Узнай меня - Галина Романова

– Он уволен, – недовольно буркнул отец. Покосился на сына. – Без лишних вопросов, давай?

– Хорошо.

– Так вот. – Отец допил лимонад и поставил стакан на столик под навесом, снова полез в кресло, делая знак сыну тоже присесть. – Так вот, в понедельник, то есть завтра, ты объедешь мои… Наши с тобой объекты, Иван, и соберешь деньги.

– Много? – Юноша прикрылся от отца стаканом.

– Чего много? Денег?

– Денег, точек? Я же не знаю всего, пап.

– Десять точек по городу. Разброс, конечно, велик. Поколесить придется. Иногда, с учетом пробок, на это уходит целый день. Игорь так мне всегда говорил.

– А было по-другому? – удивился Иван и поставил почти нетронутый лимонад на стол.

Напиток ему не понравился. Резкий, острый, кислый. К тому же еще и невозможно холодный. Если он его выпьет, как отец, залпом, у него завтра же прихватит горло. И отец снова станет ворчать, что он – его сын, слаб, как баба.

– Мне тут птичка прочирикала, что Игорек начал… Начал мудрить. Менял маршрут без спросу. С людьми, которые на меня работают, стал неуважителен. Баба у него какая-то завелась в стриптиз-клубе. Так вот он мог к ней заехать и проторчать там с час. Охрана в машине. Деньги в машине. А он телку свою ублажает. Час! Это что, Иван?

– Что?

– Это, Ваня, нарушение дисциплины. Серьезное нарушение дисциплины. И менять маршрут ему никто не разрешал, какими бы мотивами он ни пытался прикрыться.

– Что за мотивы?

Ему не было интересно. Он просто так спросил. Чтобы поддержать разговор. Чтобы отец не заметил, как он глазеет на Лилю, застывшую в пяти метрах от того места, где они с отцом сидели. Хорошо, солнцезащитные очки спасали.

– Игорек мне наговорил невероятных небылиц, Ваня.

– Каких?

Он, не отрывая взгляда, наблюдал за девушкой.

Она устала стоять. С шести утра на ногах. Именно во столько начинался ее рабочий день. Она без конца переступала с ноги на ногу. Поднос, на котором она принесла им два стакана лимонада, был зажат в ее опущенных руках. Как щит. Крохотный белый воротник ее платья ужасного лилового цвета не был застегнут. И Иван мог поклясться, что видит, как бьется крохотная жилка на ее шее. Бред, конечно. Он точно этого не мог видеть с такого расстояния. Но чувствовал это биение, будто касался ее шеи руками. Или губами.

– Игорек принялся убеждать меня, что менял маршрут из-за того, что почувствовал слежку, – как будто издалека донесся до него голос отца.

Странно, рассеянно подумал юноша. Отец на расстоянии вытянутой руки, а его голос звучит глухо, невнятно. Лиля в пяти метрах от него, а он слышит биение ее сердца. Он его чувствует!

– А это не так, папа?

– Да чепуха!

– Почему? Почему ты так думаешь? Игорь давно на тебя работает. Он очень опытный сотрудник, папа. Мог что-то такое и прочувствовать.

– Он мог, а никто больше не мог! – фыркнул отец с раздражением. – Никто из сопровождения ничего не увидел. Ни единого повода внезапно менять маршрут не было. А он это сделал! Не поставив в известность меня! Это серьезный косяк, сынок.

– А ты бы позволил ему поменять маршрут, если бы Игорь тебе позвонил? – неожиданно заинтересовался юноша.

– Нет, конечно.

– Почему?

– По пути следования моих людей все утыкано камерами, сынок. Если вдруг что, все зафиксируется. И мне будет кому предъявить. Это на тот случай, если каким-то глупым людям приспичит меня ограбить. – Отец хохотнул, выкатил нижнюю губу валиком и недоверчиво качнул головой. – Но дураков нет. Не было и нет. Уже несколько лет мы забираем деньги по понедельникам, ездим одним маршрутом. Менты в курсе, негласно, но прикрывают. Весь маршрут отстреливается камерами наружного наблюдения, я уже говорил. И вдруг этот гаденыш сворачивает и начинает петлять какими-то улочками, где не то что камер, свидетелей приличных не найти. Мои люди запаниковали, если честно. Это серьезный косяк, сынок. И думаю, не просто так он это устроил.

– А для чего?

Юноша поскучнел. Лиля отошла дальше и встала за стволом старой липы. Он ее почти не видел. Только край ее жуткого лилового платья.

– Думаю, он что-то задумал, – ответил отец после минутного раздумья.

– Что? – Юноша со вздохом обратил свой взгляд на отца. – Папа, тебе не кажется, что ты становишься параноиком? Игорь служил тебе верой и правдой десять лет.

– И ему это надоело, сынок. Так бывает. Особенно когда держишь в руках много денег и не можешь ими воспользоваться. Нет, он что-то задумал. Эта баба его – стриптизерша, по слухам, очень алчная. За вечер танца в трусах не одну сотню баксов выносит. Нет, тут что-то не то… Надо что-то предпринять. Пока не стало поздно. – Отец опустил голову, уставился на край стола. Неслышно повторил: – Надо что-то предпринять.

Глава 2

Она еле дождалась конца рабочего дня. Еле вытерпела грохот посуды на кухне. А безобидное брюзжание шеф-повара семейства Кадашовых, на которое она обычно не обращала никакого внимания, едва не довело ее до истерики.

– Что-то Лиля наша вялая какая-то, – нараспев тянул повар, шпигуя свиную рульку чесноком. – Может, нам ее полить? Водичкой, водичкой. Лиля, цветочек наш аленький. Что-то вялая ты, а?

И, набрав в рот воды, он пустил в ее сторону мощный выброс брызг. Как кит! Она послушно улыбнулась, попробовала шутить в ответ, но всем было ясно, что с ней что-то не так.

– А может, ты беременная, девочка моя? – ахнул ближе к концу дня шеф-повар и потянулся к ее лбу огромной мясистой ладонью. – Может, того, залетная ты у нас?

– Нет, – пропищала она в ответ, позволяя его противной влажной ладони щупать ее лоб. – Я не беременная.

– Тогда ты заболела, – прогнусавил повар, принимаясь ощупывать ее горло. – Гланды? Ангина? Надо пролечиться, девочка. Мы работаем на кухне. Здесь бациллам не место. Давай так… Завтра я даю тебе выходной. Ты отлежишься.

– А как же Павел Сергеевич? Он что скажет?

– Павлу Сергеевичу до тебя нет никакого дела, поверь мне, – фыркнул повар и тут же погрозил ей толстым пальцем. – Чего не могу сказать о его сыне. Иван Павлович! Вот кто с тебя глаз не сводит. Но ему я все объясню. Думаю, поймет. Завтра не выходи на работу. Отлежись.

Она согласно кивнула. И стоило выйти за ворота, тут же припустилась бегом к стоянке такси.

– На Университетскую, пожалуйста, – назвала Лиля адрес.

И тут же прикрыла глаза, чтобы словоохотливый таксист не донимал ее разговорами.

У нее не было сил на разговоры. У нее уже не осталось сил даже думать, она этим прозанималась весь день. Все, на что ее осталось, это только доехать по адресу, подняться на девятый этаж и донести информацию. Звонить было нельзя. Ее предупредили, что звонить нельзя. У Кадашова были связи везде. Во всех силовых структурах. Их телефоны могли прослушивать. Могли считывать все сообщения. Приходилось осторожничать.

– С вас триста пятьдесят рублей, – проговорил таксист противным голосом.

– А вчера было триста, – удивилась Лиля. – За что еще пятьдесят?

– А за молчание. – И он едко улыбнулся ей в зеркало.

Она послушно расплатилась. Вышла на улицу. Дождалась, когда такси отъедет, и медленно пошла по тротуару к нужному дому.

Поздний августовский вечер после непрекращающихся недельных дождей был душным и влажным. Ей нечем было дышать. Лоб без конца покрывался испариной. Тонкая блузка липла к лопаткам. Обычно это время года она проводила не здесь. Уезжала севернее. И путешествовала с рюкзаком берегом непокорной опасной реки. Она не удила рыбу. Не любила. Она просто шла весь день. Вечером останавливалась на ночлег. Долго плавала перед сном. Готовила нехитрую еду на костре. Ставила одноместную палатку, заворачивалась в спальный мешок и проваливалась в благодатный сон. Утром просыпалась от желания снова идти: долго, без остановки.

– Это какое-то бессмысленное времяпрепровождение, детка, – удивленно восклицал Игорь. – Каждый год в августе ты только и делаешь, что таскаешься с сумой на плечах.

– С рюкзаком, – поправляла его с улыбкой Лиля. – И с палаткой. А еще с котелком и спичками.

– Глупо, не находишь?

– А валяться на песке на берегу моря не глупо? Каждый день один и тот же пляж. Одно и то же море. Одни и те же волны. Скука, Гоша, полная.

– А одной в глуши тебе не скучно?! – изумленно округлял ее Игорек самые прекрасные в мире глаза цвета пасмурного неба.

– Нет. Мне там интересно.

Ответ был простым и не требовал объяснений. Он и не приставал. Просто за нее беспокоился. И выдыхал с облегчением, когда она возвращалась из похода домой и звонила ему.

– Ну, наконец-то! Думал, уже не дождусь твоего звонка. Там ведь в твоей глуши даже связи нет, детка. Пожалела бы ты хоть меня!

Она его очень жалела. И очень любила. И именно поэтому в этом августе наплевала на свои планы и осталась в городе. А двумя месяцами раньше, в июне, устроилась по его просьбе в дом к Кадашовым, помощницей шеф-повара. Безропотно. Хотя ее и коробило, что приходится прислуживать таким людям. Ей – с двумя высшими образованиями, со знанием трех иностранных языков – прислуживать человеку, всю свою жизнь нарушающему закон и не умеющему с первого раза написать без ошибки слово «респектабельность».