Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман

России. Уровень жизни народа повышался, при этом средняя зарплата научных работников была больше, чем у трудящихся в других отраслях народного хозяйства. И наука отблагодарила сторицей: первый в мире искусственный спутник Земли, первый полет в космос, первый атомный ледокол… Построили огромное количество химических предприятий, которые использовали технологии, разработанные нашими учеными, а не купленные за границей.

С приходом к власти группы «Брежнев со товарищи» все — пусть очень медленно, особенно на первых порах, — стало меняться. Образ талантливого ученого как «героя нашего времени» размывался и замещался «деловым человеком», имеющим деньги и дефицитные вещи. При этом производимых в стране продуктов питания и качественных товаров народного потребления было явно недостаточно.

Люди, работавшие в торговле и в сфере услуг, стали самыми уважаемыми в обществе. А доходы научных работников, особенно не обладающих степенью кандидата или доктора наук, заметно снижались по сравнению с доходами работников торговли.

Помните, Иван Иванович, кем были главные герои художественных фильмов шестидесятых? Правильно, научными работниками и заводскими инженерами, пытающимися создать что-то новое. А в восьмидесятые на экраны вышел фильм «Блондинка за углом» с очаровательной Татьяной Догилевой в главной роли. И кем была ее героиня? Научным работником? Нет, Иван Иванович! Догилева играла продавщицу из большого гастронома, владелицу дефицита. Замуж героиня вышла за ученого-неудачника, который, чтобы не бедствовать, устроился подсобником в гастроном. На свадьбе у них были как уважаемые люди, которые могут достать билеты в театр, на самолеты, поезда, так и люди менее уважаемые — академики, профессора и прочие малопочтенные члены общества.

Именно тогда науке был нанесен сокрушительный удар, от которого она до сих пор не оправилась. В конце семидесятых, во времена брежневского застоя, начало меняться сознание молодежи. Помню, как в шестьдесят девятом году я с группой однокурсников был на практике в Будапештском университете. Мы поразились, что в летние каникулы студенты не едут в стройотряды, как это было принято у нас, а спокойно подрабатывают в ресторанах официантами. Причем (о ужас!) не стыдятся брать чаевые. Мы же с хрущевских времен твердо знали, что чаевые оскорбляют человека. Ведь к концу пятидесятых практически в каждом ресторане (их тогда было очень мало) висели таблички «У нас чаевые не берут» или что-то вроде «Не оскорбляйте персонал чаевыми». А тут спокойно протягивают руку и ждут, когда посетитель удосужится подать пять — десять форинтов. Так и подмывало спросить: «Куда смотрит комсомольская организация?» Ведь в те годы ей до всего было дело: вспомните прекрасный фильм «Разные судьбы». Муж уличает жену в неверности, дает ей пощечину, и куда она бежит жаловаться? В милицию? Нет, в комсомольскую организацию. И на собрании комсомольцев курса народ требует, чтобы были рассказаны подробности семейного скандала. А иначе им, видите ли, не вынести правильного решения. Даже тогда мне хотелось спросить ретивых борцов за нравственность: «Ну почему у вас нет ни такта, ни совести, почему вы грязным сапогом лезете в чужую жизнь?!»

Как-то в конце семидесятых я рассказал о своей поездке в Венгрию сотруднику — выпускнику Ленинградского технологического института семьдесят седьмого года, и он мне спокойно ответил: «Знаешь, в чем разница между моим и твоим поколением? Вы хотите получать за работу, прежде всего, почет и другие нематериальные ценности, а деньги для вас — не главное. А наше поколение согласится на любую работу, если за нее хорошо заплатят и она не грозит реальным сроком тюремного заключения».

Как следствие, начал падать авторитет научного работника, число желающих стать студентами технических вузов пошло на убыль. В шестьдесят пятом году, когда я поступал на химфак Ленинградского университета, конкурс был шесть-семь человек на место, на физфак — десять, а учиться на матмехе хотели пятнадцать абитуриентов на одно место. Через десять — пятнадцать лет конкурс в технические вузы упал более чем в два раза. И куда двинулся народ, Иван Иванович? Правильно, в первую очередь в торговые и экономические институты. Если не ошибаюсь, конкурсы там поднялись до пятнадцати человек на место.

Поймите меня правильно, Иван Иванович, я считал и считаю, что высококвалифицированные специалисты в торговле нужны всегда. Имея почти тридцатилетний опыт работы в бизнесе, я прекрасно понимаю, что экономика — такая же наука, как и химическая технология.

В советские годы, услышав, что в капиталистических странах научный работник получает меньше бизнесмена, я был искренне возмущен. Как же так?! Ведь бизнесмен просто торгует — подумаешь: берет в одном месте подешевле и продает в другом подороже. Научный же работник придумывает что-то новое, и поэтому он должен получать больше торгаша. Теперь я думаю иначе: в среднем доход бизнесмена должен быть выше, чем у научного работника, хотя бы потому, что первый рискует своими деньгами, а второй — чужими.

В те годы мне приходилось общаться со многими ребятами, которые либо учились, либо уже работали в торговле. К сожалению, основной движущей силой в плане выбора профессии у них была не модернизация торговли, а желание быть поближе к дефициту и денежным потокам, чтобы выиграть что-то лично для себя. «Если от многого взять немножко, это не кража, а просто дележка»[6]. Как следствие, во ВНИИНефтехиме, где я работал, и в другие институты стали реже приходить молодые сотрудники, которые хотели и могли бы учиться, набираться опыта и создавать что-то новое и полезное.

Раньше в науке существовала преемственность поколений. На примере ВНИИНефтехима это выглядело так. Фундамент института состоял из профессоров, родившихся в начале века. В семидесятых годах это были маститые ученые с мировым именем. Каждый из них — интереснейшая личность как в науке, так и в жизни. За ними шло поколение их учеников, пришедших в институт в конце пятидесятых — начале шестидесятых и к семидесятым ставших вполне сложившимися учеными. Как правило, они были кандидатами и докторами наук, занимали должности заведующих лабораториями или старших научных сотрудников. Эти ученые являлись становым хребтом института и учили молодежь, пришедшую в институт в шестидесятых — семидесятых годах. Иными словами, существовал конвейер по подготовке научных кадров.

В начале восьмидесятых приток молодежи в институты уменьшился. В мои годы после окончания вуза был стимул идти в науку, так как, если в течение пяти — десяти лет сотрудник защищал кандидатскую диссертацию, он получал специальную надбавку, и его зарплата увеличивалась как минимум до двухсот рублей, что по тем временам было вполне приемлемо. Впереди — следующий стимул: если сотрудник плодотворно работал, то через несколько лет получал должность старшего научного сотрудника, а это уже триста рублей в месяц. На эти деньги достаточно