Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее удачно казачья тактика выражалась в лаве, действие которой не один век называлось знаменитым «вентерем», блестящим мастером исполнения которого был атаман М. И. Платов. «Вентерем» на Дону называется рыболовная сеть, натянутая на ряд уменьшающихся обручей, и оканчивающаяся мешком. Рыба, обманутая первоначальным простором, в конце концов оказывается замкнутой в узком пространстве, где не имеет возможности развернуться, чтобы «бежать» из «вентеря».
Именно такая рыболовная снасть дала идею для действий степной казачьей конницы в стародавние времена. Казаки этот тактический прием отработали столетиями на обязательно пересеченной, не открытой для глаз, местности, с несколькими тесными проходами для конницы, заманивая врага в засаду. Если такой «вентерь» удавался, то врага ожидало или истребление, или плен. Вырваться из «вентеря» в таких случаях удавалась не всем.
Войны прошлого показали, что других построений на поле битвы с любым врагом казаки не знали. «Регулярство» было не для них. Там, где нельзя было биться шашкой или пикой на коне, казаки обычно спешивались и начинали вести огневой бой. В таких случаях сбатованных (сбитых в табун) лошадей оставляли за позицией сотни или полка под надежным присмотром.
Казачьи войска имели свою конную артиллерию. Сначала это были одиночные, разнокалиберные пушки. Затем на Дону появились первые конно-артиллерийские роты, на смену которым пришли казачьи батареи. Казачьи орудия хорошо прикрывали действия конницы, и не было случая в Отечественную войну 1812 года (и в других войнах), чтобы хоть одно донское орудие оказалось во вражеских руках.
Во время походных движений русской армии, во время расположения ее на поле битвы или в полевом лагере, из легкоконных казаков выставлялись дальние сторожевые цепи. Порядок службы в них (днем и ночью) был основан на секретах (высланных вперед скрытых на местности боевых дозорах), на «подслушивании и выглядывании» одиночных всадников, которые, будучи захваченными, становились «языками».
Обычно высланная вперед застава время проводила так. Расседлав коней, большая часть казаков укладывалась спать. На «курганчике» устраивался бдительный, недремлющий часовой (и не один, а с напарником). Они зорко всматривались на все стороны. Впереди заставы, порой версты за две, находился казак-«охотник» (доброволец), притаившийся в укромном местечке. Вместо него могла быть и небольшая партия конников во главе с офицером или урядником.
Если появлялся неприятель, то казак-«охотник» (или партия) делал «выпал» (выстрел из ружья или пистолета). Часовой на «курганчике» немедленно поднимал заставу по тревоге. Казаки, «подкрепленные сном», садились на коней и уже через несколько минут мчались к тому месту, где появился враг.
Особенность действий выдвинутых вперед от главных сил казачьих партий состояла в том, что им приходилось перемещаться без каких-либо карт, а время определять «по солнышку». Часы, по бедности, в начале XIX века имели немногие офицеры даже из числа старших.
Успех казачьей службы, победные дела, высокие моральные и боевые качества конных бойцов иррегулярных войск русской армии заключались в том, что на военную службу казака снаряжали отец и мать, дед, вся семья. Они доступным языком говорили ему о чести быть воином-казаком, внушали быть храбрым, напоминали о чести их фамилии. Поэтому казак на войне, будь он в бою или на чужбине, всегда помнил родные места, станицу или хутор, как семья провожала его на службу и на брань. Помнил наказ отца и матери.
Провожали казаков на службу, в поход и на войну всем станичным или хуторским миром. При этом в земляках равнодушных к нему людей служивый казак никогда не видел. Так было столетиями на Тихом Дону и Урале (Яике), Кубани и Тереке, Енисее и Амуре…
Провожали казака-донца, уральца, оренбуржца и черноморца в 1812 году на службу и в ополчение так, как поется в песне, сложенной на слова донского казака-поэта А. Туроверова:
Конь боевой с походным вьюкомУ церкви ржет: – кого-то ждет.В ограде бабка плачет с внуком,Молодка возле слезы льет.
А из дверей святого храмаКазак в доспехах боевыхИдет к коню, из церкви прямоС отцом, в кругу своих родных.
Жена коня подводит мужу,Племянник пику подает.«Вот, – говорит отец, – послушайМоих речей ты наперед.
Мы послужили Государю,Теперь тебе черед служить.Ну, поцелуй же женку Варю,И Бог тебя благословит!
И да пошлет тебе Он силыДолг службы свято соблюдать,Служить, как мы Царю служили,И славу рода продолжать.
Иди туда, куда укажутГосподь, начальство и черед,Когда же в бой лететь прикажут,Благословясь, ступай вперед!
Но ни в бою, ни перед боемТы не бранися, не ругай;Будь христианин и перед боемКрестом себя ты осеняй…
Коня даю тебе лихого,Он добровит был у меня,Он твоего отца седогоНосил в огонь и из огня.
А добрый конь – все наше счастье,И честь, и слава казака,Он нужен в счастье и в напасти,И за врагом, и на врага.
Конь боевой всего дороже,И ты, мой сын, им дорожи;И лучше сам ты ешь поплоше,А лошадь в холе содержи!
Тот колет пикою ловчее,И в деле тот и молодец,Кому коня добыл добрееДед, прадед, дядя иль отец…
А вот и пика родовая,Подруга славы и побед,И наша шашка боевая —С ней бился я и бился дед!
Исправен будь! И старших слушай,Найди товарища себе.Живите с ним душа вы в душу,Клянитесь выручить в беде!..
Куда придешь – ты, первым делом,Разведай все, – до пустяка.Где тракт какой, кто есть, примером,Где лес, где села, где река.
Тогда ты свой в чужой сторонке,И командирам ты рука!Ведь ловкость, сметка да сноровка —Весь капитал у казака!..»
Современников из числа недругов России в «грозу 12-го года» поражало казачье войсковое товарищество, взаимовыручка и взаимопонимание. Они основывались на вековых традициях казачества. Можно взять тому в пример такие слова. Вызывая донского генерал-майора И. К. Краснова в действующую армию, атаман Матвей Платов писал ему: «Вы мой соотечественник; надеюсь иметь в Вас и доброго помощника».
Объединившиеся воедино две русские Западные армии, прикрывшись сильным арьергардом под начальством атамана Платова, отступали все дальше и дальше от Смоленска к Москве. А. П. Ермолов писал в «Записках»:
«9-го числа вся 1-я армия, соединясь за Днепром, пришла к селению Усвятье. Днем прежде 2-я армия расположилась недалеко от Дорогобужа. В состав арьергарда поступили многие егерские полки и кавалерия. Им командовал генерал-майор барон Розен, состоя в полном распоряжении генерала от кавалерии Платова, которому приказано оставаться у самой переправы долее, дабы собрались люди усталые. Сильные партии должны отправиться вверх по Днепру, наблюдая, чтобы не беспокоил неприятель отправленные из Смоленска обозы и транспорты чрез Духовщину на Дорогобуж. Все прочие тяжести и все раненые отправлены из Духовщины в Вязьму и были вне опасности».
…Русские 1-я и 2-я Западные армии продолжали отход к Москве. Все это вызывало глухой ропот в войсках, от нижних чинов до генерала от инфантерии князя Петра Ивановича Багратиона. Но Барклай де Толли, военный министр России, был неумолим в своем решении как можно глубже заманить врага на территорию России, растянуть до невозможности его коммуникации, а потом нанести ему поражение в полевой битве. Собственно говоря, назначенный главнокомандующим М. И. Голенищев-Кутузов одобрит такой план ведения войны против императора Наполеона и его действительно Великой армии.
Роптали против отступления и в казачьих полках. Там тоже видели вину за отступление в «немце» Барклае де Толли, и в тех «немцах», которых было немало в его окружении. Начальник барклаевского армейского штаба А. П. Ермолов в своих мемуарах рассказал о том, как относился к ним атаман Матвей Платов, который уже не единожды с началом войны брал со своими «степными осами» «поверхность» над вражеской кавалерией, то есть громил ее, начиная от славного боя под Миром:
«Атаман Платов сказывал мне о показании взятого в плен унтер-офицера польских войск, что будучи у своего полковника на ординарцах, видел он два дни сряду приезжавшего в лагерь польский под Смоленском нашего офицера в больших серебряных эполетах, который говорил о числе наших войск и весьма невыгодно о наших генералах.
Разговорились мы с генералом Платовым о других, не совсем благонадежных и совершенно бесполезных людях, осаждавших главную квартиру и, между прочим, о флигель-адъютанте полковнике Вольцогене, к которому замечена была особенная привязанность главнокомандующего. Атаман Платов в веселом расположении ума, довольно смешными в своем роде шутками говорил мне:
- Прослушка. Предтечи Сноудена - Борис Сырков - Военное
- Опыт теории партизанского действия. Записки партизана [litres] - Денис Васильевич Давыдов - Биографии и Мемуары / Военное
- Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II - Владимир Пичета - Военное
- ЧВК. История и современность. Горе побежденным! - Vagner - Военное / Публицистика
- Русский победный марш по Европе - Валерий Шамбаров - Военное
- Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования - Валерий Соловей - Военное
- Руководство ЦРУ по контрразведывательным допросам - Автор Неизвестен - Военное / Психология / Руководства
- Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной Войны. 1941–1945 - Дмитрий Зубов - Военное
- Стратегические операции люфтваффе. От Варшавы до Москвы. 1939-1941 - Дмитрий Зубов - Военное
- Тайна без точки - Альбина Коновалова - Военное