Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Разговорился. Завтра соберешь в носовой палубе - и все! - Комиссар скрутил козью ножку, старательно ее облизал и засыпал крупной махоркой. Братва, конечно, хорошая, а только погорячиться нужно. Чтобы пару прибавить перед фронтом. И кстати вспомнил: - Что за гусь Сейберт этот самый?
Но коллектив ничего определенного сказать не мог, Сейберт только с похода. Молодой, конечно, и, говорят, невредный.
- Знаю этих молодых! - вспылил комиссар. - Один такой невредный всю зиму морду мне бил в экипаже. Бил, сукин сын, так, чтоб другие не видели. Смотри, председатель, продадут господа офицеры! Измена сверху!
Председатель вынул изо рта трубку и взглянул наверх. Наверху тяжело качались сизые тучи, и сквозь них белела пробковая обшивка. Нет, бояться не приходится. Некого бояться.
И вдруг из-за туч ударил короткий выстрел.
Комиссар, вскочив, сразу бросился к трапу. Но на трапе уже висел Матвеев. Почему не лезет наверх? Не открывается крышка входного люка? Неужели вправду измена?
- Навались, Семка! - кричал Миллер.
- Рано орешь, - пробормотал комиссар, но на всякий случай незаметно расстегнул кобуру. - Не маленький, и без тебя навалится.
Снизу Матвеев казался еще больше, чем был на самом деле. Темный от натуги, он обеими руками уперся в крышку.
Крышка вдруг отскочила, а наверху кто-то, крича, загремел на палубу. Потом, тяжело выскочив, рухнул Матвеев.
Комиссар схватил аккумуляторный фонарь, - наверху было темно. Трап в пять ступенек показался очень высоким, а комингс люка чуть не ухватил за ногу. Свет белым пятном скользнул по палубе и лег на дикое, сплошь окровавленное лицо Матвеева. Он неподвижно лежал на боку с вытаращенными глазами и вытянутыми вперед руками.
Комиссар выхватил револьвер и шагнул вперед. Фонарь, качнувшись, открыл второго человека. Он был тщедушен и зажат огромными руками комендора Матвеева. Это был штурман.
Жмурясь от яркого света, он мотал головой и пробовал заговорить.
- Я его держу, - с расстановкой сказал Матвеев.
- Отпусти его. Вот что, - приказал комиссар.
- П-петух,- садясь, выговорил штурман. - П-при-стрелил петуха.
Действительно, между ним и Матвеевым лежал безголовый белый петух.
- Почему люк не открывался?
- Я с-сидел...
Комиссар отвернулся и посмотрел в темноту. Скоро станут на ночевку. А ругаться теперь нельзя. Подумают, что со страху.
- Кушайте на здоровье! - Махнул рукой и ушел в канцелярию.
Штурман, сидя, обтер руки о штаны и вдруг беззвучно рассмеялся.
Кур, петухов и всякую домашнюю птицу перед приготовлением опаливают. Делается это для уничтожения остатков пуха, и механик вспомнил, как в детстве наблюдал за своей матерью. Она перед плитой палила кур на газете.
Однако на миноносце жечь газеты негде. Поэтому механик обратился к Сейберту:
- Петуха надо опалить.
- Бесспорно, - согласился Сейберт. - Иначе суп будет с перьями.
- Но как его опалить? - удивился механик.
- Для этого существует автоматическая опалитель-ная машина Сейберта. Учил в школе?
- Не учил, - признался механик.
- Слушай: петух подвешивается на веревке за одну из задних конечностей. Под влиянием силы тяжести веревка раскручивается, отчего петух приобретает медленное вращательное движение. Соответственно подставленным примусом поверхность его равномерно опаливается. Понятно?
- Понятно. - И механик из шкафа достал веревку.
- Учись, механик, учись, - ласково сказал Сейберт и ушел из крошечной буфетной в кают-компанию. Прогнал штурмана обрабатывать петуха, а сам вместо него разлегся на диване.
Штурман выругался, но против службы не пошел. Дежурному по кораблю надлежит потрошить петухов, если таковые имеются в меню,
"Любезная сестра, - писал Сейберт. - Подобно трем каравеллам Колумба, мы идем в новый мир медленно, трудно и много дней.
Ночами стоим у пристаней, у баржей или у берега и всюду встречаем примечательное местное население. Туземцы здешние, как во дни великих мореплавателей, склонны к меновой торговле. В этом занятии особо преуспевают их жены. Они неблагожелательны и лукавы; за коробку спичек - яйцо, папирос не надо - потому баловство, а за такое полотенце тебе не то что куру - воробья не дадут.
Взрослые мужи дружественны и ребячливы. Ребятишки же, напротив того, серьезны, как финны на свадьбе.
Иные жители приходят к миноносцам с мыслями другого порядка. Много рассказывают о чехах и белых, и мне, сестра моя, эти разновидности человеческой породы сильно не нравятся..."
- Х-харчи! - сказал из-за приоткрывшейся двери голос штурмана.
- Есть харч! - отозвался Сейберт и положил ручку.
6
В эту ночь стояли у баржей, высоких и длинных, с бородатыми баржевиками, с запахом смолы и сырой гнили, - "Достойный" поодаль впереди, "Дельный" и "Деятельный" сзади борт о борт.
Над черной Волгой черное небо и холодный ветер. Огни в селе на том берегу и слабо освещенные миноносцы. В носовом кубрике смех и балалайка, - чего грустить морякам? А на берегу истошный собачий лай, темень, дичь и пустота.
Это очередная ночь на походе. Это отдых.
Штурман черным силуэтом возник в освещенном квадрате кают-компанейского люка. В руках его желтым отсветом блестел пузатый супник.
Когда глаза привыкли к темноте, штурман осторожно подошел к подветренному борту и одним взмахом выплеснул супник. Петух и суп сплошной массой шлепнулись в воду.
- Чего с супом? Зачем вылил? - спросил из темноты голос комиссара.
- Готово! - ответил штурман. - Желчь!
- Какая такая желчь?
И штурман пространно и яростно объяснил, что в каждом петухе имеется желчный пузырь, что давить его никак нельзя, что механик - дурак, и сам он, конечно, ни при чем. (Штурман в кают-компании выслушал много нелестного, был виноват, а потому вдвойне раздражен.)
- Хороший суп вышел? - обрадовался неожиданный голос кока. В нем было злорадство и была язвительность, которых штурман не выдержал.
Он плевался в темноту, и брань его, заикаясь, походила на пулеметный огонь. Он остановился только когда выпустил всю ленту.
- Здорово! -И комиссар расхохотался. То, что он услышал, было настолько необычно, что он забыл рассердиться.
7
В Нижний Новгород революция пришла эшелонами, составами снарядов, матросскими фуражками и управлением военного порта. Город притих и, ничего не понимая, озирался, а внизу у Волги шла яростная, небывалая работа.
Из Сормова приходили странные суда: будто свои буксиры, но перекрашенные и с чужими именами. На них в круглых башнях из листового железа стояли полевые трехдюймовые пушки, и от этого они приобретали новую, недобрую значительность.
Сверху появились балтийские миноносцы: низкие, темные и четырехтрубные, подлинные морские змеи. Они были ненасытны и беспокойны: отбирали себе весь лучший уголь и всех лучших рабочих на вооружение. Вооружались круглые сутки, по ночам освещаясь страшной силы лампами. Слепили город, пробуя прожектора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Накануне - Николай Кузнецов - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Мои воспоминания о Фракии - Константин Леонтьев - Биографии и Мемуары
- Жизнь Бетховена - Ромен Роллан - Биографии и Мемуары
- Чужое «я» в лермонтовском творчестве - Вадим Вацуро - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- В поисках советского золота - Джон Литтлпейдж - Биографии и Мемуары
- Откровения маньяка BTK. История Денниса Рейдера, рассказанная им самим - Кэтрин Рамсленд - Биографии и Мемуары / Триллер
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары