Алхимический брак - Мэри Патни

— Не знаю, остались ли во мне еще силы после года с лишним в тисках холодного железа. Но если и остались, я предпочту сгореть в аду, чем применить их в угоду Елизавете.

— Речь не о Елизавете, а о Британии. И о Шотландии как ее части. Вы и в самом деле хотите, чтобы жестокая рука Испании дотянулась до этого острова?

Макрей пожал плечами.

— Они могут разграбить Лондон, но я сильно сомневаюсь, что им будет дело до моих соотечественников где-то в дикой Шотландии. Пусть себе приходят. Для меня нет разницы, кто станет здесь править — английская Елизавета или испанский Филипп[6].

— Вы ответите «нет», даже если это будет стоить вам жизни?

Губы Макрея скривились в усмешке.

— Пятнадцать долгих месяцев я жил в ежедневном ожидании смерти, Мастер Ди. Так чем же сегодняшний день отличается от остальных?

Тихо выругавшись, спутник Ди выступил из темного угла.

— Если вы, Макрей, считаете, что испанское вторжение вас не коснется, вы не только плохо осведомлены, но к тому же и глупы. Откиньте свои предубеждения и подумайте.

Глубокий грудной[7] голос принадлежал женщине. Она откинула капюшон, открыв узкое необычайно умное «византийское» лицо со сверкающими черными глазами. Ей было где-то под тридцать, и назвать ее просто хорошенькой не поворачивался язык. Нет, перед Макреем стояла женщина — устрашающе прекрасная, как блистающий смертоносный меч.

— Сэр Адам, позвольте представить вам мою помощницу, Исабель де Кортес, — сухо произнес Ди. — Если вам понадобятся какие-либо факты или поддержка, она сможет все это предоставить.

Макрей внимательно вгляделся в спутницу Ди. Теперь, когда она не скрывала своих способностей, даже сквозь железо его внутреннее видение подсказало, что она вся так и пылает магическим даром.

— Исабель де Кортес, — задумчиво произнес Макрей. — Испанское имя и испанское лицо. Вы так сильно ненавидите собственную страну, сударыня?

— Да, мои предки родились в Испании, что вовсе не делает эту страну моей. Моя преданность принадлежит Англии. — Темные глаза Исабель сузились. — Вы считаете, что испанское вторжение не затронет Шотландию, но вы неправы. Вспомните, когда правила Мария Тюдор, а Филипп Испанский был ее мужем, — тогда горящая плоть протестантских мучеников отравляла воздух Смитфилда[8]. И это еще ничто по сравнению с тем, что произойдет, доведись Инквизиции вступить на британскую землю.

— Этого никогда не случится.

— Вы так думаете? Ваша Шотландская Королева завещала Филиппу свои притязания на английский трон, и его войска уже на пути к тому, чтобы захватить завещанное огнем и мечом. И то, что ваша дикая страна далеко на севере, не защитит вас.

— Вы совершенно не знаете ни Шотландию, ни шотландцев.

Она издала звук, похожий на рык дикой кошки.

— Вы же маг, значит, способны с помощью магического кристалла хоть краем глаза заглянуть в возможное будущее. Давайте же, всмотритесь туда непредвзятым взглядом, а затем повторите, что для вас не имеет никакого значения, победят ли испанцы. — Из кармана плаща она вытащила отполированную пластинку обсидиана дюйма четыре в диаметре.

Адам отказался ее взять.

— Вы забыли, что я закован в железные цепи.

— Прикосновение железа лишает вас всех ваших способностей, даже самых малых? — Казалось, Исабель потрясена. Хуже, она его пожалела. — Большинство магов не настолько чувствительны.

— Но не я, — безо всякого выражения отозвался он. Вот уже пятнадцать бесконечных месяцев его внутренний мир был слеп, глух и нем, оставив в нем болезненное ощущение пустоты, которой, возможно, никогда не суждено заполниться.

— Мастер Ди, у вас же есть ключ от кандалов, — сказала Исабель. — Дайте его мне, и я смогу освободить Макрея.

Ди вытащил ключ.

— Сэр Адам должен поклясться не использовать свою силу во вред.

— Если вы хоть что-нибудь знаете о Защитниках, вам должно быть известно, что мы даем клятву защищать, а не разрушать. — Освободиться от цепей… Макрей жадно следил за ключом. Маг стар, отобрать у него ключ легко, но нет. Он еще не пал столь низко, чтобы набрасываться на старика.

Решив, что молчание Макрея означает согласие с условием Ди, Исабель взяла ключ и подошла к пленнику, чтобы разомкнуть кандалы. Сердце Макрея бешено колотилось от нетерпения, он протянул запястья, пытаясь подавить внезапную дрожь в руках. Исабель склонила голову к цепям, прилагая все силы, чтобы справиться с отсыревшими и проржавевшими замками, не открывавшимися больше года. Кончики ее пальцев задели его запястья, опалив натертую кожу жаром магической энергии.

Одна рука свободна. Макрею пришлось собрать всю свою волю, чтобы стоять спокойно, пока Исабель поворачивала ключ во втором замке. Какие у нее блестящие волосы цвета вороного крыла.

Наконец и другой замок поддался, и кандалы скользнули по коленям Макрея. Подняв убийственную цепь, сковывавшую больше его мозг, чем тело, он с яростью швырнул ее в холодный камин. Адам потер нывшие от боли запястья и понял, что помрачневшее сознание чувствует себя не многим лучше прежнего. Неужели пятнадцать месяцев паралича отняли у него всю силу?

Он подошел к единственному в комнате зарешеченному окну и уставился в небо. Все эти долгие месяцы заключения Макерй завидовал чайкам, свободно парившим над Темзой. Будь он оборотнем, смог бы превратиться в птицу и улететь домой в Шотландию. Однако такой способностью он не обладал, а потому оставался здесь, на земле, лишенный своей самой глубинной сути.

Призвав на помощь воспитанную долгими годами обучения самодисциплину, он представил, как через его тело проходит легкий бриз, унося с собой отравляющие душу страх и разочарование. И где-то глубоко-глубоко замерцал маленький проблеск силы, подобно светлячку, вспыхнувшему в ночи. Разрываясь между желанием удержать и желанием смаковать это ощущение, Адам бережно разжег слабую искорку, осторожно возрождая то, что так долго было заморожено.

Будто горная весенняя речушка родной Шотландии, сломавшая наконец сковывавший ее лед, сила начала неумолимо расти и заполнять его. Почти захмелев от прилива магии, Макрей выплеснул гнев на свое пленение в облачко, слегка прикрывшее в этот момент солнце. И облачко мгновенно потемнело, начало расти, пока не превратилось в огромную тучу, и над Тауэром не разразилась буря, от которой задребезжали близлежащие крыши. В зарешеченное окно ворвался косой ливень, холодный и освежающий. В Макрее забурлила пьянящая радость от вновь обретенного чувства власти над ветрами, и он громко рассмеялся.