Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский

На домашний халат старика толчками хлынула густая кровь…

Ландсберг с усилием, помогая второй рукой, разжал схваченный спазмом локоть. Тело Власова мягко шлепнулось обратно на диван, пошевелило ногами и замерло. Рот на нелепо подвернутой голове несколько раз открылся и закрылся. Страшное дело было сделано.

Что же ты наделал, Карл Ландсберг?

Не отрывая глаз от тела Власова, он несколько раз с силой провел рукой по лицу, словно снимая с него нечто липкое, гадкое. Сердце билось где-то высоко в шее – часто и непривычно громко.

– Дело еще не сделано! – громко, словно глуша собственную совесть, выкрикнул Ландсберг. – Коли так случилось… Векселя, надо искать проклятые векселя! Иначе зачем все это?

Ландсберг знал, где у Власова хранился старенький, еще с былой службы, желтый портфель свиной кожи, в котором старик держал все свои ценные бумаги. Старик доверял своему бывшему квартиранту, и много раз при нем доставал этот портфель из-за массивного шкапа в углу кабинета. Там портфель оказался и сейчас. Ландсберг рванул застежки, вытряхнул содержимое портфеля на бюро, начал быстро перебирать бумаги, и с ужасом убедился, что его расписок и векселей тут нет!

Он застонал: старый негодяй перепрятал их! Наверняка вспомнил, что Ландсберг знает его тайник, и проявил предусмотрительность… Впрочем, надо перебрать бумаги еще раз – а вдруг?..

Несколько чужих векселей и расписок, пачка облигаций, прошитая по углу суровой ниткой, стопка каких-то давнишних писем, перевязанная красной ленточкой, еще письма – от брата Власова, который, как знал Ландсберг, учительствовал где-то в провинции, счета, квитанции… Все это Карл зрительно помнил. Новым здесь был разве что большой конверт, облепленный какими-то виньетками с розами, амурами и прочей чепухой.

Ландсберг отбросил было в сторону и конверт, однако, повинуясь какому-то наитию, вновь схватил его, вытряхнул содержимое поверх прочих бумаг. Ага! Он увидел, свои расписки, узнал свой почерк! Все бумаги были здесь, на месте, сколотые большой вычурной золоченой скрепкой в виде опять-таки Амура. Совсем рехнулся старик, право!

К распискам и векселям был присоединен лист бумаги, явно дорогой, с водяными знаками – в лавке такую бумагу для торжественных случаев Ландсберг видел по пятиалтынному, не меньше! А на бумаге он увидел свое имя – «Барону фон Ландсбергу». А ниже… Пробежав бумагу глазами, Ландсбер попятился от стола, наткнулся на кресло, упал в него.

«Мой дорогой и драгоценный воспитанник, Карлуша! Имею честь и удовольствие поздравить Тебя с торжеством Бракосочетания! От души надеюсь, что Счастие и Блаженство твоей супружеской жизни никогда не омрачат беды и невзгоды. Как и твоей Избранницы!

При сем прилагаю свой скромный, однако от всей Души Дар – твои долговые обязательства, должным образом погашенные и таким образом закрытые! Помни старого Чудака, принимавшего в Тебе долгие годы самое деятельное Участие. Искренне Твой – Егор Алексеев Власов.

Post-Skriptum: Ввиду своих преклонных лет и того, что Господь наш Всемогущий каждому чаду своему отмерил известный только Ему срок, после истечения коего Господь призывает всех нас к Себе, я сочинил и заверил у Нотариуса г-на Дрейера, тебе известного, еще одну бумагу. Однако, не желая омрачать День твоего Бракосочетания подобными мыслями и настроениями, копию сей бумаги к своим Поздравлениям не прилагаю. Когда Господь призовет меня к Себе, ты найдешь сию бумагу в желтом портфеле, в известном тебе месте. А подлинник – у упомянутого мной Нотариуса».

Прочтя письмо второй раз, Ландсберг почувствовал вокруг себя холодную пустоту. Значит, все угрозы старика были все же несерьезны, а приводились лишь в поддержание глупой шутки… Более того, Власов, как выяснилось, был намерен не только отсрочить возвращение долга, но и вовсе простить сей долг. Он приготовил ему свадебный подарок.

Ландсберг, Ландсберг, что же ты наделал!

Он пожал плечами, вынул из кобуры револьвер, крутнул барабан, взвел курок. Все очень просто! Старик своей шуткой, не понятой им, фон Ландсбергом, просто не оставил ему другого выбора! Немедля застрелиться – и покончить со всем этим ужасом и позором!

Но прежде… Надобно, кажется, написать записку, попытаться объяснить. Попрощаться с Марией, с матушкой, сестрами, братом… Или уйти в небытие не прощаясь? А что вообще, интересно, люди пишут, прощаясь со всем светом?

Он встал на ставшие вдруг какими-то чужими ноги, дошел до бюро, вяло пошевелил рассыпанные бумаги. Да, вот и копия завещания старика… Разорвал без церемоний конверт, прочел. Все верно, все отписано ему, фон Ландсбергу, – шестнадцать с половиной тысяч рублей, вложенных в ценные бумаги, а также средства с банковского счета в сумме 840 рублей 56 копеек. Условий два: устроить старуху Семенидову в приличный пансион для вдов простого происхождения, коли означенная Семенидова переживет завещателя. Второе – выплачивать брату Власова ежегодно не менее 15 рублей – целиком или частями, на усмотрение наследника.

Спрятав лицо в ладони, Ландсберг снова рухнул в кресло и… заплакал. Последний раз плакал он совсем дитем, и почти забыл, как люди плачут, – сколько он себя помнил. То детское рыдание было бесцеремонно прервано отцом – старик грубо встряхнув младшего сына, прогремел ему в лицо: «Ландсберги никогда не плачут! Запомни это! Немедленно утрись, глупый щенок, либо отправишься спать на конюшню!»

И отца уже давно нет, и никто не посмеет снова закричать на него: утрись и марш на конюшню, щенок! И вообще уже ничего нет. Вернее, совсем скоро ничего не будет…

Прошло какое-то время, и сотрясающие Ландсберга рыдания стихли, наступило оцепенение. Он сидел и прислушивался, как в мертвой тишине на диване что-то продолжает булькать и мерно капать на пол. Кровь…

Ну как, как он мог не подождать еще немного – пока старик не рассмеется своим визгливым тенорком, не обнимет своего Карлушу за плечи и не скажет: да, полно, полно, вьюнош! Я ведь просто пошутил – изволь, я даю тебе еще полгода срока для возвращения долга. Или год…

Пошутил? Или все-таки в этой шутке была какая-то правда? Недобрый замысел? Ландсберг отчетливо припомнил обстоятельства предшествующей «шутки» Власова.

* * *

Узнав, что его, прапорщика фон Ландсберга, назначили заведывающим всей финансово-хозяйственной частью Саперного лейб-гвардии батальона, Власов сначала выспренно поздравил протеже с назначением. А буквально на следующий день, призвав к себе запиской, затеял очень неприятный разговор об «агромадных возможностях, которые сулила для всякого умного человека сия должность». Сначала Ландсберг не поверил в серьезность сделанного ему недвусмысленного предложения. А старик сердился, даже прикрикнул несколько раз, велел прекратить улыбаться и – вот оно! – вспомнить о своем долге. Тогда, правда, этот долг был значительно меньше нынешнего.

Потеряв терпение, тогда Карл прямо попросил: сударь, перестаньте говорить намеками – к чему вы клоните? Скажите прямо – и покончим с