Замуж — никогда - Винк Таня

Аня повернулась на бок и прижала телефон к груди. Что бы ею ни руководило, какие бы мысли ни возникали в ее голове, в груди уже зарождалась любовь, и Аня ничего не могла с этим поделать — это выходило за пределы ее влияния, ее контроля. И пугало. Пугало и заставляло принимать решение. Это решение было очень важным. И она его примет. Должна принять. Чтобы в очередной раз не разочароваться. А еще потому, что любую проблему нужно решать сразу, вычерпывать ее до дна, как бы больно ни было. Вот Игорю она не смогла сразу сказать правду, и отношения у них были ужасные, лучше бы их вообще не было — и какой черт ее тогда попутал?

Да, больше этого не произойдет. Главное, чтобы крышу не снесло, иначе ее накроет паника. А паники она боится. Она не любит выходить за привычные рамки. Вещи в шкафах должны быть аккуратно сложены, баночки в кухонном шкафчике — стоять в определенном порядке, плинтусы — сверкать, и она всегда должна четко следовать расписанию. Любое отклонение от расписания, любая не на месте стоящая баночка вызывали у нее панику. Иногда легкую, а иногда такую, что Аня долго не могла взять себя в руки — сердце колотилось, тело покрывалось пóтом. Она долго не находила себе места — из-за того, что баночки нет на месте, или потому, что не удалось уложиться в отведенное на какое-то дело время и расписание было нарушено. Да, это ненормально, но такая уж она…

С Игорем расписание нарушалось постоянно, с ним Аня сразу же почувствовала себя неуютно. В чем это выражалось? Ну… Ане казалось, что Игорь давит на нее — жестами, словами, взглядами. Его движения выражали какую-то обособленность, будто он был сам по себе, будто гнул какую-то свою, известную только ему линию. Голос Игоря звучал назидательно, хотя он был старше Ани всего на три года. Назвать его симпатичным было нельзя… Что же тогда держало ее рядом с ним? А непонятно что! Игорь приглашал ее на свидание, и Аня принимала приглашение. Нехотя, как будто была обязана… Она всем своим видом говорила, мол, я не хочу тебе нравиться, не хочу обольщать, но нежелание его обидеть брало верх. До секса у них так и не дошло, а вот до пощечины… Аня приняла ее как должное — сама виновата, давно надо было поговорить с ним откровенно. После пощечины девушка окончательно уверовала в то, что ей сложно общаться с парнями, хотя Игорь был первым, с кем она пошла на свидание.

Дима же… Димка, Димочка… Тут она ничего не понимает… Ничего! Он с первого взгляда, с первой секунды показался ей родным. Как там в этом коротеньком японском стихотворении? «Подует ветер, и встает волна, затихнет ветер, и волна спадает…» Это о них. С Димкой ей хорошо. С ним она может быть сама собой. Аня никогда еще не чувствовала себя такой счастливой, такой уверенной в себе и… в нем. Ох и дурочка! Но какая счастливая дурочка! Стоп, Анька, это всего лишь первое свидание! Все твои мысли — иллюзия! Щелкни пальцами, и она рассыплется! Что? Не рассыплется?! Почему? Да потому, что это любовь!

Каждый день после работы они с Димой мчались в кафе. Потом он провожал ее до подъезда. Перед сном выходил на балкон и звонил ей. Аня тоже выбегала на балкон, и они разговаривали. Так прошло шесть дней. На седьмой день, вернее, на седьмую ночь, глядя на тоненькую фигурку на фоне ярко освещенного широкого окна, Дима сказал, тяжело дыша:

— Я хочу обнять тебя… прямо сейчас.

— Я тоже хочу тебя обнять…

— Я иду к тебе…

Сжимая в руке телефон и дрожа всем телом, Аня видела, как распахнулась дверь подъезда и на пустынной улице появился Дима…

…Разгоряченные, утомленные, безгранично счастливые, они с удивлением смотрели друг на друга. Смотрели и трогали друг друга, будто не верили глазам, а всходившее майское солнышко уже пыталось протиснуть жаркие лучики сквозь плотно задернутые шторы.

— Доброе утро… — Дима нежным движением убрал локон с Аниного лица.

— Доброе утро… — Она коснулась пальцем его щеки.

— Ты очень красивая, — прошептал он, скользя губами по нежной, бархатной, будто светящейся изнутри коже.

— Ты очень красивый, — прошептала Аня.

— Что это с нами? — спросил Дима, целуя ее плечи.

— Не знаю…

— Со мной никогда такого не было…

— Со мной тоже…

— Как хорошо… Мне никогда не было так хорошо…

— Мне тоже…

Осторожным и вместе с тем сильным движением Дима еще ближе придвинул Аню к себе. Ее глаза, ее рот были совсем рядом. Лежа на боку, она обвила его руками и ногами и закрыла глаза. Она все не открывала их… А он и не просил ее об этом, просто целовал ее, как еще не целовал ни одну женщину. А она отдавалась ему. Отдавалась вся, от кончиков пальцев до неистово бьющегося сердечка, вдруг почувствовавшего первую и вечную любовь, светившуюся и в его глазах.

Девочка не такая, как все

Полгода Инна в прямом и переносном смысле зализывала раны. Она сменила работу, вставила два выбитых зуба и начала поговаривать о том, что хочет поехать по туристической путевке в Германию.

— Достопримечательности посмотреть? — спросил Роман Андреевич, приподняв бровь.

— Да, — не моргнув ответила Инна и написала письмо Сашке, на старый адрес, в Западный Берлин, мол, могу приехать, давай встретимся.

И вдруг получила ответ: «Давай!» Инна глазам не поверила: адрес тот же; тогда почему Сашка ей не писал? Может, он не получал ее письма? «Выясню при встрече», — решила она и помчалась к председательнице профкома работников торговли, прихватив с собой два импортных бюстгальтера — любовь этой строгой дамы к элегантному белью, да и вообще к красивой одежде была всем известна, как и ее размеры. Еще Инна взяла с собой сто рублей в конверте — меньше та не брала.

Председательница вняла ее просьбе и пообещала выбить путевку. Инна тут же села на диету, посетила косметолога, сменила прическу, приобрела массу новых вещей — от трусиков до сумки, купила дорогущие французские духи и через три месяца вылетела из Киева в Восточный Берлин по непростой путевке. В ней было самое главное: семь часов пребывания в Западном Берлине, где в условленное время возле универмага «Ка-Де-Ве» ее будет ждать Сашка. «…Сюда обычно привозят советских туристов каждый день в четыре часа», — написал он Инне.

Привезли их в начале пятого, и Инна вся извелась: а вдруг Саша не дождется ее, уйдет… Но как только она вышла из «Икаруса», к ней приблизился высокий красивый мужчина. Инна так громко вскрикнула, что вся группа обернулась. Но она этого не заметила, она видела только Сашку. Она распростерла руки и упала в его объятия. Как в юности…

— Инночка! Я так рад!

— Сашка! — Она прижимала его к своему встрепенувшемуся сердцу, не забывшему их любовь, первую и вечную. — Сашка… — Она вглядывалась в его лицо. — Ты такой… ты такой классный! Как я по тебе соскучилась! Сашка, я так ждала этой встречи, ты не представляешь, как я ее ждала! — лепетала Инна, будто и не прошло четырнадцати лет, будто и не было микроавтобуса, исчезнувшего в пыли, и Сашка никуда не уезжал.

— Инночка, я тоже рад… — Он взял Инну за плечи и обернулся. — Познакомься, это Наташа, моя жена… — Он указал на тощую, ничем не примечательную шатенку.

Они зашли в ресторан. Саша едва заметно прихрамывал. Пообедали. Поговорили. Про то, почему Саша не писал, Инна так и не спросила. Саша показал фото двух детей, загородного дома. Его жена подарила скатерть и набор салфеток. Инна все это оставила в гостинице. Руководитель группы пригрозил сообщить куда следует о ее контактах с иностранцами.

— Да пошел ты! — огрызнулась Инна.

Может, он и исполнил свою угрозу, но через два месяца рухнула Берлинская стена. А пока Роман Андреевич и Анечка встречали Инну на железнодорожном вокзале. На ней лица не было.

— Ты не заболела?

— Я здорова! — отрезала Инна, и смутная догадка о том, что она все-таки встретилась с Сашкой, заставила Романа Андреевича замолчать. И еще одна догадка заставляла его держать рот на замке: его дочка такая же однолюбка, как и он…