Диверсант № 1 - Сергей Самаров

Заяц хохотнул:

– Братаны его во двор нас пускать не хотели. Ворота, говорят, у них крепкие, сами парни тертые.

– А ты?

– А что мне долго разговаривать, только время терять. Они машину у ворот оставили. Тот «фордик». Я долбанул камнем по стеклу. Сразу выскочили все трое – и сам, и братаны. С двустволкой…

– А ты что?

– Ну, я ружьишко для безопаса отобрал. И поговорили мирно…

– Отдали ружьишко-то? Не жадные?

– А куда они, на хрен, денутся, когда на них с двух сторон по «помповику»…[18]

– Слышали они что?

– Сначала то же, что и другие, толковали. Потом я захотел в дом пройти, посмотреть, как живут, они вспомнили, что чечены знакомые им звонили, интересовались отцом вашим.

– По какому поводу?

– Что за человек, с кем живет, чем занимается.

– Что сказали?

– Сказали, как есть…

– Дальше…

– Все. Чечен это устроило. Здесь они не появлялись.

– Узнал, что за чечены?

– Московские. Телефон я взял. Уже «зарядил» на проверку. Позвонят, скажут.

– Готовься, поедешь в Москву разбираться. Дальше… Не спросил, что за «Газель» у магазина стояла? Они не могли ее не заметить, когда даже другие заметили.

– Сами про «Газель» рассказали. Заметили. С уфимскими номерами. У них в Уфе свои люди есть. Номера они знают.

– Номер засекли?

– Обязательно. У них собственная родственная охрана. На всякий случай, как во второй раз машину заметили, сразу записали.

– Проверил?

– Позвонил корешам. Проверят.

– Кто у них «крыша»?

– Так, районные…

– Ладно, пусть пока живут. Мы мелочиться не будем.

– Да я за стекло с них и так уже взял.

– За какое стекло?

– С их «фордика». Бесплатно я, что ли, камень бросал…

– Сколько взял?

– Пятьсот баксов. Пообещал в этом месяце камнями больше не бросаться.

Тихонов слушал забавный диалог вполуха. Даже не поворачиваясь. Но когда Столбов подошел к нему, сказал категорично:

– Надо как можно быстрее уфимцев проверить. Это след.

– Заяц, слышишь? Поторопи.

– Сейчас позвоню. Я мобильник в машине оставил. Так я там подожду, чтобы не мешать…

– Жди, – за шефа ответил Виктор Петрович.

Ему в самом деле нужна была тишина, чтобы сосредоточиться над газетными вырезками и сделать анализ. Работать, когда вокруг говорят и ходят, было трудно.

Алексей Владиленович положил на стол пожелтевший от времени лист бумаги:

– Я нашел выписку из решения ВТЭК. Датировано августом пятьдесят шестого. Здесь не указывается, что и как произошло. Только окончательный диагноз. Ампутация левого легкого. А я даже и не знал, что отец с одним легким живет. Ну да он человек не очень разговорчивый. Больше в себе держит. И переживания, и боль… Одним-то легким тяжело дышать. Потому он, наверное, и табачный запах не переносил. Ладно. Я просмотрю другие документы.

Виктор Петрович молча кивнул.

Ему в самом деле требовалась тишина на осмысление прочитанного. Показалось, правильная мысль где-то рядом витает, и следует только сосредоточиться, чтобы ее поймать.

Но эта же мысль уже начинала тормозить его активную деятельность. По мере углубления в материалы он понимал, во что ввязывается.

* * *

Тихонов просматривал газеты по порядку, начиная с первых по времени выхода в свет. Сначала шли перепечатки из зарубежных изданий, которые, очевидно, и привлекли внимание Владилена Юрьевича Столбова к проблеме. Он заинтересовался. Да и как можно этим не заинтересоваться человеку, которого, по предположению Виктора Петровича, столкновение с точно такой проблемой сделало инвалидом, перевернуло всю его жизнь. Дальше, в следующих газетах, начались публикации российских изданий. Чаще других попадалась «Комсомольская правда». И читалась она более основательно, с ручкой в руках. Подчеркивались и выделялись целые абзацы. В трех номерах была обведена аккуратной линией фамилия автора – Юрий Кольцов. В одной из газет подчеркнуты два телефонных номера. Это уже давало намек на то, что Владилен Юрьевич собирался связаться с автором или даже связался.

Что он хотел рассказать или даже рассказал?

Хорошо, если рассказал. Если успел. Мог и просто не успеть связаться с журналистом. Но если связался, то всегда есть возможность позвонить в Москву и выяснить предмет разговора. А что интересовало его самого? А самого его интересовали проблемы бывшего испытательного полигона и бывшей биологической лаборатории вооруженных сил на острове Возрождения в Аральском море.[19]

Естественно предположить, что Владилен Юрьевич Столбов служил именно на этом полигоне и именно там в результате какого-то чрезвычайного происшествия получил заражение, что и послужило причиной операции и последующей инвалидности.

Виктор Петрович достал трубку сотового телефона, дважды пробормотал под нос телефонный номер, чтобы запомнить, и позвонил.

Ответили сразу. Женский голос:

– Редакция.

– Добрый день. Я хотел бы поговорить с Юрием Кольцовым.

– Извините, он болеет. А кто его спрашивает?

– Это из Курганской области. У меня очень срочное дело. Просто очень срочное. Вы не могли бы дать мне его домашний номер телефона?

– Нет, мы не даем домашние номера сотрудников. Это исключено. Скажите, что вы хотели от него, я обязательно передам.

Тихонов недолго сомневался. Дело и правда не терпит отлагательства.

– У нас здесь чрезвычайное происшествие. Похищен человек, который или связывался с Кольцовым, или хотел связаться, потому что они занимались одной проблемой. Этот человек – Владилен Юрьевич Столбов. Если они беседовали, то Кольцов должен запомнить его фамилию. Вы можете записать номер моего мобильника и попросить Кольцова позвонить мне?

– Конечно. Диктуйте.

Виктор Петрович продиктовал.

– А кто, извините, вы? Что передать Кольцову? Какое отношение вы имеете к Столбову?

– Я бывший старший оперуполномоченный управления ФСБ по Свердловской области. Моя фамилия Тихонов, зовут меня Виктор Петрович. По просьбе сына похищенного я занимаюсь частным расследованием.

– Хорошо. Я постараюсь дозвониться до Кольцова как можно быстрее. Ждите звонка. Он вам обязательно перезвонит. Думаю, минут через десять…

– Я жду.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Комиссар Костромин не пожелал сам выходить на связь с управлением ФСБ.

– Здесь, в Москве, ты хозяйничаешь, – сказал Басаргину. – Мой звонок будет выглядеть так, будто я приехал помогать и контролировать. Лучше веди все переговоры сам. Авторитет нарабатывай. Если будет необходимость, можешь, конечно, и на меня сослаться.

Несмотря на довольно естественное объяснение, Басаргин понял, что Костромин уловил его нелюбовь к переговорам, обычно с трудом преодолеваемую, но тщательно скрываемую, и неназойливо помогает ему перебороть это качество. В самом деле, часто, когда возникала надобность в звонке, Александр просил сделать этот звонок или Тобако, или Доктора Смерть, которого Костромин обязал помогать новому российскому бюро до полного становления на ноги. Почти в таком же положении, как Доктор, оказался и Тобако. У Тобако был свой участок работы в Грузии, где он занимался пресечением потока героина в Россию. И сделал это так успешно, что вынужден был до некоторых пор уехать в Россию, чтобы избежать преследований со стороны грузинских властей, замешанных в наркоторговле самыми верхушками нынешней власти. Помощники Басаргину достались лучшие из тех, кого можно было пожелать. И он этим пользовался.

Слияние двух направлений в деятельности Интерпола – борьбы с наркоторговлей и борьбы с терроризмом – обусловливалось еще и новой концепцией отношения к терроризму, финансирование которого осуществлялось, в основном, как раз за счет наркоторговли. В этом случае годилась для работы и уже существующая, годами создаваемая сеть осведомителей и волонтеров, как называются в Интерполе внештатные сотрудники, время от времени привлекаемые к операциям. Но в этот раз Доктор в Уфе столкнулся с другой схемой, когда террористы противопоставляют себя наркоторговле. Это вызвало дополнительные препятствия в поиске. Предстояло искать новых помощников или привлекать официальные органы, с которыми не всегда удается договориться о равноправной совместной деятельности.

Сам Александр всегда испытывал некоторые трудности в умении договариваться. И знал за собой эту слабость. Ему проще было с кучей фактов совладать – проанализировать, выстроить их в цепочку и сделать правильный аналитический вывод. Но это качество его ума, оцененное сначала в ФСБ, а потом и в Интерполе, не могло заменить всей текущей оперативной работы, которую требовалось проводить. И Костромин, надо полагать, по подсказке Тобако и Доктора, легкими посылами направлял руководителя бюро к более выявленной самостоятельной деятельности. Тобако и Доктор, помогая новому бюро, продолжали вести свою работу в секторе борьбы с незаконным оборотом наркотиков, и эта работа никак не касалась деятельности Басаргина. И каналы связи с комиссаром имели свои. Так что никто не мог им помешать высказывать о руководителе бюро мнение и коллегиально обсуждать его. Более того, так должно быть, чтобы сделать деятельность бюро более эффективной. Александр сам понимал существующие правила и положение вещей как человек, не первый год имеющий отношение к спецслужбам.