Сыворотка правды - Марина Серова

— Не помешало бы, — механически произнесла я отзыв.

— Тагда вам нужен пойти со мной, — с облегчением сказал он.

Я растерялась — до этого дня разведка детей в свои дела не вовлекала.

Мальчик развернулся и вприпрыжку побежал вперед, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. На выходе с базара мы протиснулись в разбитый старый «пазик» и, проехав шесть остановок, оказались в районе одинаковых белых пятиэтажных «хрущевок». Мальчик приглашающе махнул рукой и помчался вперед.

Район был полумертв: выжженная солнцем, вытоптанная земля газонов, следы костров, разбитые стекла нижних этажей… Я прошла мимо группы подростков, сосредоточенно тянущих общий «косяк», двух бабушек на почти разрушенной скамье, русской женщины с темноглазым ребенком на руках, двух девиц в национальных штанишках, несущих ведра с водой, и вскоре входила в подъезд. На четвертом этаже мальчишка забарабанил в дверь, и через миг молодая таджичка, ни капли не удивившись, впустила меня в квартиру.

Она молча провела меня в спальню. Здесь на положенном на пол матрасе лежал крупный крепкий таджик. Рядом с ним стоял пустой тазик, чайник, пиала и остро пахнущая медикаментами коробка.

— Вы от Андрея Леонидовича? — с трудом спросил таджик. Ему было очень плохо. Пот катился по лбу, а загорелая дочерна кожа приобрела неестественный пепельный оттенок.

— Да.

— Возьмите, — протянул он мне маленький сверток. — Здесь дискета. Отдайте ее Андрею Леонидовичу. Хотя уже, наверное, поздно.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Вряд ли.

Таджик говорил на прекрасном, без малейшего акцента, русском языке. Девушка что-то расстроенно сказала ему на своем и посмотрела на меня.

— Он умрет, если останется здесь. Он ранен.

Я повернулась к мужчине.

— Это бесполезно, — тихо сказал он. — Меня ищут. Я не проеду и квартала. Лучше уходите. — Он повернулся к девушке и сказал ей что-то — коротко и жестко. Она сердито развернулась и, хлопнув дверью, вышла вместе с мальчиком из квартиры.

— Она хорошая, — тихо сказал таджик. — Но она не понимает.

— Я могу доставить вас в госпиталь, — предложила я.

— Все бесполезно, — сказал он. — Это — конец. Группа уничтожена, остался только я. Им помогут из Москвы, и тогда они найдут и меня.

— Вот что, — я поднялась. — Как вас звать?

— Называйте меня Аладдин.

— Хорошо, Аладдин. Давайте рискнем. Воинская часть вас устроит? Никто вас там не тронет.

— А-а… Сергей Довлатович?..

— Да-а, — удивленно протянула я, не понимая, почему он еще не там, если знает командира полка.

— Довлатыч — мужик хороший, но и он не спрячет. Меня и в Москве не спрячешь. Не тот случай.

Я засунула дискетку за пазуху, подумала и отправила туда же паспорт. В конце концов, каждый сам выбирает, бороться ему за жизнь или нет.

— До свидания, Аладдин.

— Прощайте.

Дверь хлопнула, и я обернулась — сзади стояли два молодых таджикских парня. Я прикинула: в окно не выпрыгнешь — четвертый этаж.

Один громко и радостно крикнул что-то через плечо, и в дверях квартиры появился мужчина постарше.

— В общем, так, больной, — громко обратилась я к Аладдину. — Больше питья и строгий постельный режим! Завтра я вас навещу… Разрешите, — нахально протиснулась я мимо парней и направилась к двери.

Парни растерянно отодвинулись.

— Подождите, — остановил меня в дверях высокий сухой мужчина с европейскими чертами лица. — Вы кто?

— Вторая поликлиника. А что?

— Ваши документы.

Я растерянно полезла в сумочку.

— Я с собой не взяла… А вы кто?

— Дайте-ка вашу сумку, — проигнорировал мой вопрос мужчина.

— А что?

— Дайте сюда, я сказал!

Я протянула и возблагодарила высшие силы за то, что загодя вытащила паспорт.

Мужчина порылся в сумке в поисках чего-нибудь важного, но, ничего не найдя, вернул сумку мне.

— Вам придется задержаться.

Я взяла сумку и послушно встала рядом.

— Отойдите от двери, — потребовал русский.

Я отошла.

В дверь зашли еще два человека.

— Ну что? — спросил один у русского.

— Он здесь.

— Алик, родной, ты здесь?! — радостно крикнул один из вошедших и прошел в спальню. — А то я уж думал, ты в Москве! Жалуешься… Видишь, как хорошо, что я тебя нашел!

Он отдал команду на незнакомом мне языке, и парни подхватили и поволокли Аладдина через комнаты к выходу.

— Что вы делаете? — с профессиональной медицинской отвагой возмутилась я. — Больного нельзя транспортировать без носилок!

— Вас не спросили, — парировал русский.

Мужчины проволокли Аладдина через квартиру, вытащили за дверь и понесли вниз. Теперь мне оставалось только незаметно исчезнуть.

В дверях появился еще один «персонаж» — толстый, потный мужик в мятой милицейской рубашке с полковничьими погонами.

— Все чисто? — спросил он у русского.

— Все, Алиакпер Букеевич, — подтвердил тот.

— А это кто? — показал он пальцем на меня.

— Врачиха. Из поликлиники.

Алиакпер Букеевич мельком глянул в глаза русскому, и я поняла, что для меня ничего еще не закончилось.

— Проедете с нами, — сказал толстый и вышел за дверь.

Русский жестко взял меня за локоть и повел вслед за ним по ступенькам.

«Черт! — думала я. — Этого еще не хватало! Как бы сорваться?! Надо сразу во дворе».

Когда мы вышли из подъезда, во дворе стоял добрый десяток российских спецназовцев в беретах, с закатанными по локоть рукавами и автоматами на изготовку. Моего «больного» как раз в этот момент засовывали в клетку милицейского «УАЗа».

«Черт! — еще раз ругнулась я. — Чем ты там занимался, Аладдин?! И почему выбрал Грома в душеприказчики?» Я глянула в холодные серые глаза наших русских парней и поняла: если побегу — живой и за угол не заверну. «Ладно, — решила я. — Менты — не самое страшное; технология выхода мне в принципе известна».

Меня посадили в клетку, спецназовцы запрыгнули в «рафик», и четыре машины тронулись и помчались по улицам областного центра. Мы проехали через площадь, проскочили мимо облУВД, мимо здания следственного изолятора и только тогда, когда возле военного городка «рафик» со спецназом отделился и поехал по своим делам, я поняла, что «попала», — меня везли за город.

Я стремительно начала анализировать все, что знала о ситуации, не забывая запоминать дорогу. Но понять ничего толком не могла. Я допускала тот вариант, что интересы внешней разведки ФСБ пересеклись с интересами таджикского руководства. Отсюда — и этот «захват». Но оставалось непонятным участие в операции российских военных. Такое бывает, когда берут обоюдоопасного преступника, но при чем здесь тогда Гром? Мне оставалось предположить, что или Андрей Леонидович Суров — предатель, или я стала участницей одной из тех жутких операций, когда структура пожирает собственных подчиненных — естественно, во имя высших целей. Ни то, ни другое предположение мне не нравилось.

Мы двигались в южном направлении около трех часов, потом машины резко свернули вправо и, пропылив километра четыре по каменистой дороге, въехали в село и остановились у белого глинобитного забора.

— Выходи! — открыл мне дверь милицейский полковник, и с этой минуты на «вы» ко мне никто не обращался.

Меня провели в крытый железом сарай и заперли. Здесь было невероятно душно. Когда-то хозяин из соображений престижа, наверное, соорудил металлическую кровлю, и теперь здесь была настоящая преисподня. Я тщательно изучила возможности для побега, но таковых не наблюдалось — стены были необычно высоки, а у дверей стоял вооруженный автоматом молодой парень.

— Эй! Я в туалет хочу! — забарабанила я в дверь. Мне ответили на фарси, и я поняла: это безнадежно.

Вскоре я услышала крик — кричал мой «связной». На некоторое время наступала тишина, и крик повторялся снова. Аладдина пытали где-то далеко, может быть, за пятью или шестью стенами, но человек кричал громко и отчаянно.

Я пощупала дискету… Надо было решить, избавляться от нее или нет. Теперь я понимала, что Гром не предатель и силовые структуры не пожирают своих «детей» — реализуется какой-то третий вариант. В этой ситуации дискета могла приобрести особое значение. «И потом, — сказала я себе, — не рассчитывай, что они тебя выпустят живой… Если ты сама не приложишь к этому усилий». Есть у меня на руках дискета или нет — большой разницы в судьбе не предвидится.

Мой «связной» все кричал и кричал. На некоторое время он замолкал, но тогда начинали недовольно орать палачи — видимо, он терял сознание. Я еще раз обошла сарай в поисках чего-нибудь железного, но, кроме уверенности, что даром мне эта «командировочка» не пройдет, ничего не обнаружила.

Дверь распахнулась.

— Выходи! — громко крикнул мужчина в стеганом черном халате, и я, щурясь от яркого электрического света, вышла.