НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ - Данил Корецкий

Борсхана. Телохранительница диктатора-людоеда Мулай Джубы. Она, фактически изнасиловала его таким образом на глазах своего хозяина и

Может быть боль в спине, а может некстати всплывшее воспоминание, резко охладило его любовный пыл и практически свело его к нулю. Между тем Маша лихорадочно пыталась справиться с "молнией" на его брюках. Макс стоял на грани позорного фиаско, но девушка вновь издала вопль удовлетворения, а минутой позже

– Кто это? – встрепенулась Маша, вскакивая и оправляя халат. – А, твой

Макс с трудом поднялся, провел ладонью по липкому лицу и поковылял в

– Открой ему дверь, только спроси – кто? А я пока умоюсь…

Когда он вышел, Веретнев сбрасывал с крутых плеч респектабельное длинное пальто, а Маша, приветливо улыбаясь, говорила обычные благоглупости первых минут знакомства. По еe лицу невозможно было догадаться, чем она занималась

– Здорово, Максик! – Слон протянул Карданову тяжелую ладонь. Уголки не привыкших улыбаться губ чуть загнулись вверх. Хорошо знающий Веретнева человек

Глава 5. Способность убивать.

Изрядно подержанный опель "Фронтера" притормозил на тихой улочке Теплого Стана, где ещe не успели подключить фонари и установить троллейбусные растяжки.

– Надо порядочную тачку покупать, тогда бы ничего не было! А так за лохов

– А бабки откуда? – огрызнулся Крепыш. – Ничего, мы ему хорошо вкатили!

– Идиот! – рассвирепел Ринат. – Мы что, за этим ездили? "Объект" почему

– А чего? – буркнул с заднего сиденья Вьюн. – Крепыш в стойку встал,

– Сам ты придурок! – взорвался Крепыш. – Если бы ты "отключку" не

– Заткнитесь оба, – прервал спор Ринат. – Тихо.

Он уже набирал номер Атаманова, испытывая чувства человека, который провалился в выгребную яму, с трудом выбрался и теперь должен показаться на глаза веселящейся за столом компании. Больше всего Ринату хотелось сейчас вернуться на Ленинский с обрезом "ремингтона" 12-го калибра и несколькими

Когда оставалось набрать последнюю цифру, Ринат нажал клавишу сброса. Ночные доклады о неудачах не способствуют продвижению по службе. Да и здоровью

Он быстро набрал другой номер.

– Татарин? Возьми несколько ребят и подъезжай ко мне. Записывай адрес…

***

Обычная блочная пятиэтажка, обычный загаженный подъезд, обычная облупившаяся дверь со следами многочисленных перестановок замка. За дверью надрывно звенел звонок. Он не умолкал уже минут пять, потому что Клевец не

– Может нет никого? – угрюмо поинтересовался Фокин. Ему не нравилось прочесывать уголовное дно Москвы, не нравилось таскаться из притона в притон, не нравилась обстановка убогости, серости и нищеты лежащая на квартирах, мебели и озлобленных – пьяных, обкуренных или обколотых людишках, населяющих этот

Занимаясь крупными государственными и экономическими преступлениями, он никогда не имел дела со столь низкопробным человеческим материалом, зато Клевец

– Сейчас посмотрим, – негромко процедил он и, отступив на шаг, резко ударил огромным ботинком в район замка. Хрустнула древесно-волокнистая макуха и

– Не двигаться! – зарычал Клевец, врываясь внутрь. Фокин рванулся следом. Обязанности они распределили ещe в начале рейда: контрразведчик проверял кухню

В обшарпанном темном туалете было пусто, в захламленной ванной – тоже. На кухне у плиты стоял довольно крепкий парень в одних трусах, он бессмысленно пялился на ворвавшегося майора совершенно пустыми глазами, продолжая помешивать

Бац! Напружиненная ладонь Фокина обрушилась на лицо парня, сметя того под подоконник, миска перевернулась, варево вылилось на огонь, зашипело, по кухне пополз черный удушливый дым. Ногой отбросив нож под плиту, Фокин выключил газ, поднял незадачливого кулинара на ноги и потащил в комнату. Тот не сопротивлялся. Похоже, он вообще не понимал, что происходит: его сознание

Всю обстановку квартиры составляли явно притащенный со свалки огромный шкаф с оторванной дверцей, продавленный замусоленный диван и садовая скамейка. На диване, подобрав к подбородку колени и обхватив их руками, сидела совершенно

– Что, ханка сгорела? Ты что, Корма? Совсем сгорела, вся?!

Ступни у неe были расставлены и стоящий напротив Клевец в упор

– Где Татарин, я спрашиваю? – судя по тону, он задавал вопрос уже не первый раз. Но девчонка явно его не слышала. Она не замечала нескромного взгляда опера, ей было вообще плевать на ворвавшихся в дом незнакомцев. Ее

– Неужели ты все спалил, паскуда?!

Дверца шкафа приоткрылась, в щель просунулась голая рука с пистолетом, наставленным в спину Клевцу. На фоне предельной обыденности бытия это было неожиданно и нереально, как в фильме ужасов, где наибольший эффект достигается как раз контрастом привычного и чрезвычайного. Опер не замечал опасности, а руки у Фокина были заняты: правой он как клещами сжимал шею Кормы, а левой

Рука с пистолетом вытягивалась все дальше, заметно дрожа, как будто от усилия указательного пальца. Резко изогнув корпус, Фокин словно метатель молота изо всех сил швырнул Корму вперед. Беспорядочно размахивая руками, тот пролетел через комнату и с оглушительным треском врезался в дверцу шкафа, вбивая еe на

Через секунду в углу, скособочившись, подпирал одной рукой стену голый субъект неопределенного возраста. Вторая рука плетью повисла вдоль костлявого

– Оружием стал баловаться, Татарин? – полюбопытствовал он. – И зачем он

– Это газовый, – вяло шевеля языком, ответил субъект. Он явно находился в прострации. Корма с видом лунатика медленно поднялся на ноги, неуверенно

– А что, у тебя на газовый лицензия есть? – продолжал интересоваться

– А патроны – то боевые… И ствол расточен! Пристрелить меня мог, гад!

– Ты чо, начальник! – встрепенулся Татарин. – И да-а-же не думал!

Девчонка вскочила и попыталась наброситься на Корму.

– Ты что обещал, скотина?! За что я тогда вам давала?! Счас вломлю ментам

– Глохни…

На лице Кормы появилось осмысленное выражение, которое тут же трансформировалось в недовольную гримасу. Возвращение в мир реальности

– Так что влетел ты, Татарин! – гнул свою линию Клевец. – Оружие,

– Это когда? – настороженно дернулся тот. И тут же расслабился.

– Я только вчера из больницы вышел… В инфекции лежал, с дизентерией… Проверяйте, пожалуйста! А пушка не моя и сколько этой биксе лет я не знаю… И

– Да ничего, – примирительно сказал Клевец. – Спутали тебя с одним… Кто

– Да много… Семка Татарин… И одноглазого Мишку иногда так кличут… Вафлер

– Не боись, – успокоил Клевец, отстегивая с пояса портативную рацию. – Каждый баран висит за свою ногу! Ты только за себя ответишь… Сейчас пройдем на

Через полчаса приехали опер и участковый из местного отделения. Сдав им

– У тебя хорошая реакция, спасибо, – поблагодарил Клевец. – Вполне мог

– Что-то мы по самому дну шарим, – сказал Фокин, глубоко вдыхая чистый

– Обычное дело. Раньше говорили: бедные – это клиенты уголовного розыска,

Клевец что-то вспомнил и засмеялся.

– Был и другой вариант: теми, кто доволен жизнью, занимается ОБХСС, а

– Ни ОБХСС, ни КГБ уже нет, – недовольно отозвался Фокин. – А мы все

– Не скажи, всяко бывает. Наркошу за небольшие деньги на любое дело нанять можно. Часто так и делают. А что по дну скребем… С ними проще. Есть у меня несколько фигурантов с такой кличкой, но они из крутых. Иномарки, оружие на законном основании, ксивы всякие: то помощник депутата, то советник префекта, то консультант правительства… Попробуй к ним подступись! Тут уже без санкции дверь ногой не выбьешь: кодла всегда вокруг, охрана, адвокаты… Да и

Фокин промолчал. Клевец прав на все сто процентов. И милиция и контрразведка и прокуратура воюют с преступностью бедняков. Если личное состояние человека превышает годовой бюджет целого ведомства, то оно не в

– По десять квартир у гадов, дома, дачи, дети в Америке учатся… – завелся майор. – А я с семьей в малосемейке всю жизнь, десять лет стою на очереди! Дочка школу заканчивает, а куда я еe устрою? Любой институт или официально

– Сколько тебе лет? – спросил Фокин.

– Тридцать восемь. Два ордена, куча медалей. В звании перехаживаю уже

– Что будет с этими? С Кормой, Татариным, девчонкой? – спросил Фокин,

– С девчонкой ничего. Может оттрахает кто-то из сержантов и все, – невозмутимо пояснил опер. – А с теми двумя – как решат. Одного пустят свидетелем, второго "паровозом" – года четыре он схлопочет. За наркоту и

– Ничего.

Но Клевец распознал брезгливые нотки в голосе.

– Хочешь сказать, что бандюков с автоматами отпускаем, а наркошу за

Он тяжело вздохнул.

– И вы шелупень всякую караете, а на больших боссов только зубы точите.

– Так, – кивнул Фокин. – Но долго оно продолжаться не может, это время.