Марш обреченных - Владимир Свержин

Переодевание длилось довольно долго. Я успел сходить на кухню, поставить чайник и соорудить несколько бутербродов.

– Ну как? – услышал я голос Птахи, и в ту же секунду она возникла из коридора, одаривая меня голливудской улыбкой.

Ответить не этот вопрос можно было двояко. Честно и как подобает. Кроме тонехоньких трусиков на этой очаровательной особе была лишь портупея с пустой кобурой да черный берет, игриво натянутый поверх её рыжей гривы.

Говоря честно, вид её мне очень понравился, но положение обязывает!

– Тебе сколько лет, дитя? – с деланной суровостью спросил я.

– Скоро семнадцать, а че? – Она обвела взглядом свои уже вполне выдающиеся округлости. – Разве чего-то не хватает? – игриво поинтересовалась гостья.

– Да нет, все на месте. Форма не по уставу. Иди, приведи себя в порядок.

– Есть! – девушка поднесла к берету обе ладони, повернулась и, слегка покачивая бедрами, прошагала в спальню.

Я остался заниматься домашними добродетелями, в душе тяжело переживая потерю столь увлекательного зрелища. Вскоре маленькая обольстительница вернулась в легоньком полупрозрачном халате, развевающемся при каждом её шаге, от чего площадь тела, недосягаемая для чужих взоров была немногим больше, чем та, что закрывалась портупеей.

– Так лучше? – спросила она, перехватывая в свои руки бразды правления на кухне. Я вздохнул, в общем то признавая очевидную истину, что спасенная мною Птаха будет выглядеть эротично и вызывающе в чем угодно.

– Мы пока ехали, я все думала, кого ж это мне Бог на выручку послал. Круто ты эту урлу сложил! Пиплов только жалко. Мусора им точно вломят.

– Говори по-русски, – попросил я.

– Заметано, – согласилась девчонка, разливая по чашкам чай. – Так вот, я себе прикидывала, кто ж ты такой? На гэбэшника не похож, на мента тоже. Решила – десантура. Слегонца ошиблась. Морпех. Но круть. На тусовке расскажу, закачаются.

– Не надо, – покачал я головой.

– Что не надо?

– Рассказывать. Там у вас стукачей через одного, а мне неприятности не нужны.

– Партизан? – насмешливо глядя мне в глаза, прошептала Птаха, – От кого прячемся? Я все хотела спросить, что делает капитан морской пехоты в Москве?

– Мадмуазель – следователь?

– Это семейное. У меня отец в Химках ОБХСС командует, – рассмеялась хипушка. – А все же, если не секрет, чего это тебя сюда занесло?

– В академии учусь, – соврал я.

– Тогда понятно.

Вопрос вопросов нашел вполне логичное объяснение. Вечер прошел, как выражаются политические обозреватели, в атмосфере дружбы и взаимопонимания. На пятой чашке чая Птаха потребовала научить её стрелять из пистолета, и на мое возражение, что оружия у меня нет, недоверчиво хмыкнула и изрекла:

– Ну да, а в кобуре мы огурцы солим. Там, между прочим, следы оружейной смазки имеются.

Пререкания не привели к желаемому результату, и в конце концов моя настырная собеседница ограничилась обещанием обучить её «карате», как она по незнанию окрестила способ расправляться с противником, применению которого была свидетельницей.

По утру вызванный на подмогу Валера отвез сонное дите в Химки к подъезду отчего дома, и вернувшись, молча показал мне большой палец.

– Да ну тебя! – досадливо отмахнулся я.

Следующий раз я встретил Птаху года через четыре. Мы столкнулись нос к носу в одном из коридоров МГУ, где, как оказалось, оба имели честь учиться. Если я скажу вам, что за годы, прошедшие с нашей последней (и по совместительству – первой) встречи, она расцвела и похорошела, может быть это будет звучать банально, но зато будет чистой правдой.

Из храма науки мы плавно перекочевали в ближайшее кафе, а оттуда, когда ночь подобная плащу фокусника, превратила давно знакомый город в место загадочное, полное тайн и неизвестностей, отправились гулять по столице пешком, безо всякого маршрута.

Она уже давным-давно рассталась с тусовочным прикидом, феньками и тому подобными побрякушками, и мало кто, глядя на эту молодую светскую львицу, мог заподозрить её в причастности к хиппи. Отец её, получив повышение, руководил теперь отделом по борьбе с экономической преступностью в одной из московских префектур, так что теперь она считалась коренной москвичкой.

– Куда же ты пропал? – тихо спросила она, когда мы любовались панорамой ночной Москвы рука об руку шествуя по проспекту Вернадского. – Я искала тебя. Даже академии все обшарила. Думала – тебя встречу. Ты как в воду канул.

– Я уезжал по службе, – ушел я от ответа.

Она посмотрела на меня так же насмешливо, как в тот вечер.

– Понят * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * замолчали.

– А зачем искала-то? – прервал я затянувшуюся паузу.

– Саша, – она остановилась и повернулась ко мне лицом. – Я тебе нравлюсь?

– Ты много знаешь мужчин, которым не нравишься?

– Это не ответ! Да или нет! – потребовала она.

– Да!

– Тогда поцелуй меня…

* * *

Мы договорились встретиться через пару дней, однако в назначенное время я прогуливался по лондонскому Холланд-парку, наблюдая неспешные променады колониальных павлинов и ожидая появления некоего самоуверенного денди, для которого у меня была заготовлена небольшая, но весьма объемистая дискета, способная обеспечить место в палате лордов одной весьма влиятельной пожилой особе, как любили выражаться в застойные годы в официальной хронике: «В связи с переходом на другую работу».

Дискета эта была плодом трехмесячного труда специалистов Центра и в корне меняла политическую раскладку в Британском королевстве. Мои романтические похождения в данном случае никого не интересовали. Когда же, поколесив по третьим странам, я с очередным левым паспортом в качестве туриста въехал в Россию, Птахи простыл и след. Раздобыв через телефонную справочную Центра домашний номер отца моей возлюбленной, я набрался наглости и позвонил ей. Приятный женский голос очень вежливо разъяснил мне, что Аня (так звали Птаху в миру) уехала на море и будет месяца через два. Спустя указанный срок она действительно приехала. Еще через месяц состоялась её свадьба. Как можно было догадаться, не со мной. Мы ещё несколько раз встречались, временами разговаривали по телефону, но теперь наши встречи ограничивались чашечкой кофе и десятиминутной прогулкой: «Прости, спешу». Ничего более. Однако вопрос, по которому она мне была сейчас нужна, никак нельзя было причислить к делам амурным. Грубая и жесткая проза.

Я накрутил номер и спустя мгновение услышал в трубке её мягкий грудной голос: «Алло». Мне никогда до конца не удавалось уяснить, где начинается альт, где кончается сопрано, но то, как звучал её голос, по-моему, называлось контральто. Во всяком случае я его представлял себе именно так.

– Привет, Птаха, – невольно затаив дыхание, произношу я.

– Сашенька? Откуда ты взялся? Сто лет тебя не было слышно, – слышится в трубке радостный голос моей милой подруги.

– В боях и странствиях дальних.

– Как обычно. Рада, что вспомнил.

Обмен любезностями окончен. Теперь о работе.

– Птаха, солнышко, у меня к тебе дело.

– Вот даже как? – на том конце провода послышалось явное удивление и разочарование. – Что же нужно грозному льву от маленькой пташки?

– Это не телефонный разговор. Необходимо встретиться, – уклончиво отвечаю я.

– Хорошо. К трем часам у Дворца Молодежи сможешь быть?

– Смогу.

– Отлично. Я буду ждать у центрального входа. С нетерпением, – тихо завершает она.

Глава 9

Телефон зазвенел, когда я уже закрывал дверь, собираясь отправляться на рандеву с рыжеволосой красавицей Птахой.

– Ты дома? – голос Славы Бирюкова в трубке звучал как-то странно. Такое впечатление, что Мангуст четвертый пребывает в состоянии глубокой задумчивости.

– Не совсем. Ты поймал меня на пороге.

– Хорошо, что поймал. У нас осложнение.

– Что такое? – Я начинал судорожно перебирать возможность вероятного прокола.

– Сухорук мертв.

– То есть? В каком смысле?

– Ты знаешь у этого слова ещё какой-то смысл? – грустно спросил Слава.

– Прости. Ты прав. Скажи, мертв до или после встречи?

– Пока не знаю. Обнаружен после. Помнишь мужика в криминальной хронике показывали? Я ещё говорил, что лицо где-то видел.

– Это Сухорук?

– Он самый. Подполковник ФСК Олег Георгиевич Сухорук. У нас на доске объявлений в черной рамке.

– Ситуация накаляется.

– И не говори. Ладно. Я тут пока порою, что да как. Вечером встретимся в Центре.

– Заметано. До вечера.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Сухорук убит. Причем в этом случае даже самоубийством не прикрывались. Вот только до или после? До или после, вот в чем вопрос? Если до, то получается, что наш генерал его ждал, а пришел совсем не он, а кто-то другой. Чем кончилась встреча, нам известно. Тогда ключ ко всей задаче кроется в разработке, которую вел этот самый контрразведчик. Насколько я понимаю, просто так люди подобного сорта в гости к отставным резидентам не ходят. А если его убрали после? Вывод напрашивается сам собой, но судить пока рано. Подождем, что удастся установить капитану Бирюкову. А пока – аллюр три креста[17] ко Дворцу Молодежи. Нехорошо заставлять даму ждать.