Азеф - Валерий Шубинский

«Ввиду состоявшегося соединения „Союза социалистов-революционеров“ с „Партией социалистов-революционеров“ официальным органом объединенной партии, посвященным вопросам текущей жизни, становится „Революционная Россия“, выход которой мы постараемся сделать ежемесячным.

Теоретическим же органом Партии будет, в силу состоявшегося соглашения, издающийся за границей „Вестник русской революции“».

Этот номер газеты уже украшал впоследствии знаменитый девиз: «В борьбе обретешь ты право свое».

Позднее, в девятом номере газеты (которая действительно стала ежемесячной) был напечатан «федеративный договор» между Партией социалистов-революционеров и Аграрно-социалистической лигой, а Рабочая партия политического освобождения России объявила о прекращении самостоятельного существования.

Эсеры объединились. В Центральный комитет объединенной партии вошел Е. Ф. Азеф.

РОЖДЕНИЕ БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

В третьем номере «Революционной России» на тему, более всего интересовавшую нашего героя, говорилось уклончиво: «Признавая в принципе неизбежность и целесообразность террористической борьбы, партия оставляет за собой право приступить к ней тогда, когда, при наличии окружающих условий, она признает это возможным»[64].

Зато много места было посвящено описанию «преступлений» министра внутренних дел Дмитрия Павловича Сипягина. Собственно, главное преступление заключалось в следующем. В 1902 году некоторые губернии были признаны «неблагополучными по урожаю». Во время предыдущего голода, в 1891–1893 годах, интеллигенция рвалась помогать голодающим. Правительство, опасаясь, что эта инициатива может сопровождаться агитацией, ставило палки в колеса, предпочитая сосредоточивать помощь страдающим от недорода в руках чиновников — с точки зрения интеллигенции, поголовных жуликов и воров. В 1902-м в неблагополучных по урожаю губерниях все пошло по тому же сценарию, хотя до большого голода дело так и не дошло.

И вот 2 апреля 1902 года в Петербурге произошло следующее.

В Мариинский дворец, где должен был заседать Комитет министров, явился молодой человек в офицерской форме с депешей министру внутренних дел от великого князя Сергея Александровича, московского губернатора. Пока министр распаковывал конверт, офицер дважды выстрелил в него, после чего произнес: «С этими людьми так следует поступать». Он не пытался скрыться и был схвачен на месте. Прибывший на место управляющий делами министерства Куломзин спросил у террориста: «Вы, наверное, не офицер?» — «Нет, офицер, потому что умею стрелять», — ответил тот.

Он не был офицером. Личность его установили быстро. Степан Валерианович Балмашёв, двадцати одного года без одного дня, из дворян, потомственный революционер-народник, выпускник саратовской гимназии (одноклассник и лучший друг Алеши Рыкова, будущего предсовнаркома), студент Казанского, потом Киевского университета. Участвовал в студенческих беспорядках, но как-то по-детски: 23 января 1901 года, к примеру, раздавил ногами в шинельной университета несколько трубок со зловонными жидкостями — «с целью прекращения лекций».

Сипягин умер через час. На извлеченных из его тела пулях была обнаружена специальная крестовая нарезка, призванная «усилить их разрушительное действие». Это было непохоже на действия мстителя-одиночки. Как будто пули были еще и отравлены, что наводило на мысль о соучастии некоего фармацевта.

Балмашёв, однако, отказался давать показания о своих сообщниках, заявив, что «единственным помощником его было русское правительство». Отказался он и ходатайствовать о помиловании (несмотря на уговоры товарища министра внутренних дел Дурново и начальника управления полиции Зволянского) и 3 мая был повешен. Он был первым человеком, казненным в России в правление Николая II.

Боевая организация Партии социалистов-революционеров тем временем официально[65] взяла ответственность за убийство на себя. Это вызвало резкую полемику между «Революционной Россией» и «Вестником русской революции» с одной стороны и «Искрой» — с другой. Эсдеки пытались доказать, что Балмашёв все же был одиночкой, мстившим за притеснения студенчества, и что эсеры напрасно приписывают его подвиг себе. Эти усилия были понятны. Убийство министра внутренних дел — серьезный успех, который мог укрепить позиции партии и ослабить «ленинцев» и «плехановцев». Эсеры негодовали: «Мы… вряд ли и могли себе представить, что явятся люди, которые потребуют от кого бы то ни было нотариального удостоверения, паспортного свидетельства о принадлежности к революционному приходу»[66]. В самом деле — открыть подробности своего участия в «сипягинском деле» эсеры не могли по соображениям конспирации. Впрочем, уже через год с небольшим они были раскрыты полицией и оглашены на суде над Гершуни и его сподвижниками.

История создания Боевой организации Партии социалистов-революционеров и ее первого удачного предприятия вкратце выглядела так.

Первоначально Гершуни вербовал людей в организацию по собственному почину, за спиной ЦК, с помощью только Брешко-Брешковской.

Состав и структуру этой первой Боевой организации Чернов в показаниях по делу Азефа описывал так:

«Собственным центром БО, диктатором ее, в настоящем смысле этого слова, был Гершуни. Что касается остальных членов ее, то хотя число их достигало до 12–13 человек или, может быть, даже до 15, то они были в большинстве своем, так сказать, потенциальными членами БО, т. е. им было дано со стороны Гершуни принципиальное его согласие на участие их в террористических делах БО, причем они должны были, соответственно этому, устранившись от местных дел и соблюдая величайшую конспирацию, быть готовыми в любой момент быть вызванными для совершения какого-либо дела. В то же время из состава всех этих лиц двое были его ближайшими помощниками, и им он передавал время от времени свои функции, функции организаторства. Эти лица были — Крафт, которого он называл помощником № 1, и в отсутствие Крафта — Мельников»[67].

О втором и третьем лице в первой БО известно не так много.

Павел Павлович Крафт, ровесник Гершуни, сын надворного советника, бывший студент Московского университета, в 1890 году исключенный за участие в студенческих беспорядках, сосланный в Пензу, а потом в Саратов. Потом он жил в Киеве и Харькове, но тесные связи с саратовским эсеровским кружком сохранил.

25-летний Михаил Михайлович Мельников, из селенгинских мещан, бывший студент Горного института. Высланный в 1900 году на родину за все те же студенческие политические шалости, он бежал с дороги и жил на нелегальном положении. Человеком был, судя по всему, горячим и нервным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});