Отсутствие причин - Светлана Тулина

Махровый халат с капюшоном, огромный, как плащ-палатка, обрушивался на плечи всегда неожиданно. Только-только сумеешь войти в ритм, настроиться на длинную дистанцию, и сразу — бац!

Первое время Стась пыталась сопротивляться. Негодовала, возмущалась, взывала к совести и меркантильности и пыталась выпутаться из мягких тяжелых складок.

Выпутаться не удавалось.

При продолжении же активного сопротивления Стась, к вящему для себя неудовольствию, обнаружила, что длинные рукава халата при желании легко превращают его в смирительную рубашку.

— Два пропущенных в колено, один в бедро, шесть в корпус и один в голову. По-моему — вполне достаточно.

— В голову по касательной, а это не считается!

— Видел я, по какой касательной…

Бэт голоса не повышал, однако спорить с ним желание пропадало. К тому же, если посмотреть с другой точки зрения… Вот, например, переработает она, увлечется, зазевается — и сломает руку. Для нее это будет просто сломанной рукой, а для Бэта и его команды — финансовой катастрофой. Они же все только на нее и рассчитывают, вон сколько сил и средств вбухали, один супер-тренажер «хорст» чего стоит. И если сейчас она вдруг повредит себе что-нибудь серьезное — это будет с ее стороны просто черной неблагодарностью.

Пожалуй, что даже подлостью это будет…

Она вытерла предложенным полотенцем лицо, покосилась виновато. Вздохнула.

— Извини…

Он, похоже, разозлился.

Это не было чем-то необычным — настроение у него менялось стремительно и непредсказуемо. Во всяком случае, она уже давно перестала даже пытаться понять, что именно может его развеселить, а что огорчает — все равно не угадаешь. Хотя некоторые закономерности прослеживались — он, например, всегда злился после окончания боев, и она никогда не могла понять причины. Потому что злился он вне зависимости от результатов самих боев. И даже от результатов тотализатора.

Нет, он при этом не ругался, не рычал на нее или других, не топал ногами. Наоборот. Он становился очень-очень вежливым, говорил медленно и тихо, почти ласково, и беседу при этом мог поддерживать вполне осмысленную, так что первое время она даже не понимала, что это он так злится. Пока случайно не заглянула во время одной из таких бесед в его глаза. И не замолчала на полуслове, задохнувшись…

— Пошли, погреемся. Заминку сегодня я тебе сам сделаю, так будет надежнее.

Она ничего не ответила, боясь неверным словом разозлить его еще больше. Осторожно кивнула.

Это не страшно. Массаж на него всегда действовал успокаивающе, еще одна странная закономерность, пока что не имевшая исключений. Он никому не доверял этого дела, собственноручно расстилая Стась на теплом камне и выжимая крепкими пальцами из ее тела воспоминания о ринге до самой последней капли. Конспирация. Может, он потому и с командой ей не давал сдружиться — мало ли что они могут заметить и кому рассказать?

Немного позже, проваливаясь в горячую, пахнущую распаренным деревом темноту, Стась уже могла рискнуть привычной шуткой провериь его настроение и бормотала:

— Ты — чудовище…

А он смеялся. Нормально вполне смеялся. Почти довольно.

И глаза у него были нормальные.

Значит, все снова в порядке и можно расслабиться…

* * *

— Не стой на ветру, простынешь.

В любой другой день Стась обязательно начала бы возражать. Просто для поддержания разговора. Да и потом — какой же это ветер?

Но не сегодня.

И даже не потому, что сегодня она слишком устала.

Молча встала с перил, бросила последний взгляд на мигающую рекламу далеко внизу, передернула плечами — становилось действительно прохладно.

В полушаге развернулась — пушистый халат волной закрутился вокруг лодыжек — задвинула балконную дверь до упора, отсекая бронестеклом шумы ночного города там, далеко внизу.

Забавно, но Стась вдруг буквально только что вот осознала, что не знает названия этого города. Да что там города — она и о названии отеля представление имела весьма смутное, «Плаза», кажется… Или «Старлайф»?.. Нет, «Старлайф» был на прошлой неделе, Бэт тогда еще притащил те забавные шарики…

* * *

— Ну и что это такое?

Шариков в черной коробочке было много, горсти две, пожалуй, хотя вряд ли кому пришло бы в голову мерить их горстями — Стась попыталась было потрогать один, и теперь сосала изрезанные пальцы.

Больше всего они напоминали крохотные плавучие мины, даже не сами мины, а то, как любят их изображать в «морском бое». Или крупные дробинки, утыканные иголками. Иголки, правда, были совсем не иголками, а осколками мономолекулярных лезвий. Которые, между прочим, штука весьма секретная и в свободную продажу вроде бы не поступали.

Впрочем, Бэт есть Бэт…

— Зажимы. Для волос.

Очевидно, на ее лице что-то все-таки отразилось, потому что он поспешно добавил:

— Э-э, я не шучу! На самом деле — зажимы. И на самом деле — для волос.

И она поняла — не шутит.

— Что-то я не совсем…

— Новая фишка! — он засмеялся беззвучно, оскалив ровные зубы. — Пора раскручивать твой хвост на полную катушку.

Стась вздохнула. Пожала плечами, смиряясь с еще одной неприятностью.

— А я-то надеялась, что его скоро можно будет совсем отрезать…

— Ты что! Отрезать такое богатство! Знаешь, во сколько мне обошелся тот ускоритель роста? Вот то-то…

— Неудобно с ним. Мешается, да и вообще… Так и ждешь, что кто-нибудь схватит как следует, дернет.

— Можно подумать — еще не хватали!

— Повезло. Не каждый же раз…

— Везет, знаешь ли, утопленникам. А чтобы на плаву удержаться — одного везенья мало. Думаешь, я тебя просто так этой дрянью голову дважды в день мазать заставляю? То-то… А теперь еще и зажимчики.

— Комиссия не пропустит — это уже оружие.

— А вот и нет, я проверял! Мелкие инородные тела запрещены в общем количестве более ста грамм и при весе каждого отдельно взятого более двух грамм, а здесь ровно девяносто восемь зажимов по грамму каждый. А с учетом разрешенных трехсантиметровых бронированных когтей лезвия в один сантиметр и обсуждать смешно! Никаких серьезных повреждений, зато кровищи будет — хоть залейся, очень эффектно… Представляешь, какой сюрпризик ожидает следующего, кто попытается дернуть тебя за косичку?! — он хихикнул. Потом добавил уже серьезно — Но это не главное. Ради просто обороны я бы и суетиться не стал, «Шелковый угорь» — штука надежнейшая, пусть бы пробовали, силы тратили… Но ты мне сама идею подсказала. Помнишь Медведя?

— Это который с татуировкой в виде черепов?

— С черепами — это Комбат. А Медведь — у него ногти мутированные и уха нет.

— Комбат, Вомбат — какая разница?.. Постой, это на прошлой неделе? У него еще бедра перекачаны, ходит раскорячку, да?

— Вижу, помнишь. Это хорошо. Финал свой помнишь?

— Н-ну…

— Это плохо. Учишь вас, учишь… Удачные фишки запоминать надо!

Ав-то-ма-ти-чес-ки!

— Это… когда я его хвостом по глазам, что ли?

— Умница! Сходу повторить сможешь?

— Так нечаянно же получилось!

— Это ты другим рассказывать будешь. А я к некоторым словам глухой. Давай-давай, я жду!

— Да не помню я, Бэт! — знал бы кто, как это противно, все время чувствовать себя виноватой! — Это же случайно тогда…

Он ударил без предупреждения — резко и в полную силу, она уже умела определять подобное. Удар был нацелен в висок — не смертельно, но болезненно, а, главное — обидно. Попади он в цель — и хвост дракона на красивой татушке был бы подпорчен некрасивым синяком.

Но в цель он не попал — шея сработала автоматически, голова нырнула назад и вбок, и красно-рыжая коса с оттяжкой хлестнула Бэта по руке.

Звук был очень неприятный — словно плеткой по кожаному креслу. Бэт зашипел втягивая воздух сквозь зубы и отчаянно тряся рукой. Стась ойкнула. Скривилась, словно себя ударила.

Глядя, как на предплечье наливается краснотою широкий рубец, Бэт выдавил, морщась:

— А представляешь, если бы еще и с зажимчиками!..

Голос у него был мечтательный и очень довольный.

* * *

— Устала?