Путешествие в Страну Снов - Дмитрий Чернышев

Уже в классе, за партой, когда Федор их не слышал, Маша объяснила Ане:

– Понимаешь, до этого года Федор у нас самый крутой был. Ну, не в том смысле, что всех сильнее. Наоборот, Бес всегда его бил…

– А кто такой Бес?

– Эдик Обернибесов. Потом расскажу. Да и Прыщ тоже, в общем-то, здоровый, только трус. А Федька никогда им спуску не давал, даже с двумя сразу дрался. Ну они сначала смеялись, колотили его, потом им надоело – он-то не отступает, а потом и вовсе стороной обходить стали. – Маша мечтательно вздохнула. – С Федей считаются.

– А с Али-то что? – напомнила Аня.

– А, ну так вот. Была тут одна история. Али так дал Бесу, что тот целую неделю в школу не ходил. Федька так не может, вот и завидует. А по-моему, давно взял бы да и познакомился. Не девчонка же, в самом деле!

Прошла и география, которую вел любимый Машин учитель Петр Петрович Непомнящий. Злые детские языки дали ему кличку Склеротик. Что-то, конечно, в нем соответствовало такому прозвищу – он был очень рассеянным: забывал, какую тему сейчас проходят, очки, без которых ничего не видел, а один раз забыл дома портфель, и ему пришлось целый урок рассказывать про индейцев Северной Америки, чему все были безумно рады и слушали затаив дыхание. Но Маша считала, что все это пустяки по сравнению с его достоинствами.

– Знаешь, какой он добрый? – говорила она Ане после урока. – Он даже троек почти не ставит. А если кто-то совсем ничего не знает, влепит ему в журнал пятерку и говорит: «Пусть вам будет стыдно, молодой человек. В следующий раз будете учить». Между прочим, все его любят и очень уважают… Кроме БМП, конечно…

– Что за Бээмпэ? – Вопросов у Ани сегодня было немало.

– БМП, – ответил за Машу Федор, – Бес, Морда и Прыщ. Они у нас особенные. – И Федор задрал подбородок, показывая, какие именно. – Многие в классе под них подстраиваются, угодить хотят, но, если бы не эти трое, думаю, все было бы по-другому…

Прозвенел звонок, и они побежали в класс на последний урок – математику.

***

Учитель задерживался. Обстановка в классе накалялась, как вдруг через пять минут после звонка дверь распахнулась и с радостным воплем вбежала Галя Бойко:

– Клякса заболела!

Приглушенные голоса детей сразу же сменились дикими криками, и все стали оживленно переговариваться, обсуждая нежданно привалившее счастье. Клякса была учительницей математики и их классным руководителем, но даже отличники ее не любили. Объясняла предмет она путано и снижала оценки за все, особенно за неаккуратность и грязь. Поэтому за глаза Марьей Ивановной ее никто и не звал, а только Кляксой.

– Свиньи, просто свиньи! – постоянно ругалась Клякса, проверяя тетради и яростно черкая красным карандашом.

А Галя, не останавливаясь, продолжала, и те из учеников, кто любил сплетни и слухи, с замиранием сердца ее слушали.

– Представляете, жду я ее – ну, математику не сделала, решила сказать, что живот болит, – а тут директриса с мужиком каким-то на лестнице. «Не ждите, мол, Марью Ивановну. Заболела. Свинка, говорит, редкой формы, – а дальше, представляете, наклоняется к директрисе и тихо так: – Боюсь, изменения необратимы». Представляете?..

Галя тараторила, размахивая портфелем, и не заметила, как в класс вошла директриса – дама в очках, похожая на засушенную мумию, – а за ней с отсутствующим видом чуть седоватый темноволосый худощавый мужчина лет пятидесяти. Дорогой костюм из мягкой материи сидел на нем как влитой, на правой руке матово отливало зеленоватым сиянием массивное кольцо. Тонкий нос с чуть заметной горбинкой разделял лицо на две части, одна из которых была бесстрастной и неподвижной, а другая излучала пронизывающий холод. Разными были и глаза. Левый – водянистый, рыбий, почти бесцветный, правый же – такой черный, что казалось, будто это и не глаз вовсе, а дыра, в которую проваливаешься, как только начинаешь в нее смотреть.

С появлением незнакомца мгновенно наступила тишина, и Галя, обернувшись, только выдавила из себя:

– Ой… – и быстро юркнула за ближайшую свободную парту.

Мужчина не торопясь обвел глазами класс, отчего все почемуто поежились и вжали головы в плечи, а потом обратился к Антонине Петровне, истуканом стоявшей рядом с ним:

– Объясните детям, кто я.

Уже потом Аня узнала, что Антонину Петровну все жутко боялись. Обычно она рассматривала провинившегося сквозь очки, а потом произносила высоким скрипучим голосом:

– Ну-у-у!.. – потом выдерживала длинную паузу и добавляла с расстановкой: – Так что же мы с вами будем делать?.. – После чего рявкала, брызгая слюной прямо в лицо несчастному: – В колонии для малолетних преступников с вами цацкаться не будут!

Но поскольку с Антониной Петровной Аня знакома еще не была, она не смогла оценить поспешности, с которой та, только что стоявшая неподвижно, словно неживая, вдруг суетливо переступила и закивала головой:

– Да-да. Конечно. Дети… Это ваш новый учитель. Дело в том, что Марья Ивановна э… заболела. – Директриса вопросительно взглянула на мужчину и почему-то хихикнула, добавив громким шепотом: – Свинка. Понимаете, свинка!

Мужчина бесцветным голосом оборвал ее:

– Я, кажется, просил вас меня представить.

– Э… Дети, это профессор Зеро. – Антонина Петровна снова на него посмотрела, но, кажется, этому странному имени не удивилась. Впрочем, как и никто в классе. – Пока все не утрясется, он… на неопределенное время… заменит.

– Можете идти. Дальше я справлюсь сам.

Директриса попятилась и, не сводя глаз с учителя, боком выскользнула за дверь. Если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, то был бы очень удивлен. Как только дверь закрылась, Антонина Петровна вздрогнула, рассеянно посмотрела вокруг, нахмурилась, как будто что-то припоминая, и нетвердым шагом отправилась в свой кабинет, время от времени останавливаясь и оглядываясь.

А в классе творилось что-то странное. Такого непонятного, необъяснимого ужаса Аня не испытывала в жизни ни разу. Внутри все похолодело, на плечи давила тяжесть, хотелось спрятаться, исчезнуть, скрыться – лишь бы не быть рядом с этим человеком. Аня осторожно, через силу, посмотрела по сторонам. Все – или почти все – дети смотрели на Зеро как завороженные, не моргая и не отводя глаз. На ком-то Аня заметила капельки пота, кто-то мелко дрожал.

Профессор сел за стол, раскрыл классный журнал и медленно произнес:

– Сейчас… я буду называть ваши фамилии… а вы – вставать и говорить «Здесь». Всем понятно?

В абсолютной тишине все дружно, как сговорившись, закивали.

– И еще, – выдержав паузу и глядя куда-то поверх голов, Зеро добавил: – Обращаться ко мне вы можете просто – «Учитель». Старинный спор, знаете ли, с одним… псевдоучителем… малых сих. – Зеро прикрыл глаза, что-то вспоминая: – Я ведь детей тоже люблю… Вопросы есть?

Вопросов не было. Несмотря на последние слова учителя, класс почему-то все больше погружался в оцепенение.

– В таком случае приступим. Арутюнян.

– Здесь.

Зеро на мгновение перевел взгляд на поднявшуюся полненькую девочку с толстой косой, отчего у той внутри все похолодело, и продолжил:

– Бойко, – после чего продвинул палец дальше по списку. – Викулин.

– 3-з-здесь.

Один за другим ученики вставали, чтобы тут же сесть. Зеро редко задерживал взгляд на ком-либо дольше секунды, – казалось, он пронзал им каждого до самого дна, подчинял себе и, убедившись, что человек полностью в его власти, отпускал.

– Князева.

– Здесь.

– Макеева.

– Здесь.

Впервые Зеро споткнулся, когда произнес:

– Мухаммедов.

– Здесь. – Али посмотрел с вызовом и заставил учителя нахмуриться.

На географии Маша рассказала про Али кое-какие подробности, и Аня с интересом разглядывала этого как будто вылитого из стали паренька. Даже Эдик боялся его после недавнего случая, происшедшего в первых числах сентября и стоившего ему разбитого носа. Как он говорил, «было бы из-за чего!». Всего-то сказал вполголоса у Али за спиной: «Понаехали… Ур-роды черномазые!» Но Али повернулся и молча, не говоря ни слова и не спрашивая, кого Эдик имел в виду, заехал ему в нос с такой силой, что кровь целый час останавливали в медкабинете, а после Эдику неделю пришлось просидеть дома, пока нос не обрел первоначальные размеры. Конечно, потом у директора в присутствии отца Эдик возмущенно кричал, что он вовсе не имел в виду этого приду… ну, который появился в школе всего неделю назад. Но Али посмотрел на него сверху вниз (несмотря на то, что был на полголовы ниже) и промолчал, а на следующий день приезжал его отец, глава мусульманской общины, и о чем-то говорил с директором. «Наверняка взятку давал, чтобы сыночка в школе оставили», – говорил Эдик на переменах, не забывая, впрочем, посмотреть по сторонам и убедиться, что Али рядом нет…

Зеро с недовольным видом посадил Али на место.

Зато были среди учеников и такие, кто удостоился одобрительного кивка учителя. Например, Серафим Прыщев по прозвищу Прыщ, сосед Эдика, – по Машиному выражению, его глаза и уши, – влезающий без спросу во все разговоры и знающий все про всех, и Нонна Мордарь, с которой Аня уже имела «счастье» познакомиться. Впрочем, в этом не было ничего странного. Как Аня уже заметила, Морда с Прыщом на переменах постоянно шушукались, плотоядно облизываясь и перебегая глазками с одного одноклассника на другого. Обмен опытом, как говорил Федор. Прыщ был худым и вертлявым, с холодными потными ладонями и большими ушами, а Морда, напротив, крупная, на полголовы выше всех девочек в классе, но было в них обоих что-то родственное.