Подарите Наташе семью - Ольга Владимировна Герман

его счастливым.

Выпускной четвертого класса… Я здесь уже начала поправляться. Вечные больничные и освобождение от физкультуры сделали свое дело. Наша «ненаглядная» Нина Ивановна где-то училась и в тот год уезжала защищать диплом. Нам поставили другую учительницу. Так то я делала все уроки правильно, не правильно другой вопрос, но раз меня никогда не спрашивали, то я и не волновалась.

Как-то задали нам выучить стих «На севере диком…». Конечно, я выучила, как всегда…

– Степанова, к доске.

Я даже не сразу понял, что она сказала. Меня ведь никогда не спрашивали, я ведь отстающая, зачем на меня отвлекаться, когда есть много других умных детей. Я встала, ватными ногами сделала шаг.

– Дневник не забудь.

Е-мое, я даже забыла, что к доске дневник надо брать.

«На севере диком

Стоит одиноко…»

Я чувствовала себя, словно эта сосна. Стою одиноко «на голой вершине».

Рассказала, боюсь взгляд поднять на учительницу. Опять обзовет тупой, ленивой, а все будет смеяться. Опять весь позор достанется мне. «Молодец, 5» – она красивым почерком написала в дневнике.

– Умница, держи дневник, садись.

Но я стояла, даже поверить не могла, что мне написали «Молодец» и что-то так расстроилась, что слезы потекли.

– Ты почему плачешь, Наташенька?

– Не знаю.

– Вот дура- крикнул кто-то- повезло, пять хотела двойку схватить, а ей пять поставили!

Я не выдержала, еще сильней разревелась из выбежала из кабинета. Мне так захотелось куда-то спрятаться, провалиться сквозь землю, чтобы меня никто не видел никогда. Забившись в угол, я молча ревела.

– Наташа , – учительница положила мне руку на плечо – что с тобой, девочка?

А я реву, слово не могу сказать. Она больше ничего не спрашивала, только прижала меня к себе. Мы так и простояли до звонка. Я слышала, как в классе не утихает гогот. Я не знала причину смеха, но была уверена, что смеются надо мной. Слава богу, что урок был последний, иначе я бы не смогла вернуться в класс. Учительница (жаль, не помню ее имя) проводила меня до дома. Даже не помню, о чем мы говорили, но мне с ней было так хорошо, она была для меня идеалом. Возле подъезда я сказала ей: «Хочу, чтобы Вы были моей мамой», а она улыбнулась и поцеловала меня. Это были самые счастливые дни со всей моей младшей школы, пока она вела наши уроки. За это время успела получить несколько хороших оценок. Потом вернулась Нина Ивановна и сообщила «радостную» весть. Ее переведут учителем русского языка и она с 5 класса будет нашим классным руководителем. Мои надежды на старшие классы рухнули. Я опять лентяйка и тупица. В то день, когда она нам сообщила, мне было так грустно и плохо. Дома я подошла к маме и села к ней на коленки, ка раньше, когда я была совсем маленькая и со всей силы обняла.

– Ты что, раздавить меня хочешь? Лошадь такая, а все на коленки лезешь.

«Лошадь», новое название для меня. Я ушла в комнату, обняла медведя плюшевого и лежала. В душе так хотелось подойти к той учительнице и плакать просто так, чтоб она опять меня пожалела.

В старших классах все же стало легче, разные предметы, разные учителя. Я полюбила биологию, историю, а наша трудовичка говорила, что у меня золотые руки. Все, чему она учила, получалось у меня лучше всех. Она даже отдала свой крючок и несколько мотков пряжи, чтобы я дома вязала. Я вязала… Сначала салфетку, положила ее на комод.

«Что за тряпка? Пыли мало?» мама в то время всегда ругалась, я даже не обращала на нее внимание. У нас тогда отец серьезно заболел. Ну и решил, что жить осталось мало, бросил работу, начал пить, а мама все ругалась и ругалась.

Потом я связала берет. Он был очень яркий, красный с желтыми полосками «как у клоуна, в таких на улицу не ходят», а я ходила, пока он таинственным образом не пропал. Кофту я даже показывать не стала, она ажурная была, а значит, вся в дырках. Одену дома, пока мамы нет, и хожу.

9 класс…

Конечно, тогда в 9 классе я была «взрослой» и «сама отвечала за свои поступки»

1 сентября 9 класс. После линейки все разбрелись по компаниям. У меня не было компании, я пошла в соседний двор кататься на качелях. Вообще люблю качели, они меня успокаивают. Сидела и мечтала, что вот он – последний год, а потом можно уйти в училище и не видеть их всех. Будут все люди новые, будет все по-новому.

– Привет, красавица, может, раскачать тебя?

Я обернулась. Позади стояли три парня, они из 11 класса нашей школы.

«Ничего себе, – думала я, – со мной старшеклассники заговорили. Мы пообщались, не помню о чем, они показали свое «убежище» – подвал в доме. Там тогда с ними я первый раз попробовала портвейн и сигареты. Я думала: «Вот чело мне не хватает для общения – портвейна!» Выпила стакан и хоть с кем найдешь общий язык, глупая была и одинокая…

Отец к тому времени уже умер. Мать устроилась еще на одну работу, так что я ее почти не видела. И, когда я пришла в «хлам» пьяная и завалилась спать, ее дома не было.

Такие встречи стали ежедневные. Каждый вечер мы собирались вместе. Я была самая счастливая – у меня наконец-то появились «настоящие друзья»

Через месяц я узнала, что такое близость между мужчиной и женщиной. А еще через три я не дождалась женских дней. Это сейчас дети рано узнают, откуда берутся дети, а нам по биологии рассказывали только про тычинки и пестики. А может, на тех уроках я чего-то не дослушала, не знаю…

Три месяца я набиралась храбрости, чтоб подойти к маме.

– Что ты сказала? Что? – аж хриплым голосом закричала она.

– У меня нет месячных три месяца.

– Ты… Да ты… Сука…

Еще одно название для меня, как много их у меня. Мама схватила со стола скалку и как стукнет меня по мягкому месту. Я аж взвизгнула и побежала с кухни. Она догнала и била, по чему попадет, по ногам, спине, животу. Я бегала по комнате.

– Мама, мама, мне больно…

Потом я упала, но она не переставала бить. Смутно помню дальнейшее, только шептала: «Мама, мне больно»

Очнулась от резкого запаха. Женщина в белом халате совала мне ватку в нос.

– У нее кровотечение, мы ее забираем.

Она и еще какой-то парень положили меня на носилки. Подол халата сполз, оголив