Похвала подлости - Борис Поломошнов

Как нам жить вместе — таким разным и, тем не менее, связанным общей судьбой человечества как единой целостности?

Кем быть каждому по отношению ко всем и к каждому другому?

Казалось бы, на этот вопрос уже был дан ответ. Раз и навсегда: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» [34, с. 1019]. Окончательно и бесповоротно. Тем более что этот, содержащийся в Евангелии от Матфея, ясный, отчетливый и совершенно недвусмысленный ответ получил свое развитие и подтверждение в категорическом императиве Иммануила Канта: «Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы» [44, с. 197]. Между евангельским мудрецом и кенигсбергским философом хронологически и содержательно вклинился один из лучших друзей Эразма Роттердамского — Хуан Луис Вивес, провозгласивший: «С людьми ты должен поступать так, как желаешь, чтобы поступал с тобой Христос» [67, с. 99].

Нетрудно заметить, что три разных и, по меньшей мере, незаурядных человека, принадлежавших к трем различным эпохам, сказали по сути дела одно и то же. Таким образом, круг поиска ответа на поставленный вопрос (см. чуть выше) свелся в точку совпадения авторитетнейших заключений. Как говорится, оставь сомненья, всяк, сюда входящий. Безальтернативно. Ничего другого не остается, кроме того, чтобы принять полученный ответ как команду, то есть, к неукоснительному и безоговорочному исполнению: «Цели ясны, задачи поставлены. Теперь — за работу, товарищи!» Казалось бы. Однако категоричность императива (приказа, команды, настоятельного требования, повеления) не гарантирует его универсальной действенности, а мнение признанных авторитетов не является достаточным доказательством абсолютной истинности самого мнения.

В поведении людей наблюдается абсолютная идентичность. Но — при одном обязательном условии: если все они — трупы. Живым же людям — до тех пор, пока они живы — свойственно сомневаться и колебаться, выбирать и принимать решения, в том числе — по отношению к поступающим в их адрес императивам (приказам, командам, настоятельным требованиям, повелениям).

Выбирать всегда есть из чего.

Даже, будучи связанным по рукам и ногам, попавший в плен к самураям японский ниндзя, дабы не подвергаться страшным пыткам, откусывал себе язык и умирал от болевого шока или от потери крови, сделав свой собственный выбор.

Безвыборных ситуаций не бывает.

Подлецами не рождаются: подлецами становятся. В результате собственного выбора.

Как сказал в одной из самых скандальных своих книг философ-изгой Александр Зиновьев, «умение делать подлость достигается не сразу, и чтобы стать выдающимся подлецом, надо иметь к этому способности, а также долго и упорно учиться» [38, с. 82].

Учиться есть у кого — у тех, кто однажды уже сделал свой выбор — в пользу подлости — и последовательно ему следовал на протяжении всей своей последующей жизни подлеца.

Рекомендацией евангельского Матфея и соответствующими ей вивесовским призывом и кантовским категорическим императивом предлагается — с определенной мерой настойчивости — лишь один из возможных вариантов принципа поведения человека по отношению к другим людям. Следовать же или не следовать именно этому варианту принципа поведения выбирает каждый человек для себя сам.

Число вариантов, из которых приходится выбирать, равно четырем. Не больше и не меньше. Число это не несет в себе никакой мистически-магической нагрузки: оно — лишь результат произведенного простейшего арифметического действия — умножения «два на два». Первое «два» — «либо делай, либо — не-делай» по отношению к другому. Второе «два» — «что хотел бы или что не-хотел бы», чтобы другой (человек ли — как у евангельского Матфея, Христос ли — как у Хуана Луиса Вивеса, кто угодно ли, кто подчинен законам природы — как у Иммануила Канта) делал тебе. Умножая первое «два» на второе — опять-таки, «два» — получаем «четыре», что и требовалось доказать.

Если принять за первое из четырех возможных сочетаний «делай — не-делай» с «хотел бы — не-хотел бы» кантовско-вивесовско-матфеевский (в дальнейшем — для краткости — кантовский) категорический императив, то остается выяснить содержание трех остальных сочетаний.

Вторым (если — хронологически, то, все-таки, следовало бы — первым, поскольку автор, раскрывший содержание этого варианта жил задолго не только до Иммануила Канта, Хуана Луиса Вивеса, но и до авторов Нового завета, в который входит Евангелие от Матфея) рассмотрим не-категорический (поскольку он не носит характера обязательного) не-императив (поскольку он не повелевает) Конфуция (Кун-цзы): «Я не желаю другим делать то, что я сам не хочу, чтобы они делали это мне» [50, с. 44].

С позиций формальной логики то, что сказано здесь Конфуцием, полностью совпадает со смыслом кантовского категорического императива, поскольку в формальной логике двойное отрицание означает утверждение: «не-не-А» есть «А»; в данном случае — «не-делать того другому, чего не-хочешь, чтобы другой делал тебе» есть «делать другому то, чего хочешь, чтобы другой делал тебе». Но формальной логикой вся логика не исчерпывается. На сегодняшний день существуют, функционируют и успешно применяются такие логики, как модальная и деонтическая; математическая и конструктивная; интенсиональная и экстенсиональная; релевантная и интуиционистская; многозначная и комплексная; нормативная и диалектическая. В тех из них, в которых форма мысли рассматривается без отрыва от содержания того, о чем мыслится, представленные здесь формально тождественные друг другу высказывания Канта и Конфуция нетождественны по своей сути. Если Кант настаивает на том, чтобы люди делали то-то и то-то, то Конфуций предпочитает предоставлять человеку право делать все, что тому заблагорассудится, учитывая лишь при этом нежелательность делания другому того, чего не хотелось бы, чтобы другой делал это тебе. Подходы Канта и Конфуция к одной и той же, рассматриваемой здесь проблеме, несмотря на их формально-логическую тождественность, оказываются нетождественными. В данном конкретном случае с позиций любой содержательной (не-формальной) логики «не-не-А» не есть «А».

Свой (присвоим ему третий порядковый номер) вариант сочетания: «делать — не-делать» другому то, что «хочешь — не-хочешь», чтобы другой делал тебе, предложил Бернард Шоу, без экстравагантных идей которого редко обходится обсуждение какой бы то ни было сколько-нибудь значимой проблемы. Б. Шоу без обиняков заявил: «Не навязывай (не делай. — Б. П., Е. П.) другому того, чего хотел бы себе: вкусы различны» [113, с. 17].

И, наконец, четвертый — из четырех теоретически возможных вариантов рассматриваемого сочетания — тот, который по сей день остается без автора: делай другому то, чего не хотел бы себе. Анонимность этого варианта не случайна: ведь именно в нем сосредоточено кредо подлеца. Ни один подлец до сих пор не взял на себя ответственность за появление, проявление и применение такого кредо, хотя каждый подлец именно таким, только таким, исключительно таким кредо и руководствуется.

Принято за аксиому считать, что каждый хочет, чтобы у него все было и чтобы ему за это ничего не было. Однако всякая аксиома имеет свою область действительного, то есть, существующего с необходимостью применения. Так например, параллельные прямые не пересекаются только в области, ограниченной рамками евклидова пространства, то есть такого, радиус кривизны которого равен бесконечности, но они пересекаются в любом криволинейном, например, Лобачевского — Римана пространстве.

Абсолютных аксиом не бывает.

Не-каждый хочет, чтобы у него было все.

Как известно, Сократ, придя как-то раз на базар, выразил свое изумление тем, как много, оказывается, существует вещей, которые ему никогда не понадобятся.

В отличие от Сократа, любой подлец страстно желает не только иметь все, на что он «положит глаз», но еще и чтобы при этом расплачивались за все его имение другие люди: их здоровьем, их благополучием, их жизнями.

Внешне подлец вполне похож на человека: руки, ноги и все такое прочее. Однако в подлеце, в отличие от человека, наличествует дополнительный орган: имения за счет другого. Таким органом у подлеца является его непоколебимая уверенность в том, что каждый другой (кроме того, кто превосходит его самого в подлости) слишком глуп для того, чтобы быть таким коварным, как он, и слишком труслив для того, чтобы быть таким жестоким, как он.