Ледниковый щит и люди на нем - Джемс Скотт

В 1888 г. Нансен5 впервые пересек Ледниковый щит от берега до берега, затем туда проник Норденшельд6. За ними последовали Пири7, де Карвен8, Кох9, Расмуссен10, и несколько сегментов Щита было отсечено. Во время этих путешествий исследователям приходилось запасаться всем необходимым, везя с собой все, что нужно для поддержания жизни - пищу, одежду, топливо, кров. Естественно, такие экспедиции совершались преимущественно в наиболее благоприятное время года, и никто не знал, что представляла собой середина Ледникового щита в середине зимы.

Для того чтобы это установить, в 1930 г. в Гренландию направились две экспедиции. Одна состояла из немецких ученых, и ею руководил профессор, которому шел пятидесятый год. Руководителем второй экспедиции, состоявшей из четырнадцати человек, чей средний возраст равнялся двадцати пяти годам, был английский студент. Оба руководителя своей главной задачей считали организацию станции на медиальной линии Ледникового щита или вблизи от нее; станция должна была функционировать целый год. Оба в основном достигли цели. Одна экспедиция кончилась трагически. Другая, после множества лишений и тревог, благополучно завершила работу.

Эта книга почти исключительно посвящена одной из них - Британской арктической экспедиции по изысканию воздушной трассы под руководством Джино Уоткинса11. Дать картину страны ледникового периода и жизни там современных людей мне облегчили два обстоятельства. Я смог использовать дневники, которые вели разные люди в то самое время, когда они находились на Ледниковом щите. А я сам был одним из участников экспедиции. Поэтому я могу дать пояснения в тех случаях, когда это необходимо.

Отрывки из дневников составляют наиболее важную часть книги, и я должен на них несколько остановиться. Я ручаюсь за то, что они подлинные и неприукрашенные. За исключением нескольких мелких исправлений ошибок в орфографии и пунктуации - вполне естественных в тех условиях, - они приведены точно в таком виде, в каком писались карандашом при свете свечи, в палатке, закоченевшими пальцами, со слипающимися от сна глазами, в ожидании, пока сварится ужин или просохнут носки. Записи делались не для опубликования. Они представляли собой непосредственные впечатления данного момента, выраженные без особой заботы об общепринятом стиле, нередко синтаксически неправильно - наспех нацарапанные заметки о мыслях, чувствах и событиях дня. Поэтому дневники, вероятно, являются наилучшим материалом для воссоздания как общей картины страны, так и образов авторов в качестве фигур переднего плана.

Я позволил себе лишь две вольности: замаскировал некоторые собственные имена и изменил кое-какие прилагательные и существительные. Последнее сделано ради того, чтобы не создать ложного впечатления. В отсутствии женщин мужчины употребляют непристойные слова, играющие роль предохранительного клапана, и постепенно это входит у них в бессмысленную привычку. В этом нет ничего постыдного, но у читателя, сидящего у себя дома в кресле, могло бы сложиться неправильное мнение. Я заменял ругательства более приличными словами, выделяя их разрядкой, чтобы признаться в допущенной вольности. В тех случаях, когда требовались немедленные пояснения, я давал их в квадратных скобках.

Интересно поразмыслить над тем, почему люди, писавшие в таких трудных условиях, давали чрезвычайно подробный отчет о событиях, о которых достаточно было бы упомянуть в нескольких словах. Я думаю, эти записи являлись выражением естественного стремления поделиться своими переживаниями с кем-нибудь одним: с самим собой или с той, кого он любил. В сущности они являлись проявлением тяги к уединению.

Ледниковый щит пустынен. Но стало уже избитой истиной, что пустынность имеет мало общего с уединением. Там у нас было гораздо меньше возможностей для уединения, чем в обычной жизни. Мы спали, пробуждались, одевались, варили пищу, ели, путешествовали вместе. Естественные потребности мы отправляли на расстоянии десятка сантиметров друг от друга. Мы вели почти стадный образ жизни. Уединение являлось нам лишь в сновидениях или мечтах, либо, в несколько иной форме, когда мы писали дневники. Они носили глубоко личный характер. Должно было пройти немало времени, должны были окрепнуть узы дружбы, чтобы я получил, наконец, возможность опубликовать выдержки из них.

Один дневник велся в обстановке одиночества и уединения. Огастайн Курто описывает день за днем пять месяцев, которые он провел один на расстоянии 225 километров не только от ближайшего человека, но вообще от ближайшего живого существа. Я попросил разрешения использовать эти интимные записи, затем попросил дневники у других участников экспедиции. Не без колебаний, но в то же время охотно они предоставили их в мое распоряжение.

Моя книга не является ни научным, ни историческим трудом. Она задумана и не как книга о путешествии в обычном смысле слова. Это эскизное изображение на фоне Ледникового щита молодых людей среднего уровня по образованию, традициям и силе воображения. Мне представляется поучительным проследить, насколько отразилась на поведении и интересах людей жизнь в первобытных условиях ледникового периода - таких же суровых, в каких вынуждены были существовать наши доисторические предки.

Глава 2

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Впервые Ледниковый щит мы увидели в кристально ясное и безветренное утро лета 1930 г., когда "Квест"12 медленно двигался по зеркально-гладким водам защищенной бухты к югу от Ангмагсалика. Хотя уже совершенно рассвело, было еще очень рано - пять или шесть часов утра. Мы вышли на палубу и жадно вглядывались в белый Ледниковый щит и сдерживающие его темные горы.

Перед нами была земля, к которой мы стремились, вначале борясь со штормами Северной Атлантики, а затем прокладывая себе путь сквозь паковый13 лед на перегруженном и переполненном людьми корабле. Это была та сцена, на которой в течение целого года нам предстояло быть ведущими актерами, совершать большие путешествия на собаках, пешком, в открытых двухместных самолетах и на маленьких шлюпках. Каждый из нас, четырнадцати участников, в тайниках души приготовился к проверке своих личных качеств, к упорной борьбе, к лишениям и опасностям. И все это выпало на нашу долю.

Было так тихо, что ландшафт казался нарисованным. В движении находился только "Квест" да бесшумные, расходящиеся под острым углом волны за его кормой. Над поверхностью тихого фьорда, защищенного мысом от океанского волнения, мирно выступали айсберги, подобно водяным лилиям в пруду. Но то был пруд, в который смотрелись исполины - стремящийся вперед белый Ледниковый щит и крутые черные горы, сдерживающие его.

Ледниковый щит вытянулся к морю двумя рукавами. Левый, южный рукав круто обрывался к бухте, тут и там образуя отвесные утесы. Его можно было сравнить с замерзшими речными порогами или водопадом. Он имел трагический и угрожающий вид. Время от времени от него с оглушительным грохотом отрывалась глыба льда величиною с дом и со страшным плеском падала в воду, вздымая разбегавшиеся волны, на которых покачивались корабль и все плавучие айсберги. В чудесный день нашего прибытия это были единственные громкие звуки и стремительные движения.

Второй рукав не производил такого сильного впечатления. По долине среди голых скал он вытянулся к морю, но до самого берега не доходил. Этот правый ледник, по-видимому, представлял собой более доступную дорогу к центру Ледникового щита - к белой пустыне, терявшейся вдали. Находясь на уровне моря, мы почти не могли различить эту белую пустыню, так как ближайшие крутые склоны скрывали все остальное.

Горы, сдерживающие Ледниковый щит, производили величественное впечатление - такие они были дикие и голые. Впрочем, растения там имелись, и даже разнообразные; они укрывались в маленьких защищенных долинах или же теснились вокруг горных озерков на узкой прибрежной полосе. Но с корабля мы не могли их увидеть. Мы видели только лед и камни, воду и небо.

Картина может показаться унылой. Но это было совершенно не так. Конечно, Ледниковый щит вырисовывался холодной белой линией на фоне голубого неба. Но ближе, где лед разламывался на глыбы, и особенно там, где плавал в прозрачной воде, он сверкал всеми красками, подобно драгоценностям - изумруду, аквамарину, бирюзе и перламутру. Мы никогда не подозревали, что существует столько оттенков зеленого, синего и фиолетового. Эти нежные тона сочетались между собой так, что наилучшим образом гармонировали с господствующим черно-белым фоном. А весь мир казался таким спокойным и светлым. То была страна чудес.

Но нас ждала работа. Мы трудились с бешеной энергией, разбившись на ночную и дневную смены, иногда по две смены подряд, возбужденные новизной обстановки, используя прекрасную погоду. Мы разгрузили корабль, построили барак, установили радиомачты, совершили рекогносцировки... Мы вошли в бухту 26 июля. Через две недели мы были готовы выступить в первые маршруты.