Неотправленное письмо - Ирина Серебренникова

С Рождеством Христовым!

Вновь в Петербурге звон колоколовИ белизна Рождественской метели,И голова кружится как с похмельяСреди других, трезвеющих голов.

По старым ностальгия временам,И мнится – с колокольней возродилиТу веру, что была дана отцам,И дедовы забавы возвратили.

Гуляет перед Рождеством метель,Сочельник весел, и хохочут святки.Под мишурой благоухает ель.И, значит, СЛАВА БОГУ, всё в порядке!

Моему отцу

Моя судьба счастливей судеб многих.Ей буду благодарна до конца.Она в начале жизненной дорогиМне сохранила на войне отца.

Отец мой, очень мирный, очень штатский,Он даже тапки сунул в вещмешок.На перекурах средь братвы солдатскойНаверно, слышал ни один смешок.

На Ленинградском, огненно-кровавомЕму пришлось стрелять-то только раз.На фронте наводил он переправы,Как мог бы наводить их и сейчас.

По водам Нарвы, Тиссы и ДунаяШёл понтонёр сквозь орудийный шквалИ, путь войскам к победе пролагая,Порою сам огня не замечал.

Мала была. Не помню дня Победы.Но вот опять весна. В цвету страна.Девятого, весенним утром дедуМой взрослый сын достанет ордена.

Гляжу на них, и чуть подводят нервы.Унять волненье не хватает сил.Таким как сын, отец был в сорок первом,Когда на Ленинградский уходил.

«Как листы, покрытые инеем…»

Как листы, покрытые инеем,Тоже стали совсем иными мы,Но порою утрами свежимиНам побыть случается прежними,Потому что живем надеждами:Есть еще, кто видит нас прежними…

Моей маме

Поздравленья, речи.                                Ты в слезах.Как иначе вспоминать блокаду?Выпало на долю ЛенинградуТо, чего не скажешь на словах.Город наш над невскою волной —В книге судеб огненная строчка.Выжить вместе с маленькою дочкой —Подвиг ленинградки молодой.Молча мы с тобою посидим.Как ты скорбно голову склонила…Ты меня в блокаду сохранила —Бог поможет,                     внуков сохраним.

«Мы не помним, не знаем войны…»

Мы не помним, не знаем войны,Но суровы её отголоски:На портретах чернеют полоски,И нескрытые слезы слышныВ тихом, сдержанном голосе мамы,Что траншеи копала и ямыПод обстрелом блокадной зимыИ не может забыть эти дни.

Мы не помним, не знаем войны.Снятся нам только мирные сны.Но остался пацан сиротоюС малолетней девчонкой-сестрою.На мальчишечьи плечи леглиДисциплина суворовской ротыОт родимого дома вдали,Долг отца и сыновьи заботы.

Мы не помним, не знаем войны,Но у нас подрастают сыны,И сегодня тревожно нам что-то…

Я – петербурженка

Я – женщина технического века.Ни пол, ни возраст делу не помеха.Всё от и до: будильник и метро,Короткий завтрак и обед в бистро.С утра до ночи на глазах у всехС экзаменом на стойкость, на успех.

Но иногда… я время выбираюИ старым транспортом,                         медлительным трамваем,Неспешно еду к невским берегам.Единственная панорама в миреВ неповторимой стройности и шириВлюблённым открывается глазам.В точёно-чётком ритме колоннад,В волненье вод, оправленных гранитом,Такая жизни полнота открыта,Что мне не страшно                        в завтра бросить взгляд.

«Как хороши глаза у молодых!»

Как хороши глаза у молодых!Раскрыты широко и смотрят прямо.Все интересно им. Вопрос упрямыйВ ответ не терпит истин прописных.

В них целый мир, что был и мной открыт,Познания свет, что был и мне подарен,Но после безрассудно разбазарен,Погашен или просто позабыт.

Завидую? Немного. Иногда.Но знаю: там, где в слабости сомненьяОставить не сумела я следа,Ждёт молодых успех преодоленья.

Двери

Боюсь дверей, обитых кожей,С накладкой дутою под медь,Не поспешат их отперетьНи для друзей, ни для прохожих.

За ними глухо и тоскливо,Там затаилась боль впотьмах,Непроходящий чей-то страхОт света спрятан торопливо.

Люблю распахнутые двери!Их с бесшабашностью доверьяЧуть прикрывают на авось,Для них любой – желанный гость.

Они живут умно и простоС веселым скрипом и хлопком.Одна ведет в знакомый дом,И я вхожу туда без спроса…

Забор

Гудит толпа. Строительный забор —Сосредоточье дум и устремлений —Стихийная доска для объявлений.«Пропал эрдель…» «Куплю большой ковер…»Съезжаются… Дряхлеют старики.Быть надо рядом, если занедужат.Разводятся… И общий дом не нужен,И под одною крышей не с руки.Забор пестрит лохмотьями одеждРазнообразных вкусов и фасонов.Здесь в сотнях адресов и телефоновЛишь единицы сбывшихся надежд.Мне – мимо…

Забыть Герострата?!

Где храм? Куча пепла и горечь утраты…Весь мир содрогнулся. Молва стоекратна:Забыть Герострата! Забыть Герострата!Но память безжалостна и справедлива.Позор и величье она сохранялаИ голосу разума следует свято:Забыть – это значит простить Герострата!И тех, кто отвергнув людские законыКрушил беззащитных богов Парфенона,Кто скверною метил святыни Софии,Джордано и Гуса сжег души живые,Кто свастику поднял над славою РимаИ в ад на земле превратил Хиросиму!Нет! В сердце немолкнущий голос набата:Нельзя ни простить,                               ни забыть Герострата!

«Надену красное пальто…»

Надену красное пальто,Хоть по-осеннему дождливо.Весёлой стану я, красивой,И мимо не пройдёт никто,Не подарив меня улыбкой.А я в ответ слегка кивну —Не просто так, не по ошибке,А будто другу своему.

Надену красное пальтоИ под него тихонько спрячуСвоих просчётов неудачи,Обидных мелочей не тоИ равнодушье к новым модам —Обычной суете вовне —Мою тоску.                 С твоим уходомОна со мной. Она во мне.

Рондель

Бывают дни – всё валится из рук,Как ни старайся обмануть природу:То огорчит неловким словом друг,То принесёт дождливую погоду…Не разомкнуть порочный этот круг,Не обрести желанную свободу.Бывают дни – всё валится из рук,Как ни старайся обмануть природу.Вот, кажется, прервётся сердца стук —Вестей, что жду, нет иногда по году —И не снести проклятых этих мук,А слезы также глупо лить, как воду.Бывают дни – всё валится из рук.

Лесное озеро

Лесное озеро осокой                                 заросло.Полощется утиная семьяВ прогалине.Рыбак – лодыжки                            в цыпках —Напрасно ждёт,                        чтоб клюнул здесь карась.В траве трещит кузнечик.С неба солнцеВсё озаряет: озеро,                              тропинку,Утят в осоке,                    с удочкой мальчишку,Меня и двух мужчин,                                 любимых мной:Отца —           слегка опущенные плечи —И сына,            взрослым ставшего совсем…

«Стройнее Дантова сонета…»

Стройнее Дантова сонетаИ строже гимна город наш,Когда в миг краткий до рассветаОгонь ростральных вспыхнет чаш.

В напрасных поисках ответаБессильны кисть и карандаш.Онегинской строфой воспетаТа полуявь-полумираж.

Мне жребий выпал непростойНа невских берегах родиться,Здесь сына своего растить.

И в наш застой и перестройНе дрогнуть и не оступиться,Отца заветы свято чтить,

Что были мне даны измлада,И петербурженкою быть,И знать, что за спиной – блокада.

«В начале жизни —…»

В начале жизни —                             жизни торжествоПьем жадными поспешными глотками.Помех – препятствий неподъемный каменьНе замечаем – только и всего!Цены не зная истинным вещам,Ее бездумно назначаем сами.Разбрасывая золото горстями,Предпочитаем верить медякам.Со временем напиток уж не тот,И медяки под патиной тускнеют.Становимся мы чуточку умнее,А вот со счастьем                           что-то не везет…

«Сиреневый туман»

В ненастную погоду —Декабрь такой несносный,И дождь такой тоскливыйНам в назиданье дан —Я шла по переходуНа площади Московской,Где пели под гитару«Сиреневый туман».

Два голоса звучали,Два голоса сливались,Два голоса терялисьВ подземной глубине.Нахлынули внезапноСтуденческие годы,Поездка на картошкуИ практика в Литве.

В другой какой-то жизни —Наверное, счастливой,Похожей на любовныйБесхитростный роман,В кружок собравшись тесный,Под Санькину гитаруМы пели вечерами«Сиреневый туман».

Казалось, все забылосьИ все переменилось;Давно напев прощальныйНе слышался во сне.И вот, скажи на милость!Вдруг память пробудилась,И в легкой дымке юностьНа миг явилась мне.«Сиреневый туман»…

«Обрушился мой маленький мирок…»