Прорвемся, опера! Книга 4 - Никита Киров

А по тому Мише ничего нового у вас не было?

— Нет, похоже, вообще свалил из города. Или его закопали, чтобы помалкивал. Люди-то в сафроновской банде такие, могут и прикопать.

— Ладно, посмотрим. Благодарю.

Я отключился и набрал прокуратуру, но в кабинете следователей никто не отвечал.

А допрос свидетеля тем временем продолжался.

— А что ты там делал, на заправке? — подал голос Устинов.

Он сидел и точил карандаши новым ножом, причём, судя по горке строганных щепок перед ним, он решил наточить вообще всё, что только нашёл у нас в кабинете. Трезвый, даже не с похмелья — хорошо мы его на рынке ждать не стали.

— Так это самое, — дальнобой засмущался. — У меня же это самое… ну как сказать… профессиональное.

— Геморрой? — предположил Василий Иванович. — Так и скажи. Чё ты стесняешься, все свои!

— Не, грыжа у меня! — прокричал дальнобой. — На корточках-то не могу срать… ой, то есть, испражняться, или как оно…

— Да говори уже своими словами! — прикрикнул Устинов. — Срать так срать! Пердеть так пердеть! Не девки тут сидят, никого не смутишь.

Витя Орлов с Толиком тихонько засмеялись. Якут поцокал языком, строго посмотрев на них, и они перестали.

— Я стульчик с собой вожу, табуреточку, с дыркой для жопы, чтобы сидеть сподручнее было, — продолжал дальнобойщик, уже расслабившись. — И вот, приспичило сильно, так сдавило, я аж чуть не помер там. А на улице не могу, снег со всех сторон, ветрюган дует, холодно, всё отморозить можно. И вижу, там заправка. А я туда ходил как-то раз по зиме, решил снова…

— Вот кто там всё засрал, — Василий Иванович покачал головой, хотя его на заправке с нами не было. — Хотя если бы не ты…

— Ну и вот, захожу, а там лежит кто-то. А я чуть не обосрался от страха, думал, бомж какой-то подох, а там… ну это самое, девка лежит. Ну, вот и всё.

— Тогда шёл снег, пока мы приехали, следы засыпало, — влез я. — Но, может, на тот момент были другие следы. Или вообще рядом, может, была какая-нибудь машина?

— А хрен его знает, — мужик почесал затылок. — Может, и была, может, и нет. Да. Кто-то проезжал мне навстречу с той стороны, от заправки. Нёсся, как чёрт.

— Не девятка была?

— Да не помню… нет, вроде, не девятка. Старое чё-то было. Москвич, может, или копейка. Не помню… темно было, а тот ещё без света ехал, идиот.

— А во сколько вы нашли тело? — спросил Якут.

— Не помню, — мужик выпучил глаза и поднял их к потолку.

— Надо вспомнить, — настаивал Филиппов.

— Как я вспомню-то? Я на часы-то редко смотрю. Я же пустым возвращался, без груза, мне не надо по часам отчитываться, где был и что проехал. Вот и не смотрел, часы вообще в сумке лежали. Вот никак не вспомню.

— А если… — я немного подумал. — А музыка в машине у вас есть?

— Канеш! — он обрадовался. — В поездке-то со скуки сдохнуть можно, если музыки не будет.

— Магнитола или радио?

— И то, и то! Филипс у меня, автомагнитола! И радио ловит, и кассеты жрёт. Не, правда жрёт! — воскликнул дальнобой и засмеялся. — Кая Метова целую кассету зажевала, я её не включал больше. А то так все кассеты кончит!

— Значит, слушали радио? — уточнил я.

— Да!

— И что там играло? Когда приспичило и вы к заправке повернули?

— О! — мужик аж вскочил на ноги. — Я вспомнил! Моя любимая же играла!

Он повернулся, откашлялся и хрипло пропел:

— В пути шофёр-дальнобойщик! Он знает лучше всех! Он… эта, — мужик замялся, забыв слова. — эта… рассказать, что знает лучше всех, усталые глаза, шоссе длиною в жизнь и… эта…

— Всё в кучу собрал, — Устинов хмыкнул и добавил, чтобы слышал только я: — буду говорить всем, что Овсиенко петь не умеет, фальшивит. Свидетель же напел.

— Толя, — позвал я. — Позвони на радио, у нас всего две волны в окрестностях ловят. Спроси, когда играла песня про дальнобойщика в период до…

— Девятнадцати тридцати пяти, — подсказал Якут, взглянув в записи. — Тогда был зарегистрирован звонок в дежурке.

— Лады, — Толян подтянул к себе справочник и начал искать номер.

Дальнобоя отпустили, когда он подписал протокол, как и полагается, в нескольких местах, а вскоре явился Кобылкин, с красными от недосыпа глазами.

— Опять таксовал? — сочувственно спросил Устинов. Не я один знаю, выходит, он тоже как-то пронюхал про это. — А мы тут вместо тебя протоколы пишем. Ты поручение не забудь накалякать, на допрос дальнобоя — задним числом.

Дело по убийству проститутки возбуждено, и допрашивать, формально, мог только тот, у кого оно в производстве, или у кого есть его письменное поручение на это следственное действие.

— Короче, сегодня этого маньяка увезут в СИЗО, но я хочу его ещё разок погонять здесь, чтобы признался, да покрепче, — Кобылкин сел на подоконник, где обычно сидел Сафин. — А то про эту проститутку он вообще в отказняк идёт и ни в какую не сознаётся. Хотя заявление она на него писала. Вот и отомстил, гадина.

— Не бьётся путана, — сказал я. — Никак не бьётся с Крюгером.

— Опять? — он повернулся ко мне. — Чё у тебя не бьётся всё, Паха?

— Надо этого типа дёрнуть, — я повернулся к Толику. — Как у него фамилия? У Мишани, брата твоей бывшей?

— Зиновьев, — ответил он после пары секунд раздумий.

Толян начал набирать номер, но остановился, занеся палец над диском.

— А ведь все будут думать, что я ним поссорился и закрыл из-за этого, — произнёс он Толик печальным голосом себе под нос. — Состряпал дело и закрыл. И не докажешь никому, что он реально подозреваемый.

— Надо этого Мишу Зиновьева в розыск, — продолжил я, глядя на следака. — Он крутился рядом с жертвой в день убийства, и явно связан с новой ОПГ Сафронова, и все эти убийства барыг — разборки и борьба за кресло мэра. А вот трупы остальных — надо искать между ними связь. А если спихнём все темнухи на Кащеева