Святыня - Джеймс Герберт

Ни одна не пошевелилась, когда Алиса перелезла через стену и побежала к ним.

Ее шаги замедлились, туфли и чулки промокли в высокой траве. Девочка как будто растерялась и вертела головой из стороны в сторону. Ее маленькие ручки сжались в кулаки.

Алиса снова взглянула прямо вперед, полуулыбка возникла вновь, постепенно стала шире, и в конце концов на лице появилось восторженное удивление.

Посреди луга стояло одинокое дерево, многовековой дуб с толстым, корявым стволом и растопыренными толстыми нижними сучьями, тянущимися обратно к земле. Девочка медленно, но уверенно направилась к дереву и в десяти ярдах от него опустилась на колени.

Ее рот широко раскрылся, а глаза прищурились, зрачки сжались в крошечные точки. Она подняла руку, чтобы прикрыть глаза от ослепительного белого света, исходившего от основания дерева.

Потом ее улыбка опять вернулась, — когда свет превратился в лучезарное солнце, в безупречную белизну. В святое сияние.

Глава 2

Не та уж девушка со мной,

А вся прозрачная, в лучах.

Их было три — одна в другой.

О сладкий, непонятный страх!

Уильям Блейк. «Хрустальный чертог» [1]

Белый фургон резко остановился, и водитель чуть не ткнулся головой в ветровое стекло. Выругавшись, он оттолкнулся от баранки и ударил по твердому пластику, словно это была рука расшалившегося ребенка.

Фары фургона осветили деревья за Т-образным перекрестком, и водитель осмотрелся по сторонам, ворча про себя и стараясь вглядеться в окружающую темноту.

— Сказано направо — значит, направо.

В фургоне не было никого, кто бы услышал эти слова, но водитель привык разговаривать сам с собой.

— Правильно.

Включив первую скорость, он поморщился от скрежета Фургон тронулся и покатил направо. Джерри Фенн устал, он был зол и слегка пьян. Собрание местного совета, на котором он проторчал весь вечер, было, мягко выражаясь, скучным, а если называть вещи своими именами, то смертельно унылым. Кого, в конце концов, волнует, подсоединены ли дома на окраине к главному стволу канализации? Уж конечно, не их обитателей — подключение к системе означало бы для них дополнительную плату. Потратили два часа, чтобы выяснить, что никому эта канализация не нужна. Жители предпочитают выгребные ямы. Как обычно, заседание продолжил записной левый. Тотальная канализационная сеть пришлась ему очень кстати, подумал Фенн. Репортер не собирался надолго сосредоточивать свое внимание на выступлении, да и не было нужды. Он просто уснул в заднем ряду, и разбудило его только шумное завершение собрания. Агитаторы злились, что движение потерпело неудачу. Прекрасный заголовок: «МЕСТНОЕ КАНАЛИЗАЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОВЕРЖЕНО». Впрочем, для «Курьера» слишком крикливо. Крикливо. Но не плохо. Джерри Фенн одобрительно кивнул головой своему остроумию.

Он уже пять с лишним лет работал в «Брайтон ивнинг курьер» — казалось, всю жизнь — и все еще ждал удачи, сенсации, которая заполнит заголовки мировых газет, случая, который выведет его из этой газетенки в самое сердце журналистского мира: на Флит-стрит[2] Мир рукоплещет Флит-стрит! О-го-го! Три года по кабальному контракту в Истбурне, пять в «Курьере». Следующий шаг — глава аналитического отдела в «Санди таймс». Если не получится, сойдут «Мировые новости». Это для всех интересно. Копаться в грязи, понемногу выдавать компромат. Составлять досье.

После собрания Фенн позвонил в службу известий и сказал редактору ночных новостей (которого не порадовало требование Фенна оставить первую полосу), что заседание закончилось чуть ли не беспорядками на улицах, а сам он едва ноги унес целым, чего нельзя сказать о его записной книжке. Но когда редактор сообщил ему, что шестнадцатилетний посыльный только что уволился из-за кризиса переломного возраста, так; что теперь его место свободно, Фенн несколько изменил свою статью. Он объяснил, что в действительности заседание было оживленным и, возможно, ему следовало бы уйти раньше, но когда левый с горящими глазами стал излагать свою платформу и попытался навешать лапши на уши удивленной леди из числа членов совета, стало ясно… Фенн оторвал трубку от уха, отчетливо представив, как из нее брызжет слюна. Тирада закончилась возмущенными короткими гудками, и, чтобы возобновить связь, пришлось опустить еще одну монетку.

К тому времени редактор взял себя в руки, но едва-едва. Поскольку Фенну так; понравилось сельское сборище, можно выделить для него пару строчек в соответствующем разделе. Фенн застонал, а редактор продолжал. Нужно заехать в местный полицейский участок и выяснить, по-прежнему ли молодцы из дома престарелых играют в бойскаутов (кстати, заодно узнай, не пропадают ли у них пенсионные книжки, карманные Деньги, ценные безделушки). Сунься в гадючник: по-прежнему ли феминистки замазывают эротические плакаты и пишут на стенах протесты против изнасилований, а сидя перед телевизором, швыряют в экран гнилые помидоры? А по пути назад загляни на стоянку фургончиков в Партридж-Грине — проверь, подвели ли к ним электричество («Курьер» провел специальную кампанию для тамошних жителей, призывая местные власти подключить стоянку к сети, — пока что прошло шесть месяцев). Фенн спросил редактора, известно ли ему, который уже час, черт возьми, и получил заверение, что да, черт возьми, ему это известно. А известно ли Фенну, что весь ночной материал для завтрашнего выпуска — одно ДТП (дорожно-транспортное происшествие) и один паршивый пудель-диабетик, который приезжает на осмотры к врачу в «роллс-ройсе»? К тому же ДТП обошлось без смертельного исхода.

Фенн пришел в ярость и известил редактора, что у него нет слов, а когда он вернется в редакцию, то продемонстрирует все свое возмущение, а именно засунет ему в задницу его же авторучку, причем толстым концом вперед, а потом воткнет ближайшую пишущую машинку в его жирный рот, вечно набитый дерьмом, после чего лишит «Курьер» последних мозгов, написав заявление об уходе. Все это он высказал редактору, лишь убедившись, что трубка повешена.

Потом Фенн позвонил домой, чтобы сообщить Сью, когда его ждать, но дома никто не отвечал. И у Сью тоже никто не брал трубку. Ему страшно хотелось, чтобы она постоянно жила у него: было мучительно не знать, где ее искать.

В совершенно угрюмом настроении он сделал то, за что ему платили. Играющие в бойскаутов теперь превратились в старьевщиков (одна пожилая леди даже лишилась вставных зубов — оставила их на кухонном столике, — но, по понятным причинам, не хотела говорить об этом). В гадючнике последние две недели крутили «Бэмби», и беды ожидались на следующей неделе, когда предполагалось показать «Несовершеннолетних жриц любви» и «Секс среди болот». Фенн поехал в Партридж-Грин и увидел лишь зажженные свечки в окнах фургончиков (он постучал в дверь, но ему велели убираться, и он больше не стал пытать счастья).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});