Стихотворения - Иван Суриков

Но юный поэт не пал духом. Поэзия была для пего формой духовного существования, и не писать он не мог. Впервые напечататься Сурикову помог счастливый случай. При содействии все той же заботливой М. Любниковой его познакомили с еще более признанным литературным авторитетом того времени, поэтом А. Н. Плещеевым, принявшим живое участие в судьбе одаренного юноши. При первой же встрече он такими словами ободрил начинающего поэта: «У вас, Иван Захарович, много задушевности, правды и чувства — важные черты в поэзии, — работайте смело. Талант есть, голубчик. По местам, правда, встречаются шероховатости, неточности… Не велика беда… Талант ваш окрепнет… Работайте без смущения». Поддержанный Плещеевым, Суриков дебютирует в московской прессе и со следующего. 1864 года регулярно печатается в московском и петербургском еженедельниках «Развлечение» и «Воскресный досуг». Уровень этих массовых журналов был конечно, невысок, но сотрудничество в них способствовало творческому росту поэта.

Первые же публикации показали близость Сурикова к устному народному творчеству. Поэт смело развивает песенные и фольклорные традиции, иногда пишет по мотивам русских и украинских народных песен. В свою очередь многие его произведения расходятся по стране в виде новых народных песен, проникнутых щемящей тоской или просветленной грустью:

Что шумишь, качаясь.Тонкая рябина,Низко наклоняясьГоловою к тыну?

Народность этой поэзии была действительно неподдельной. «Что, удалый молодец, опустил ты буйную и сидишь за чаркою с невеселой думою?» Или: «Как простор степной широко-велик; как в степи глухой умирал ямщик». Чтобы писать с такой трогательностью и задушевностью, нужно было самому много выстрадать. Важно и то, что изображение горькой бедняцкой судьбы, показ народного горя обусловили созвучную содержанию и основанную на фольклорной поэтике песенную форму. Под пером молодого автора правда житейского наблюдения становилась правдой художественного обобщения.

Не твои ли это слезыНа пиру текут?Не твои ли это песниГрустью сердце жгут?..

И звучит в тех песнях горе,Горе да тоска…Эх ты, доля, эх ты, доля.Доля бедняка!

Песенная направленность Суриковского творчества, особенно на первом его этапе, совсем не случайна. Она в не меньшей степени, чем избранная автором тематика или поэтика, выразила крестьянскую сущность его мировосприятия. Как справедливо заметил видный русский этнограф и фольклорист П.Н. Рыбников, посредством своих песнопений «крестьяне могут отзываться на каждое событие в жизни, на каждое движение в сердце». [2]

Известный народник Г. Д. Деев-Хомяковский называл песни И. 3. Сурикова «коллективными песнями», настолько глубоко и органично выражали они народную психологию, настолько отчетливо звучал в них трагический голос всех обездоленных.

Я ли в поле да не травушка была,Я ли в поле не зеленая росла;Взяли меня, травушку, скосили.На солнышке в поле иссушили.Ох ты горе   мое, горюшко!Знать, такая моя долюшка!

Но в литературных кругах искренние, задушевные и полные горечи стихи молодого поэта успеха не имели. Одни критики замалчивали его. Другие — считали эпигоном А. Кольцова и И. Никитина. Господствовавшие в обществе предрассудки мешали правильно воспринять и оценить «мужицкую» поэзию поэта-самоучки [3]. Даже такой чуткий и прогрессивный литератор, как В. Г. Короленко, счел Сурикова всего лишь «средним поэтом». По-настоящему признали Сурикова, да и то с оговорками, только через десятилетие, незадолго до его смерти. А пока за свой литературный труд он получал крохотные гонорары и продолжал бедствовать.

***

Начало творческого пути И. 3. Сурикова совпало с целой цепью жизненных невзгод Первым ударом стало разорение отца. Строительство железных дорог подорвало ямщицкий промысел, а вместе с ним захирела и торговля у Суриковых, так как ямщики составляли основную массу покупателей в их овощных лавках. Отец запил, и его пришлось отправить в деревню. Мать была вынуждена пойти в кухарки к своему шурину Ивану Андреановичу. Не найдя лучшего места, стал работать у дяди-самодура приказчиком и сам Суриков. Некоторое облегчение наступило, когда ему вместе с вернувшимся В Москву отцом удалось снять небольшое помещение и открыть торговлю старым железом и углем. Но вскоре умерла горячо любимая мать Сурикова, человек, много значивший в ею жизни. Спустя три месяца, после очередного запоя, ею отец снова женится, на этот раз на сумасбродной женщине из раскольниц. Совместная жизнь с мачехой, превратившей дом в настоящий ад, оказалась невыносимой. Вместе с женой (Суриков женился в 1860 году на доброй и скромной девушке-сиротке Марусе Ермаковой, ставшей для него на всю жизнь любящей и заботливой спутницей) он уходит из дома.

Начинается еще более трудная кочевая жизнь. Суриков часто оказывается без крова и работы Попробовал он поработать в типографии, но из-за своей близорукости не смог. Лишения и моральные страдания оказываются настолько тяжелыми, что однажды, отчаявшись найти работу. Суриков чуть не бросился с моста в реку. Какая-то внутренняя сила удержала его, но он кажется окончательно сломленным. Непосильная нужда и отсутствие надежд на лучшее будущее вызывают у него такое чувство безысходности, что он начинает топить горе в вине. Однако «искра божия» не могла погаснуть так легко. Иван Суриков находит в себе силы уйти с кабацкого дна, и не малую роль в этом сыграла его писательская страсть. Он решает вернуться в угольную лавку к своему отцу, от которого к тому времени, предварительно обобрав, уже ушла новая жена.

***

С той поры продажа древесного угля и железного лома становится пожизненной профессией Ивана Сурикова. Трудности, которые ему пришлось испытать вместе со своим классом в бурный пореформенный период капиталистического развития России, сопровождавшегося болезненным разрушением прежнего уклада жизни, отягчались гнетущей семейной! обстановкой. Невозможно без душевной боли читать горестные признания поэта: «Отец убивает во мне всю энергию к литературному труду». Или: «Сколько я вынес от него горя, это ведомо Богу одному». Поэтому так понятен его «крик души»:

Не проси от меняСветлых песен любви;Грустны песни мои,Как осенние дни.

Большинство стихотворений И. 3. Сурикова пессимистичны. Это и не удивительно. Как его собственная судьба, так и наблюдаемая им жизнь обездоленной городской бедноты предопределили господство в его лирике мотивов социального разочарования и безысходности. Лирический герой Сурикова, потеряв веру в справедливость, не видит выхода из «житейской тьмы»: