Рейтинговые книги
Читем онлайн Моя сто девяностая школа - Владимир Поляков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 47

Он отскочил в сторону, стряхивая с себя обсыпавшее его конфетти.

В этот момент ко мне подскочил какой-то дяденька в военной форме с эполетами, похожими на серебряную вермишель, и сказал:

– Вон! Уберите вон этого хулигана!

Ко мне подбежала испуганная мама, схватила меня за руку и потащила из зала.

– Домой! Сейчас же домой, – шептала она (кричать во дворце было неудобно). – Ты что, с ума сошел? Ты же выстрелил в родственника государя… У меня могут быть большие неприятности…

Когда мы вернулись домой и мама рассказала об этом инциденте отцу, он, к моему удивлению, долго смеялся, а потом сказал:

– Наверно, это у нас родовое, семейное: мой двоюродный брат Борис стрелял в кременчугского полицмейстера.

Странно, что я не чувствовал никаких угрызений совести. Наоборот: я даже гордился своим выстрелом и по секрету рассказал о нем своему другу по Никольскому садику – Коле Татарскому. И Коля мне очень завидовал. Мне тогда было семь лет.

Я любил ходить с мамой на Александровский бульвар, где за оградой небольшого палисадника бродили гуси, которых можно было кормить через прорези ограды хлебом. На бульваре находилось кадетское училище, и часто по бульвару маршировали юные кадеты в нарядной форме, в черных брюках с красными лампасами. А впереди шагал оркестр, и блестевшие на солнце трубы играли мой любимый марш "По улице ходила большая крокодила", или торжественный марш лейб-гвардии Егерского полка.

Помню гимназистов в мышиного цвета длинных шинелях и в синих фуражках, которые продавали газеты, выкрикивая: "Петербургские ведомости"! "Петербургские ведомости"! Президент Пуанкаре встретился с Королем Георгом!"

И помню колокольный звон, когда звонили во всех церквах Петербурга по случаю святой пасхи В витринах магазинов стояли сделанные из масла барашки с золотыми рожками из фольги и высоченные ромовые бабы с воткнутыми в них бумажными розами.

Дома у нас готовили куличи и пахло шафраном и кардамоном. В специальной деревянной форме мама делала сырную пасху с буквами "Х- В." (Христос воскресе!)

Родители не верили ни в бога, ни в черта, но соблюдали все праздничные обычаи: красили яйца, зажаривали индейку, и на столе всегда стояли пасхальные гиацинты, от которых шел такой нежный аромат что казалось, замирает сердце.

В такой день к нам обязательно приходил дворник Федор и говорил – с вас приходится на рюмочку по случаю праздничка.

И отец давал ему полтинник. И еще наливал ему рюмку водки, которую Федор выпивал, обязательно перед этим крякнув.

В вербное воскресенье он приносил нам букет вербы, похожей на крохотных пушистых цыплят на веточках, в троицу приносил маленькую березку с клейкими листочками. И всегда при этом выпивал рюмочку и крякал.

По воскресеньям во двор к нам приходили дворовые музыканты с шарманкой и ученою обезьянкой, уличные акробаты или китаец-фокусник, который глотал иголки и показывал чудесные фокусы с горошинками и фарфоровыми чашечками. А то еще приходил петрушечник с ширмой и показывал, как Петрушка дрался с городовым. Заходили и цыгане с медведями.

Шарманка играла "Маруся отравилась", а мишка показывал, как пьяница возвращается домой.

Я очень любил смотреть в противоположные окна, за которыми шла своя, незнакомая мне жизнь. Брился и накладывал повязку на усы инженер Тютин, вязала большими спицами у окна мадам Сабсович, что-то паял огромной паяльной лампой водопроводчик Квентицкий, и, сидя за роялем, пела, распахнув окно, мадам Сольц. Я даже помню слова: "Пахнет липами в летнем саду. В синий сумрак прозрачной аллеи я к высокой решетке приду, когда станет в аллее темнее". Но ее пение заглушали крики дворовых посетителей:

– Точить ножи, ножницы!

– Лудить, паять!

– Халат! Халат! Покупаэм старыэ вэщи!

– Уголья! Уголья!..

Мама не любила, когда я бегал по двору, но я обожал играть с сыном дворника Федора в пятнашки или в казаки-разбойники с сыном прачки Акулины Колькой и с дочкой водопроводчика – Ленкой Квентицкой.

Мы носились по всему двору, визжали, прятались за помойкой и еще любили лазить за дровяной сарай, в котором счетовод Атрухин держал кур.

У нас был маленький двор, но тогда он казался нам большим и прекрасным.

Отец получил новое назначение. Он снял военную форму и перешел на работу в клинику. Мы переехали в новый дом купца Шурыгина, тоже на Большом проспекте. Это был восьмиэтажный дом с парадной, облицованной красными кирпичиками. Совсем рядом был кондитерский магазин "Блигкен и Робинзон", где в центре магазина стояла громадная ваза, наполненная конфетами. Пока родители покупали что-нибудь, хорошенькая продавщица, приветливо улыбаясь, раздавала детям конфеты из этой вазы (я бы вернул эту традицию сегодня).

Наступил семнадцатый год. Я его помню в основном из окна. В окно видел я манифестацию рабочих, которые шли, взявшись за руки, и несли красные знамена, на которых белыми буквами было написано:

"Мир хижинам, война дворцам!" "Земля и воля!", "Равенство и братство!", "Свобода!", "Долой фабрикантов и помещиков!", "Вся власть Советам!" Видел бегущих вдоль по мостовой городовых. Потом мчались броневики, на которых стояли рабочие в кожанках с винтовками в руках. А на крыше одной машины лежал матрос с пулеметом. Бежали какие-то женщины, все в красных платочках, и что-то кричали.

– У нас на крыше работает пулемет, – сказал отец.

Тогда я услышал трескотню пулеметной очереди и увидел бегущих по проспекту рабочих с красными бантиками на куртках. Вслед за ними строем прогалопировали на брызжущих пеной конях казаки в больших папахах. А затем казаки мчались врассыпную в обратную сторону, и многие без папах.

– Это – революция, – сказал отец. – Наконец-то!

Я не знал, что такое революция, но мне очень нравилось, что все бегают и стреляют.

– Что это такое – революция? – спросил я.

– Это значит, что будет лучше жить, – сказала мама.

– Значит, это действительно не плохо, – решил я.

Папа вышел на улицу с красным бантиком в петлице. Почти все на улице были с красными бантиками, и улица стала похожа на сад, в котором цвели маки.

Как раз напротив наших окон в большом сером доме помещался магазин резиновых изделий "Проводник". На стене этого дома прикрепился огромный каменный двуглавый орел в коронах, с державой и скипетром в когтях.

– Смотри, – сказала мама, – скорее смотри!

Я подбежал к окну и увидел, как двое парней поднимались к этому орлу в люльке, в которой обычно работали маляры и штукатуры. Они поднялись к орлу и большими молотками начали сбивать с него короны.

Короны рассыпались, и осколки камня летели на панель. Потом парни сшибли орлу головы и принялись за державу и скипетр.

– Так ему и надо – этому хищнику! – сказала мама.

…Помню, как мы с отцом ездили трамваем на Невский проспект в кинотеатр "Пикадилли" смотреть кинокартину "Стенлей в дебрях Африки". Там были львы, негры, охотники за гиенами. А когда мы вышли из кинотеатра и дошли до угла Садовой улицы и Невского, нас чуть не сбили с ног толпы идущих людей.

Две толпы шли навстречу друг другу, запрудив весь Невский. Одна толпа пела "Вихри враждебные веют над нами", а другая кричала: "Да здравствует Временное правительство!" Раздались ружейные выстрелы, все побежали, и мы еле вернулись домой. Это было третьего июля.

Помню еще забитый людьми Каменноостровский проспект. Дикая давка. Отец взял меня на руки. А на балконе дворца Кшесинской стоял небольшого роста человек в черном расстегнутом пальто и что-то взволнованно говорил. И все столпившиеся на проспекте смотрели на балкон и кричали: "Ура! Долой министров-капиталистов!" И опять: "Ура!" И папа кричал тоже. И даже я один раз крикнул "ура", потому что все так кричали.

По Большому проспекту шли дамы с вырезанными из картона щитами, на которых были приколоты жестяные значки в виде зеленого березового листика, на котором сидела коричневатая пчелка. Дамы останавливали прохожих и говорили: "Пожертвуйте кто сколько может на трудоустройство инвалидов войны". И дамы прикрепляли значки на грудь прохожим, которые опускали монетки в большие копилки. Мама мне купила такой значок, и я гордо носил его на груди.

Помню еще обыск. К нам пришли какой-то моряк в кожаной куртке, солдат в папахе и с ними наш дворник Федор.

Моряк сказал – проводим обыск на предмет, нет ли у вас оружия.

– У меня есть пташка. Осталась от военной службы, – сказал отец. – Я был военным врачом.

– Придется взять шашечку, – сказал солдат. – Вам не нужна, а нам еще пригодится.

И взял шашку.

– А это что такое? – спросил моряк, увидев на стене большой мой портрет. На портрете я стоял на дорожке Летнего сада, в матросском костюмчике, в бескозырке с ленточками, с детской саблей на ремешке.

– Смахивает на наследника царского престола Алексея Романова. С чего это он у вас? – спросил солдат.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 47
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Моя сто девяностая школа - Владимир Поляков бесплатно.
Похожие на Моя сто девяностая школа - Владимир Поляков книги

Оставить комментарий