Завещание фараона (СИ) - Митюгина Ольга

И белая кожа.

С царевны многие чужеземные послы не сводили зачарованного взгляда.

Девушка закрыла глаза.

О боги, ну пусть бы выдала её замуж в другую страну, если так невыносимо видеть возле себя конкурентку! Но ведь нет…

Или дело не в женской зависти?..

Почему сестра так невзлюбила её, ну почему?..

А брату всегда было безразлично… Брата волновали… иные проблемы.

Улицы внизу заметно оживились. Вон и нищие выползли к городским воротам. Они всегда просыпаются первыми, вылезая из своих трущоб у самой стены, чтобы не прозевать никого из богатых прохожих. Значит, скоро откроются мелкие лавочки, и хозяйки будут выметать сор из домов, перекрикиваясь друг с другом через улицу. Вон и девушки с кувшинами на плече уже спешат за водой, к деревянным сходням у канала — там можно поболтать вдали от строгих маменек. За девчонками устремляются юноши — чтобы появиться в самый неожиданный момент, столкнуть на потеху кого-нибудь в воду или полюбезничать с милой. Там же, у сходен к воде, ребятня. Мальчишки купаются, а девочки снисходительно смотрят на них, как бы говоря: «Вот уж шалопаи, заняться им нечем». Но не будь их тут, сами наверняка залезли бы в воду.

В переулочках, наверное, уж разносится стук молотков: мужчины взялись за работу. Хозяйки после утренней приборки начинают готовить завтрак, а кумушки, как везде и всегда, во все времена и у всех народов, теперь стоят на крылечке и перемывают соседушкам кости. Когда успевают узнать новости, никто не знает, да и не узнает никогда.

Впрочем, другого времени, кроме этого раннего часа, у кумушек и нет. Днём страшная жара загонит всех в дом, к делам, а вечером надо успеть закончить всё, чему помешала жара. Ночью уж не до разговоров: усталость с ног валит. Вот и ловят кумушки этот единственный момент — восход солнца.

Рабыни ей рассказывали, как это выглядит. Например, одна кумушка другой:

— А ты знаешь?.. — и шёпот на ухо.

— Ах, негодница! — испуганный вскрик.

— Клянусь Исидой и Осирисом! — выпученные глаза.

— О боги!

— Да-да… — снова невнятный шёпот, и вместе:

— У-ух!.. О-о…

Фивы перемалывают свежие новости.

В центре города сейчас наверняка закипает водоворот: многошумный, дерзкий, неистовый фиванский базар с его вседневной сутолокой. Царица Тэйя, заменившая ей мать, часто говорила, что фиванский базар — волшебное место. Там начинаются легенды… Там у каждого свои заботы, свои горести и радости.

И, за кем ни пойдёшь, попадёшь в историю…

Девушка усмехнулась.

Что верно, то верно…

Правда, чтобы история была поинтересней, надо выбирать, за кем идти.

Там всегда кто-то торгуется, кто-то ссорится, кто-то вышел просто на людей посмотреть и себя показать. В лавках заливаются зазывалы, в торговых рядах кричат водоносы, деловито снуют покупатели, среди которых сейчас ходят если и не знатные, то — слуги знати. Той знати, что разъезжает в раззолоченных носилках или колесницах с запряжёнными в них сирийскими жеребцами. Той знати, что носит золото и шёлк, у которой тысячи рабов и которая не выходит из дворца фараона. Той знати, что имеет всё, и для которой нет ничего невозможного в Египте. Слуги этой знати бегают сейчас по рынку деловитые, важные, покупая всё лучшее и стараясь угодить господину или госпоже, когда те изволят проснуться.

А сами господа ещё почивают в своих дворцах, отделанных белым или голубым мрамором, утопающих в зелени тенистых пышных садов с прохладными фонтанами. Сами господа ещё спят, и дворцы единственные во всех Фивах хранят мирную спокойную тишину. Но когда проснутся и они, тогда Ниут окончательно пробудится.

…Над стенами разливается лучистое сияние — это солнечный свет бьёт в позолоченные камни. Сейчас столица, если смотреть на неё сверху, с холмов, окружающих город, похожа на драгоценность, потерянную великаном.

Или, может, одним из богов…

И как воды Нила отражают этот блеск!

Заточённая царевна печально вздохнула.

Доведётся ли ей когда-нибудь вновь увидеть это?.. Полюбоваться со стороны сверканием города фараонов?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Золотые египетские Фивы… Фивы стовратные…

Ровно сто ворот в неприступной стене, ровно сто. И ни одни не откроются перед сестрой фараона…

Пленницей царицы!

Фиванская загадка… Должна же быть в Фивах своя загадка, как во всех уважающих себя городах! И в неё долгое время азартно старались проникнуть все сплетницы и кумушки Уасет — те, что из простонародья. Но тщетно…

Девушка горько усмехнулась. Что, интересно, думают люди? Надо же — недалеко от стены, в самых бедных кварталах, кто-то возвёл дворец, ничем по роскоши не уступающий дворцу фараона. Вокруг него за ажурной оградой разбили сад с фонтанами, сам дворец украсили розоватым и белым мрамором. Окна его выходят в сад и на Нил, за стену — если не считать маленьких подслеповатых окошек в комнатах для прислуги, что открываются во внутренний двор, откуда можно созерцать жалкие домишки бедноты, расположенные через улицу, идущую вдоль городской стены.

Одна из самых тихих и глухих частей Фив…

Только вот окна этого дворца никогда не открывались и были занавешены тяжёлыми шторами. Никто не подъезжал к главному входу, никакие гости не посещали дом. В саду никто никогда не гулял. Только прислуга входила и выходила, закупала вещи и продукты, но о господах упорно молчала.

Как только сплетницы ни пытались проникнуть в тайну этого загадочного дворца, всё напрасно! Никто так и не узнал, кто, зачем и для кого построил его — и кто там живёт…

Постепенно все свыклись с этим и стали принимать как должное.

И никто не поможет.

— Госпожа, прошу тебя… Уже могут увидеть…

Девушка вздохнула.

— Уже ухожу…

Задержавшись на балконе, она бросила в последний раз взгляд на небо.

— Как только придёт Мена, немедленно проведи его ко мне.

— Слушаюсь…

Рабыня поклонилась.

* * *

— Посторонись! Куда прёшь, деревенщина!..

Раззолоченная колесница, блистая золотом и каменьями, промчалась дальше, по направлению к рыночной площади — мимо пожилого крестьянина на облезлом осле. Животное устало вздохнуло и повело ухом, и мужчина ласково потрепал ослика по холке.

Задумчиво проводив взглядом колесницу.

Снисходительная и спокойная улыбка затаилась в уголках его губ, в чёрных глазах.

— Пойдём дальше, дружок, — мягко обратился он к своему хвостатому другу, трогая латаный-перелатаный повод.

И поправил чуть сбившийся капюшон домотканого дорожного плаща, прикрывая лицо.

Ослик, понурив голову, покорно зацокал копытцами дальше по запутанным улочкам, которые становились всё уже и беднее. Наконец путник свернул в совсем глухой проулок, замыкавшийся городской стеной. С другой стороны высилась массивная башня, закрывая улицу от солнца.

Тут никого не было, лишь лениво журчала в канале вода.

Крестьянин спешился и привязал ослика к столбику у башни.

И постучался в неприметную дверцу.

Та распахнулась сразу же, словно стука ожидали, и гость проскользнул в обдавшую прохладой темноту.

Дверь захлопнулась.

— Как госпожа?.. — спросил он у девушки-рабыни.

Рабыня, худенькая девчонка в лёгком платье, лишь со вздохом покачала головой.

— Она сама не своя, господин. Совсем не думает об осторожности. Сегодня встала с первыми лучами — и сразу на балкон. Как уж я ей говорила!.. Ни в какую. Скажи хоть ты ей, о Мена! Ведь, не дайте боги, царица узнает, что госпожа позволяет себе выходить из башни, пусть только на балкон — она упрячет нашу бедняжку в подземелье! И ты её уже не спасёшь оттуда, господин…

Девушка всхлипнула.

Мужчина чуть усмехнулся, откидывая с головы капюшон.

Открылось властное, ещё красивое лицо. У самых волос, на виске, виднелся небольшой белый шрам — как удар сабли, пришедшийся вскользь.

Густые чёрные волосы, тронутые сединой…

— Ну полно, полно… Не плачь раньше времени. Теперь уже не важно, узнает царица или не узнает… — Он ободряюще похлопал девчонку по плечу. — Ну? — ласково спросил он. — Ты так и будешь здесь хлюпать носиком, или всё же проводишь меня к царевне?..