Прилив - Владислав Михайлов

– Моя фамилия Порохневич. Можно просто Порох. Здесь меня все так зовут.

– Бартек.

Порохневич кивнул и ткнул пальцем в бутылку.

– Вам нужно выпить.

– Я не хочу. Здесь все воняет рыбой. Да вообще-то я и не собирался пить.

Порохневич поднес бутылку ко рту, сделал несколько глотков, затем осторожно выдохнул в кулак и, полузакрыв глаза рассеянно произнес:

Сломался якорь, и мачты всеТреснули вмиг пополам,И ветер мокрым бичом хлесталКорабль по его бокам.

Он выжидательно помолчал, а потом отпил еще немного.

– Кстати, здесь есть… – начал было Бартек.

– Нет, – перебил его Порох. Здесь ничего нет.

– … почта? Телеграф?

– Ничего, – угрюмо подтвердил блондин.

Бартек сделал несколько затяжек. Папироса была вонючая и отдавала жженым сахаром. Тлела она медленно, словно желая продлить курильщику сомнительное удовольствие. Напрасно он поехал с Ирмой в эту командировку. Сидела бы в своей квартирке, читала книжки, смотрела телевизор или занималась обыкновенной домашней ерундой, которую так любят женщины. Впрочем, она этого терпеть не могла. А теперь…

– Что же мне делать? – пролепетал он.

– Пить, – сказал Порохневич и пододвинул к нему бутылку. – Ибо через полчаса начнется прилив.

– Да что мне ваш прилив? Вы понимаете что со мной? – меланхолично поинтересовался Бартек. – Я потерял любимую девушку, сам черт знает где – ни почты, ни телеграфа… А вы – прилив! Что это за осторов такой, черт возьми?!

– О-о! Это очень особенный остров, – сказал Порох. ‒И зря вы возмущаетесь. Пути господни неисповедимы. Думаете, кто-нибудь из здешних обитателей попал сюда по собственной воле? Я тоже так думал, но ошибался. Я здесь всего два месяца…

– Кстати, какое сегодня число? – спросил собеседник Бартека. – Впрочем, неважно. Здесь все теряет смысл.

Бартек саркастически хмыкнул.

– Царство абсурда?

– Что-то вроде того, – с неизменным добродушием ответил Порохневич. – Вот я, например, стал здешним священником, – добавил он с ироничным смешком. – А раньшебыл контрабандистом – перевозил кофе и сигареты на один из островов. Однажды наткнулся на морской патруль. Товар, сами понимаете, бросил…

– Струсили?

– Не думаю. Просто двадцать лет за контрабанду, по-моему, многовато. Я уже не в том возрасте, чтобы начинать жизнь сначала. Решил, что лучше утонуть в море.

– А оказались здесь.

Порохневич щелкнул пальцем по пустой бутылке.

– Лучше бы я утонул.

– Почему?

– Долгая история. Выпейте хоть немного, иначе вам будет очень плохо. Приливы на острове хуже пытки, – Порох посмотрел на Бартека и, поняв, что пить он по-прежнему не собирается, продолжил: – Знаете, еще до того как стать контрабандистом, я хотел поступить в семинарию…

– Но жажда материального благополучия оказалась сильнее?

– Нет. Просто я понял, что священник из меня не получится. Я не способен убеждать людей, заставлять их верить себе. Скорее всего мне не хватало искренности.

– Может быть, – пробормотал Бартек. – Но от священника я бы сейчас не отказался. Даже от такого, которому не хватает искренности. Пусть он хоть атеистом будет. По крайней мере, это было бы лучше чем пить.

Порох пожал плечами.

– Помолитесь.

– Я не умею. Да и незачем. Знаете что… – Бартек вынул из бумажника банкноту и положил ее перед Порохневичем. ‒Возьмите на все этого пойла и, давайте, напьемся.

Порох осторожно взял бумажку, потряс ею в воздухе и положил в нагрудный карман.

– На все – это слишком много, – возразил он.

– Возьмите сколько надо, остальное оставьте себе.

Порохневич прищурился, отпил из бутылки, встал, и перед тем как направиться к импровизированной стойке из бочек, за которой дремал хозяин, сказал:

– Берегите деньги. Без них здесь туго.

– Мне кажется они здесь вообще ни к чему. На острове, как я понимаю, нет никаких экономических отношений.

– Да. Но так уж повелось. Традиция, если хотите.

– Понятно. Значит без денег здесь туго.

– Здесь особенно. Работать негде, а кормить задаром никто не станет. Хотя…

– Что?

– Ничего. Пустяки. На водку много уходит. Если не пить, то еще можно продержаться.

– Не пейте, – сказал Бартек.

– Нельзя, – бросил Порохневич и пошел к стойке.

Бартек проводил взглядом его приметную, несколько сутуловатую фигуру и наклонился над стариком, которого Порохневич столкнул на пол. Старик мирно похрапывал, видимо, не испытывая особых неудобств в своем положении. Бартек усмехнулся, взял бутылку и, преодолевая отвращение, сделал несколько глотков. Боль сразу отпустила, только в голове стало непривычно тяжело. Он сдавил виски пальцами и глубоко вздохнул.

А если Ирма выкарабкалась?

Он сознательно употребил это слово, потому что из такой каши можно было только выкарабкаться. Взрыв в носовой части лайнера, жуткий шторм, ночь, – все одно к одному. Он крепко держал ее за руку, и потом, когда спускались по трапу, перехватил запястье так, что она вскрикнула. И все-таки толпа разъединила их.

Порох принес три бутылки, наполненные той же мутноватой жидкостью, и выложил сдачу на ящик.

– Австралийские доллары. Наверное Дик расплатился. Он у нас один австралиец. Заберите. Понадобятся.

– А вам? – спросил Бартек, сгребая ладонью деньги. – Вам они не нужны?

– Нужны, но я предпочитаю зарабатывать их сам.

– И получается?

Порохневич забавно поморщился, словно давая понять, что разговор на эту тему ему неприятен.

– Знаете, мне надоела ваша постоянная ирония, – сказал он. – Давайте лучше выпьем.

– Я и не думал иронизировать, – ответил Бартек. – Вы сами говорили, что работать на острове негде. Как в таком случае можно зарабатывать деньги?

– Можно, – отозвался Порох и приложился к бутылке.

Бартек промолчал. Он допил свой самогон и мгновенно ощутил как крепко пьян. Лицо Порохневича и его шевелящиеся губы вызывали какие-то далекие ассоциации. Ему казалось, что он слышит голос Ирмы. Она кричала, но он не мог разобрать что.

Свирепый ветер, завывающий на все лады, смывал ее слова, как океан – следы на песке. Бартек сделал еще несколько глотков из другой бутылки и через несколько минут уснул сном без сновидений.

Волны устало накатывались на берег. В открытые двери прорывался теплый ветер, который потрепав одежду спящих исчезал так же неожиданно как появлялся. С берега доносился неприкращающийся шум прибоя. Начинался прилив.

3

– Вот видите, Бартек, – сказал Порохневич, глядя куда-то в щемящую глаза даль океана. – Все в порядке. Вам осталось только вылить на голову ведро воды и выокончательно при дете в себя. Поверьте моему опыту.

– Не премину воспользоваться вашим советом, – пробормотал Бартек. Он лежал на берегу и солнце нещадно впивалось в лицо, словно намереваясь выжечь его до самого черепа. – А как я здесь оказался?

Порох усмехнулся, как-будто собирался рассказать анекдот и своей ухмылкой уведомлял слушателей: «Ну, сейчас-то вы обхохочетесь!»

– Вы сами сюда пришли, – сказал он.

– Сам? – удивился Бартек.

– Именно, – пояснил Порох. – Вы были в полной отключке. Я нашел вас десять минут назад, – контрабандист сел рядом с Бартеком, зевнул в кулак и, прищурившись на небо добавил: – Вы звали Ирму.

Бартек слизнул с губ песчинки и сплюнул.

– Это не ваше дело, – решительно заявил он.

– Естественно. Я просто констатирую факт, – Порох лег, сложив руки на затылке. – Человек, произносящей во сне женское имя еще не совсем потерян для общества. Вот Мавр, например, когда спит – матерится. Можете себе представить? Два года назад у старика было свое торговое судно, и вот…

– Извините, – учтиво перебил его Бартек, – но в данный момент ваши истории интересуют меня меньше всего.

Бартек поднялся на ноги и ему показалось, что какая-то жестокая сила намеревается вдавить его в землю. Жутко болела голова.

– А она симпатичная? – спросил Порох.

– Кто?

– Ирма.

– Можете продолжать, если хотите, чтобы я набил вам морду, – Бартек вздохнул и поплелся к океану.

– Просто у вас такой вид, словно вы похоронили любимую кошку! – крикнул Порохневич ему в спину. – Смиритесь! Раньше я знал чего хочет бог и его желания совпадали с моими. С некоторых пор наши пути разошлись, но я не считаю это поводом для сплина. Если все идет не так, как хочется вам – плюньте! Слышите, вы?! Мы просто глина под рукой творца…

Бартек отмахнулся. Еще в детстве он понял, что бога нет. Есть большой огнедышащий дракон, преследующий тебя всю жизнь. Он меняет обличья, называется разными именами, и поэтому его трудно обнаружить. Но раз увидев – ты узнаешь эту тварь в любом виде. Свихнувшийся Свифт умел распознавать в шелесте листьев взмахи его крыльев. Гойя видел его так явственно, что ему ничего не стоило бы перенести увиденное на бумагу, но он не решился. Многие поступали так же. Заметив под ногами большую крылатую тень, лучше броситься на землю и крепко вжаться в ее сырую мякоть.