Птица дивная - Кира Кольцова

«Зачем я нужен ей, успешной и невероятно красивой? – думал он, морщась от ноющей нарастающей боли. – Казанова! Для меня женщины – мусор, грязь из-под ногтей. Выковыривая, каждый раз, очередную щепку, попавшую под вечный и неизменный маникюр, я, не утруждая себя укором, смывал их струей! Струей своего самодовольства и неизменного покоя…

…Профукал бизнес, идиот! Потому что связался с ней, с Анжеликой… ведь было все хорошо, с Викой, для него, прибывшего из глубинки. Бизнес процветал для обоих. Вика, конечно, дура! Ну и что? Ее физиономия, имеющая явное сходство с образом «вьючного животного», меня особо не смущала. Деньги, которыми щедро «вскармливал» наш бизнес ее папаша из Киева, возводил ее в ранг желанной женщины. Я ведь старался… и финансист я не плохой, да и в Ульяновске «сохнуть» больше не хотелось, с моим-то прошлым, убьют ведь, если вернусь, не резон мне возвращаться. А Москва – не Ульяновск…

…Эта дура, Вика, все замуж за себя звала, обижалась, – продолжал размышлять он. Ну, какой из меня муж? Я с двадцати лет знал, что не смогу иметь детей! Притом, что дети, ни когда не входили в перечень моих интересов…

…Приехал Москву завоевывать… – на то и напоролся…»

Глава 2

– Ненавижу Москву! – громко крикнула Вика, то ли в шутку, то ли в серьез, добавив к фразе пару слов из ненормативной лексики. Она с грохотом поставила в угол металлическое ведро с грязной водой, бросила от себя швабру с дырявой тряпкой и разместилась на еще влажных ступеньках, старательно разыскивая в складках своей юбки карман, в котором непременно должны были отыскаться и сигареты и зажигалка. Мрак плохо освещенного подъезда старого дома на Ленинском проспекте, окутал ее, делая едва заметной. Длинная юбка с пропитанным грязной водой подолом – раздражала, и была спасением, одновременно. Серая, с диагональными полосками – она надежно скрывала и рваные колготки, и все остальные омерзительные подробности ее внешнего облика.

Оставив дымящуюся сигарету во рту, Вика наклонилась и поправила мокрый подол, мысленно утешая себя тем, что все, что маскировала юбка – не так уж волновало ее на самом деле.

– Подумаешь, дыры на колготках – да кто ж их видит-то! Ну, нет у меня денег на обновы разные! Такие, вот, утепленные – дорого стоят, – громко заявила Вика, обращаясь к недокуренной сигарете. Взяв ее грязными пальцами, она с удовольствием вдохнула в себя сигаретный дым, отдыхала, зная, что подъезд – вымыт, работа – сделана.

Сидя на ступенях лицом к выходу, Вика разглядывала свои грубо и очень коротко остриженные ногти, в которые намертво въелась подъездная грязь. Иссушенная плохим питанием, неухоженная женщина, лет тридцати пяти, с выбившейся прядью волос неопределенного цвета, явно претендующим на «блонд», с апельсинового цвета полосами – результат самостоятельного неумелого окрашивания, в общем-то, была довольна собой. Она курила и отдыхала, как умела на ступеньках дома, в котором недавно стала хозяйкой трехкомнатной квартиры. «Загнав» бесконечными пьянками мужа – москвича. Она успела, при его жизни настоять на своей прописке к нему, бездетному и заблудшему от житейской неустроенности, горькому алкашу.

Покорение Москвы шло по ее мнению довольно успешно. Вика на текущий момент полна планов по дальнейшему улучшению своей жизни. Готова была ждать и терпеть сколько угодно. Делать она ни чего не умела, кроме того как морочить голову наивному бедолаге, слезно рассказывая о своей абсолютной немощи и безудержной тоске по домашнему очагу, в котором она и только она должна быть хозяйкой и сама устанавливать правила. Вика сдавала приезжим собственную квартиру и, как опытная москвичка, по ее мнению, не утруждала себя поисками «достойной» работы. Сама при этом, снимала комнату в этом же подъезде, но ниже этажом и спокойно изображала трудовое рвение на весьма сомнительном поприще уборщицы, здесь же.

– Здорово все у меня сложилось, а главное, даже на улицу выходить не надо. И дом и работа – в одном месте, – бормотала она себе под нос. Самодовольство Вики тесно и гармонично переплеталось с ее самолюбованием и курением.

– Почему вы курите здесь? Виктория вздрогнула от громкого оклика в свой адрес со стороны спускавшегося по лестнице соседа. Он внезапно прервал ход ее мыслей и нарушил своим присутствием ее одиночество. Вика была этим крайне недовольна.

– А тебе чего? Иди, куда идешь! – закричала в ответ она. – Я, между прочим, здесь живу и имею полное право посидеть здесь спокойно, без всех вас!

Спускающийся, видимо, не испытывал особого желания портить себе настроение, продолжая этот разговор с соседкой, понимая полную бесполезность нравоучений в ее адрес и заранее угадывая, что время потраченное на это занятие будет потеряно зря. Ее неопрятный вид – усиливал желание поскорее выйти из этого душного места.

Эту сцену наблюдал вошедший мужчина. Не решаясь нарушить диалог присутствующих, молчаливо ждал, очищая от весенней грязи свою обувь о ершистый коврик. Понимая – кто перед ним, мужчина попытался не быть равнодушным к труду этой скромной женщины.

– Вы не подскажете, на каком этаже сорок пятая квартира? – спросил он, отстраненно думая при этом о завтрашнем дне.

– А зачем вам? – продолжая разглядывать свои руки, произнесла Вика.

– Дело в том, что я снял в сорок пятой квартире комнату и час назад от ее владельца получил ключи.

– Ну и денек сегодня, – недовольно отворачиваясь от мужчины, произнесла Вика.

– Простите, о чем вы? – поинтересовался он.

– Да! Я – знаю на каком она этаже – на третьем, потому что я живу в этой квартире и то же снимаю в ней одну комнату.

Мужчина слегка смутился, но потом вспомнил, что комната, которую он снял, была одной из трех, но не предполагал, что одна из них уже занята проживанием этой забавной дамой.

– Пойдем, я уже закончила уборку подъезда! – резко и настойчиво позвала за собой Вика. – Надеюсь, что вместе нам не будет скучно. Она улыбнулась очень открытой улыбкой, выставляя напоказ бледные десны и очень широкие и длинные зубы, с трудом прикрываемые пухлыми губами.

Мужчина шел впереди. Высокий, лет сорока, статный, с безупречной фигурой, длинными стройными ногами. Джинсы и короткая кожаная куртка, эффектно подчеркивали его внешность. «Какой у него зад…, – думала Вика, встревоженная, идущая позади него. А если меня отмыть и надеть новые чулки, да с волосами что-то сделать толковое? Да… срочно надо раскошелиться на косметику и белье, вот это мужик!» – продолжала размышлять она, замедляя ход, таким образом, наслаждаясь моментом. Виктория вдруг вспомнила, что она женщина. Вожделение подбросило ее туда, где мерещится для всех желающих седьмое небо! Туда, где она ни разу не была! Туда, где облака с запахом дорогого одеколона! Где на нее с взаимным интересом смотрят большие зеленые глаза мужчины, такого опрятного и серьезного! Его глаза! «Не похож на алкаша, – подумала Вика, открывая дверь, – не то, что мой бывший, оборванец…».

Пропуская вперед мужчину, Вика закрыла глаза, не в силах даже голову повернуть в его сторону. «Да Боже упаси, выдать себя!» – с испугом, подумала она.

– Там, чайник на плите! В морозилке – пельмени! Если ты голоден, ставь на огонь воду. Кастрюли – в шкафу! Я – в ванную! – скороговоркой, громко отчеканила Вика.

– Хорошо! Я – разберусь! – пообещал мужчина, улыбаясь.

Вика, стесняясь своего заброшенного и неухоженного вида – исчезла в просторной ванной комнате, прихватив с собой косметичку и, торопливо, закрыла дверь на щеколду.

Мужчина оглядел пытливым взглядом незамысловатую кухню – простенькую, но приятную, пытаясь, теперь уже, связать ее убранство с присутствием этой женщины. «Похоже, она редко посещает это место, подумал он, ее грязные руки…» Он достал с полки две чашки с темным чайным налетом и две тарелки с приборами. Несказанно обрадовавшись тому, что нашел соду – решительно почистил и то, и другое, и третье, явно не доверяя чистоплотности хозяйки, наспех вытер клеенку и сел за стол, в ожидании ее прихода, думая о том, что теперь ему придется считаться с этой женщиной, захотел бы он этого или нет. В кастрюле закипала вода для пельменей. Сквозь пыльное окно пытался пробиться солнечный свет, подчеркивая в кухне те места, которые срочно надлежало вычистить и вымыть. Более чем скромные обои – кудрявились, демонстрируя все потертости и подтеки. Мойка, от давности глубокой, стала рыжей, забывшая о белизне и глянце. Смеситель стал почти незаметен на сером фоне обоев. Старенький кафель на полу «звенел» под ногами, а занавески требовали немедленного внимания к себе по случаю чрезвычайной загрязненности.

Виктория вышла из ванной комнаты в стареньком розовом халате. Румяная и посвежевшая. Еще раз, оглядев свое отражение в зеркале и, довольная своим внешним видом – отправилась в кухню – за своей «мечтой».