Монах. Сборник рассказов - Павел Прокопенко

Многие погибли, прямо во сне, так и не поняв, что происходит.

В полдень того же дня по радио объявили короткую речь Молотова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Эта фраза стала чем-то вроде негласного девиза для советской армии.

* * *

Раннее утро. Солнце еще только виднеется за лесом. Смотришь, и такое ощущение, что солнце позолотило верхушки деревьев и скоро зальет золотом весь лес. Еще холодное светило видно даже сквозь глубокий туман. Он опускается к речушке под железнодорожным мостом. Тишина, что прямо душу радует. Только издали слышен какой-то шум, который с каждой минутой приближается.

Вот уже сильный грохот. Это по мосту едет товарный поезд. Путь держит он в сторону фронта. Только везет не товары, а людей. Новых людей, которые будут гибнуть, защищая Родину.

Миша ехал в полудреме и периодически наблюдал в щелочку, как пролетают мимо деревья. Он, то засыпал, то просыпался в холодном поту. Он, девятнадцатилетний юнец, страшился войны. И это вполне нормально. Глупцы те, кто с доброй волей шли воевать. С другой стороны, если бы не они, то вряд ли нынче Европа была свободной, ведь только благодаря им мы живем на своей земле, и не пленными, а вольными людьми.

Кто рассказывает, что был очень смелым, тот ясное дело – преувеличивает. Они же не древние скандинавы, которым смерть казалась наоборот – чем-то радостным, ибо, если ты погиб на поле боя, значит, попадаешь в Вальхаллу и пируешь с богами в их чертоге. Все боялись, просто считалось зазорным в этом признаться, потому каждый кичился, мол, я герой и тому подобное. А если смелость и была, то что же ее давало? Да самая обычная водка, с примесями разных психотропных веществ. Эта же смесь и давала ощущение отсутствия голода и холода, когда по несколько недель приходилось лежать в окопах. А запасов мало, как пайка, так и патронов.

Командир не спал, а постоянно бродил по вагону, что-то бормотал себе под нос. Такое ощущение, что он сошел с ума. И солдаты искоса на него поглядывали. А он, словно чувствовал это, резко поворачивал голову в сторону того, кто на него смотрел в тот момент. Может это и было каким-то совпадением, но все сразу потупляли взгляд в дырявый пол вагона того треклятого товарняка.

Только немногим позже, солдаты, оставшиеся в живых, узнали, что же было причиной такого странного поведения этого командира. Это было присутствие и прямое участие во многих войнах. Везде он выходил победителем, спасал свои взводы, роты. Но в Отечественной Войне против фашистской Германии он потерпел поражение. Как на поле боя, так и внутри себя.

Его рота было почти напрочь разбита немецкими силами, втрое превосходившими наших воинов по количеству и вооружению. Четверо было взято в плен. Один из них сбежал, но позже был расстрелян. Нашими же. За предательство и пособничество фашистской Германии. Удивительно вышло. Люди просто жить хотели, вот и сбежали. А свои, вместо того, чтобы помочь, взяли и расстреляли. Хотя, на самом-то деле, из бежавших в течение войны пленных, процентов десять было действительно завербованы немцами. Да как раз таки эти самые шпионы и остались живы, ибо с ними прекрасно поработали немецкие психологи и специалисты других, заманивающих профессий. Вот они и не смогли сдать себя. Что ж, как есть. Никуда уж не денешься от советского правосудия!.. После этого командир серьезно заболел, и его положили в психиатрическую лечебницу, где он провел всю свою оставшуюся жизнь. Хотя жил он не долго, всего до 1956 года. Но это немного другая история.

– Твою мать, что ж творится-то, что ж творится-то!.. – бормотал себе под нос командир, – Договор же был, пакт же был!.. Как так можно-то, а?

Солдаты продолжали смотреть на него с прежним удивлением. Но потом, привыкли, а потому уже никто не обращал внимания на странного командира.

Мишка проснулся, когда уже они прибыли на «конечную». Он понял, что проспал около пятнадцати часов. Так долго он еще не спал никогда в жизни.

Им приказали выйти из вагона и построиться пока по росту. Позже пересчитали присутствующих (трех не хватало – очевидно, выскочили из вагонов, когда были стоянки), и распустили на полчаса, пока не оформят на каждого документы.

– Что я буду там делать, – думал Мишка, – Я ведь наложу таких кирпичей в первом же бою. Там меня, скорее всего, и подстрелят. Нет, не вернусь я домой живым. А может и вернусь. Один бог ведает, как оно будет. А я же не ведаю…

– Куда ты идешь, мать твою, птенец ты! – Мишка услыхал перед собой зычный голос. Он и не заметил, как, задумавшись, пошел в сторону складов и чуть не вошел в огромный ангар, в котором хранились боеприпасы, – Сюда тебе нельзя! Или ты офицер и у тебя есть карточка?

– Виноват, товарищ старший лейтенант!.. – промямлил Мишка.

– Но но, птенец! Иди отсель! А то нельзя тебе сюда. Без пропуска нельзя. Иди.

Развернулся и пошел в обратную сторону. Пару раз останавливался, закуривал папиросу, плевался от противного дыма, но снова затягивался. И снова. Это давало ощущение покоя и снятия нервозности. Мнимое ощущение. Обойдя вокзал, Мишка побрел к месту, где было приказано собраться через тридцать минут. Там уже собралась половина ребят. Вот, уже почти все на месте.

Повторная перекличка показала, что еще около десяти человек куда-то делись во время «прогулки».

Началось распределение.

– Рядовой Черемшина!

– Я! Здесь! – отозвался Мишка.

– Третья рота капитана Мелетина.

– Есть!

Поскольку уже вечерело, их накормили, правда, не сильно сытно – пшенная каша с какими-то овощами – и уложили спать в ангаре без окон. Вероятнее всего, то была старая конюшня. Ибо там было сено, и пахло, как ни странно, лошадиными фекалиями.

Мишка снова заснул, несмотря на продолжительный сон в поезде.

2

Маришка не хотела уезжать к своей далекой родне в Барнаул, а потому сбежала из дому и пошла на медицинскую подготовку, чтобы быть санитаркой. Ей тоже охота была на фронт.

Зная, что где-то там ее муж (не смотря на несбывшееся событие, Маришка звала его именно так), она не могла скрываться где-то вдали, в тылу.

Отец Мишкин собрал народное ополчение из окрестных сел. Тогда уже была полная мобилизация, но брали не всех. А он брал всех. Так и набралась почти тысяча человек. Федора Назаровича Черемшину государство назначило главнокомандующим батальона народного ополчения. Официально. Выдали оружие, частично одежду, иногда даже баловали пайком.

Вот и он со своим народным эшелоном двинулся на запад – к фронту. Часть собранных войск так и осталась на своих местах для контроля порядка в деревнях. А часть отправилась с ним. Несколько вагонов товарняка были забиты ополченцами. Это был самый разношерстный контингент: пожилые учителя, бледные библиотекари, глубокие старики, пятнадцатилетние мальцы, даже было три увеченных от рождения человека – один без глаза, второй с одной рукой и третий имел левую ногу короче правой. Но это не являлось для них всех причиной, чтобы скрываться в тылу, яко крыса штабная.

Назначено было оборонять земли, о которых нет сейчас смысла рассказывать в деталях. Ведь самое главное, это события, произошедшие на этом кусочке родной земли.

Чистое поле. Привал народного ополчения. Окопавшись, солдаты спокойно себе спали. Несколько человек были на посту, дежурили. Поодаль слышалась река – она текла неспешно, как ей и полагалось. Шумела еле-еле, звучал только отдаленный гул водной толщи. Вокруг трещали сверчки, не умолкали – словно слаженный механизм. Но прислушавшись – понимаешь, что они звучат как несыгранный оркестр. Однако это звучало не ужасно, а скорее успокаивающе. Тяжелый воздух заставлял дышать глубже, а то легких не хватало, чтобы втянуть его. Это все из-за дневного зноя, который даже ночью не дает забыть о себе. Мощным шлейфом он оставил после себя след даже прохладной ночью – вроде укутываешься от сырости, а дышать все же тяжело. Тем более цветущие травы давали о себе знать. Особо тяжело было астматикам, которые попросились у командиров заночевать в рощице у реки, буквально в двухстах метрах от стоянки. Иначе они бы умерли от приступа той же ночью.

Грубо конечно сказано, но им можно было бы оставаться и в общем лагере. Первыми они и погибли, поскольку немецкие лазутчики пробрались именно через ту рощу, и, заметив спящих людей, задавили их. Далее двинулись к основному лагерю, надев форму одного из уже мертвых, чтобы не вызывать подозрений. Так убрали часовых, вошли в землянку в окопе и были замечены не спящим солдатом. Началась стрельба, а остальные немцы, которые остались в рощице, услыхали это и присоединились, начали обстрел привала.

Погибли все…

Среди погибших был и Федор Назарович Черемшина…

Удостоен Ордена Красной Звезды и Медалью за Отвагу посмертно. И еще двое его сослуживцев, с которыми он до последнего момента, до последнего вздоха защищался от немецких нападавших…