Мой (не)выносимый сосед - Ана Сакру

простреливают по коже, поднимают волоски на затылке. Отдёргиваю свои пальцы тут же. Мне этого не надо! Лиза, помни, что он козел!

– Видела списки фамилий – ничего похожего на Бука, – глухо отвечаю, поправляя на груди халат.

– Искала? – неожиданно Сашка спрашивает это совершенно серьезно, без улыбки.

Чувствую, как розовеют уши и отвожу глаза.

– Нет, конечно, просто внимание почему-то обратила.

Повисает секундная пауза, которую можно ножом разрезать.

– Я – Лютик вообще-то. Бук потом что когда пришел в секцию, пацаны начали ржать, что какой же ты Лютик – ты целый букет. Я высокий был, хоть и тощий, и плечи непропорционально широкие.

Я невольно расплываюсь в улыбке, снова поднимая заискрившиеся весельем глаза на Сашку. Букет…мне от души смешно, но сдерживаюсь.

– Так и понеслось, Бук, Букет. Через пару лет только Бук остался, – проводит он ладонью по затылку, – Теперь ясно?

– Ясно, – киваю, – Лютик тебе идет.

– Ну да, – закатывает глаза, – Лучше скажи где матрас мой надувной, если не собираешься класть меня на своей кровати. Или собираешься?

– Нет! – возмущенно выпаливаю.

– Я так и думал, тащи матрас.

Выдав Сашке белье, матрас и ручной насос, я удаляюсь в спальню. Выключаю свет, ныряю под одеяло и, не дыша, прислушиваюсь, как он возится на кухне, устраиваясь. Только сейчас замечаю, что пульс мелко шкалит и меня всю потряхивает от нервного перевозбуждения.

Вот это да! Как вообще это все могло произойти? Почему именно он? Разве такие совпадения в жизни бывают? Не верится…Я просто не могу это все осознать!

Вздрагиваю, когда дверь в спальню тихонько приоткрывается, впуская полоску света из коридора. Затаиваю дыхание, боясь пошевелиться и выдать, что я не спою.

Сашка бесшумно проходит к туалетному столику, оставляет на нем какую-то бумажку или что-то вроде того, застывает на пару секунд, косясь на мою постель, и так же тихо уходит, медленно прикрывая за собой дверь. Выжидаю несколько мгновений и вскакиваю с кровати. Подлетаю к столику. Как только вижу, что оставил, окатывает душный жар.

Злополучные две тысячи лежат на столе.

8.

Звонок будильника я встречаю с воспаленными сухими глазами и тяжелой, будто с похмелья головой. Нормально поспать так и не удалось. Вы знали, что надувной матрас – это прежде всего очень шумно? Каждая попытка этого двухметрового горного цветочка за стеной пошевелить хотя бы пальцем была слышна так, будто он ворочается прямо у меня в голове, безжалостно тесня мозги в разные стороны.

Хотя, странно…Пару раз у меня оставались ночевать друзья после небольших студенческих посиделок, я стелила им как раз на этом злополучном матрасе, и раньше никогда не замечала подобного эффекта.

Да, слышно было. Но не так критично!

Мысль, что я этой ночью маниакально прислушивалась именно к НЕМУ, я конечно же гоню… Еще дальше гоню попытки задуматься, почему я это делала.

Вместо этого выключаю мелодию будильника, накидываю халат, вскользь рассматриваю свое лохматое отражение в зеркале, пальцами провожу по спутанным рыжим кудрям и плетусь в душ. Спать хочется адски, по закону подлости я вырубилась с рассветом. И кто придумал первую пару в восемь утра!

Мне теперь так плохо, что я даже глаза полностью открыть не могу – так и бреду. По приборам. Пока не врезаюсь в чужое, незапланированное на моих радарах тело.

– А, черт! – от испуга взвизгиваю на всю квартиру и отшатываюсь к стене, – Ты чего?!

– Я чего? Это ты чего! – Сашка моргает такими же красными как у меня глазами и остервенело трет заспанное лицо, – Что орешь как сиреноголовый? Блин, аж в ушах звенит.

И правда ковыряется в ухе, морщась. Оглядываю его в этот момент. И мучительно краснею, переводя взор на дверь кухни за его спиной. Потому что Сашка в одних белоснежных боксерах. И потому, что у него в этих боксерах очень убедительный стояк…

– Я чур первая в душ, Я все-таки девочка. Девочкам надо уступать, – бурчу, поджимая губы.

Взгляд нервно бегает где-то в районе Сашкиной переносицы, не зная, на чем остановиться. Кажется, если прямо в глаза Лютику посмотрю – он увидит в моих зрачках проявляющееся отражение его эрекции как на карточке полароида.

– Хм…

Цветок – переросток с торчащей тычинкой выгибает левую бровь и подпирает плечом дверь в ванную, совмещенную с туалетом, не давая мне пройти.

– Отлить- то пустишь, девочка? – хриплым со сна голосом интересуется Сашка, кривя губы в нахальной улыбке и складывая руки на голой широкой груди, – Или я же мальчик, и, если припрет, могу и в раковину на кухне?

– Господи, какая мерзость! – шокировано пищу, – Только попробуй!

– То есть я первый, да? – улыбается Сашка шире, поднимая брови вверх, отчего лоб гармошкой.

– Пять минут тебе! И не вздумай отливать в мою ванну, животное! – сердито тычу в него пальцем, сдаваясь.

– В МОЮ ванну, – несется мне беззаботное в ответ.

– Пф-ф-ф! – мне остается только закатить глаза и, крутанувшись на босых пятках, отправиться на кухню. Ладно, кофе пока попью…

– Лиз, яичницу я люблю с помидорами! – орут мне из закрытой ванной, а потом раздается шум включенной воды.

– Я за тебя рада! – кричу в ответ, стараясь, чтобы меня услышали.

Не уверена, но кажется, получилось. До меня доносится приглушенный льющейся водой и стенами смех. Кусаю губы, чтобы не расплыться в дурацкой улыбке в ответ. Какой же он все-таки…Придурок… Классный…

С помидорами он любит. Будто я завтрак готовить ему побежала. Не дождется! Никогда!

Но рука сама непроизвольно распахивает холодильник, взгляд замирает на десятке яиц…

"В конце концов нам еще о будущем проживании договариваться," – оправдываю свой порыв, пытаясь заткнуть хихикающий внутренний голос.

***

Сашка и правда выходит из ванной уже минут через пять – я только успеваю вбить последнее яйцо. Щеки розовеют, когда он заходит на кухню, вытирая влажные волосы маленьким полотенцем для рук.

– Это же можно было взять, да? – протягивает мне полотенце.

Не поворачиваюсь – только плечами повожу, что без проблем. Мне вдруг дико неловко, что все-таки готовлю эту несчастную яичницу с помидорами. И еще от того, что Сашка в одних боксерах до сих пор. Он высокий, у него красивое спортивное тело, и я до сих пор помню его на ощупь, несмотря на то, что уже почти четыре месяца пришло. От этих мыслей воздух будто становится менее насыщен кислородом и тяжелее дышать.

– Одеться не хочешь, Саш? – мажу по его груди хмурым взглядом и снова поворачиваюсь к шкварчащей сковородке. У него темные небольшие соски – как монетки. И прибить себя хочется, что это подмечаю.

– Сначала