Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

розыска полковник Лысенко. — Не успели, бляха, подписать в республике. Зам. начальника ихний с аппендицитом выпал из службы. — Но через неделю погоны поменяешь точно. Хотя мы служим не ради звёздочек, да?

— Ясный перец! — махнул рукой Малович. — Только чтобы народ как в сказке жил. Где только феи добрые вокруг, милые гномики, добрые волшебники-помощники, компартия СССР и мы рядышком со всем этим благолепием.

Начальник держал жену под руку, погрозил Александру пальцем, но возражать хорошей мысли подчинённого не стал. Улыбнулся и покинул двор почти ровно, без колебаний ног да поддержки супруги. После них ушел брат Борис с женой Аней. Он в знак одобрения праздника стукнул Александра по плечу. Крепко. По-братски. Старший брат был мастером спорта по лыжам и руку имел тяжелую. Но младший брат тоже заработал звание мастера спорта. Только по лёгкой атлетике. И потому плечо имел крепкое. То есть Борис не заметил, что попрощался с перебором, но и Александр тоже не обратил на перебор внимания.

— Когда тебе дадут полковника, — покачиваясь молвил старший брат. — Тогда я подарю тебе песню про отважных полковников. Напишу сам музыку и слова. Будешь петь её с коллективом на работе во время развода.

Они громко заржали, не смотря на принадлежность к интеллигентным профессиям. Борис работал корреспондентом в областной газете. Поржали и Аня увела Бориса, а Зина утащила мужа к забывшимся и в таком состоянии допивающим до дна всё оставшееся гостям.

— Вот тебе тридцать три года, блин! — старлей Никифоров забросил из рюмки в глотку сто пятьдесят армянского. — А где твои ученики-апостолы? Кто примет от тебя мастерство? Христос в тридцать три…

— Ну, ты договоришься спьяну! — прикрикнула на него Зина Малович. — Может Сашку ещё и распять предложишь? Чтоб воскрес завтра с утра и стал богом храбрых милиционеров?

— Так он и сейчас бог, — строго глянул на старлея капитан Дымко. — У тебя, опер, сколько задержаний?

— Двенадцать, — гордо сказал Никифоров, закусывая солёным сырым груздем «московскую». — За пять лет. В год по два, иногда и по три выходит. Нормально же?

— Вот утри сопли и не приставай к дяденькам, — Дымко налил себе ещё сто. — Учись. Тренируйся. У Палыча за десять лет пятьсот тридцать… Сколько там ещё, Шурик?

— Пятьсот тридцать девять, если сегодняшнее считать, — Малович тоже жевал груздь, но не пил. — Это официально. Да не занесённых в талмуд начальника, мелких всяких, около полусотни наберётся. А чё? Ловлю пока клюёт. Как все рыбаки.

Народ за столом развеселился и сперва поаплодировал Маловичу, а потом без баяна исполнил песню «Забота у нас такая!». После песни все стали прощаться, обниматься, желать имениннику самого-самого и всегда его получать, а также жить до ста и чуть раньше стать генералом.

Утром Зина спросила мужа.

— Саша, рассола налить?

— С какого бы? — умываясь, ответил Малович. — Я после восьми вечера капли на язык не капнул. Мне сегодня начальник обещал дело новое подсунуть. Гад! А мне бы натурально во Владимировку сгонять. Васька Короленко позвонил, сказал, что мотоцикл мой наладил. Забрать надо, да на рыбалку прямо там укатить. В котловане под Каракадуком сазан уже как поросёнок. И это в апреле, блин!

— А чего это Василия самого не было вчера? — Зина убирала со столов и носила посуду к колодцу в конце двора.

— А он в командировке. Послали в Омск новый бензовоз получать. На старом он девять лет по степям прыгал. Но подарок через сестру мою, через его жену передал. Во! Часы «Слава». Непромокаемые, нетеряемые и ничем не разбиваемые. Конкретно для оперативников угрозыска.

Начальник Лысенко в отличие от Маловича пил до упора, а потому утром смотрелся жалко. Потел, держался за голову и, почти не отрываясь, заливал в себя холодную воду из графина.

— Шура, — сказал он хрипло и тихо. — Езжай к ОБХССсникам областным. Найди Семёнова. Они сейчас шмонают экономистов нашей швейной фабрики «Большевичка». Туда чеши сразу. Но фабрика — это их дела. Пусть свою ямку копают. Но там прямо во время проверки завхоз пырнул ножом зама главного бухгалтера. Ну, вроде за то, что зам главбуха его подписи на складских расходных ордерах подделал и завхоз влетел таким макаром на тридцать восемь тысяч. Это ему пять лет тянуть в «четвёрке» Кустанайской.

Иванов, завхоз, забежал в кабинет, при ОБХССниках ткнул его в пузо ножиком, из столовой его взял, и успел убежать. Ну, сам понимаешь. ОБХССники же там только были. Они и муху — то не поймают. Они бумажки умеют листать. Он и смылся. Шустрый. Заместитель бухгалтерский в больничке. Вроде выживет. Но Иванова, Шура, надо отловить. И потом разобраться — подделывал зам подписи или нет. В любом случае — уголовщина. Да этот Иванов, говорят, маленьким ножом ударил. А сам здоровый как шкаф для посуды. Был бы тесак побольше — хана мёртвая бухгалтеру однозначно. Достань мне его, капитан. Всё. Башка рвётся на детали. Иди, Шура.

Малович нашел Семёнова и выяснил нюансы. Завхоз пока ещё без ножа полчаса орал на зама главбуха, таскал Семёнова за рукав на склад и говорил, что если по расходному ордеру товар ушел, то должна быть копия бумаги с печатью завхоза. А её нет. То есть этот козёл товар пихнул, деньги с кем-то поделил и сам написал бумажку с росписью Иванова. Но у Иванова, действительно, совсем другой почерк. Проверяли. А подпись вроде похожа, но печать другая. Бухгалтерская.

— Мы его помнём после больницы, — сказал Семёнов. — И всё установим. Только Иванова ты поймай. Он и нам нужен, и вам. Преступление, очень возможно, двойное. Экономическое и уголовное. Давай, Малович. Страна ждёт в напряжении правды или истины!

И Малович пошел на склад. У «Доски почета» во дворе остановился и долго смотрел, внимательно, на лицо завхоза. Доброе лицо крупного мужика. Они, большие, почти всегда добрые.

— А он сверху, когда подрезал бухгалтера, сюда не забегал? — спросил Александр Павлович тётку в синем рабочем халате со счётами в руках.

— Влетел как скипидаром политый в одно место, — зашептала тётка. — Сразу переоделся в брюки нормальные и куртку замшевую. Взял портфель. В него кинул бритву, кусок колбасы, хлеб и три блокнота каких-то. Потом убежал. По дороге плечом чуть стеллаж не снёс. Бугай здоровый. Хотя вообще — он мужик честный. Так я скажу, и все подтвердят.

— Да! — закричали вразнобой из разных концов склада. — Иванов просто так никого не тронет. Значит, довели до крайности