнице и с той же покорностью дожидаться, пока он допросит мистера Эбни, представлялось мне единственно возможным. Для человека, чья жизнь протекала в стороне от подобных вещей, гипнотическое влияние пистолета поистине непреодолимо.

Но теперь, временно освободившись из-под этого влияния, я начал думать, и ум мой, восполняя прежнюю пассивность, искрометно, просто и быстро выстроил план действий.

План получился простенький, но очень эффективный. Мое преимущество заключалось в знании «Сэнстед Хауса» и невежестве Бака. Только бы взять правильный старт, и тогда его преследование окажется напрасным. Именно в старте я видел залог успеха.

До Бака не дошло, что оставить меня между дверью и собой — тактическая ошибка. Наверное, он слепо полагался на гипнотическую силу пистолета. Он даже не смотрел на меня. В следующий же миг мои пальцы легли на выключатель, и комната потонула во мраке. Схватив стул, стоявший у двери, я швырнул его в пространство между нами. Потом, отскочив, распахнул дверь и помчался.

Бежал я не бесцельно. Я стремился к кабинету. Он, как я уже объяснял, находился на втором этаже. Его окно выходило на узкую лужайку, окаймленную кустарником. Прыжок, конечно, не из приятных, но мне вроде бы припоминалось, что по стене, близко к окну, проходит водосточная труба. И в любом случае, я не в том положении, чтобы синяк-другой отпугнули меня. Я прекрасно понимал, что мое положение крайне опасно. Когда Бак, завершив обход дома, не найдет Золотца — а я полагал, что так и случится, — то он снимет защиту, какую предоставлял мне как гиду. На меня обрушится вся ярость его разочарования. Никакие благоразумные соображения о собственной безопасности не удержат их. Будущее ясно. Мой единственный шанс — сбежать в сад, где в темноте преследовать невозможно.