Пропущенный мяч - Пол Бенджамин

— Я не хочу, чтобы эта история получила огласку. Она повлечет за собой целый шквал нелепых и идиотских статей и отвлечет внимание от вещей гораздо более важных.

— Но речь идет о вашей жизни. Что может быть важнее?

— Есть два способа уладить это дело, мистер Клейн. Хороший и плохой. Я предпочитаю хороший. Я знаю, что делаю.

Я облокотился на стол и подождал, пока наступившая тишина не сделает атмосферу напряженной. Мне не нравилось поведение Чепмэна. Я хотел, чтобы он понял, в какую историю он влип.

— Вы говорите, что кто-то пытается вас убить. Что конкретно вы имеете в виду? Вас пытались столкнуть с подоконника? В вас стреляли? Вы заметили, как кто-то подсыпал мышьяк в ваше мартини?

— Я говорю о письме, — спокойно ответил Чепмэн. — Оно пришло в понедельник. Позавчера.

Он сунул руку во внутренний карман своей куртки из бежевого кашемира. Чепмэн одевался изысканно небрежно, как умеют одеваться только богачи. Большинство бейсболистов одеты так, как будто они только что вышли из гавайского бара для холостяков. Но Чепмэн всегда был воплощением изящества и снобизма начиная от бриллиантовых запонок и кончая ботинками стоимостью не менее ста долларов. Я подумал, что он, наверное, тратит в год на нижнее белье и носки больше, чем я на весь свой гардероб. Чепмэн вынул из кармана простой белый конверт и протянул его мне. На конверте стоял адрес его квартиры в Ист-Сайде и штамп центральной почты. Адрес был напечатан на электрической машинке, возможно на «Ай-Би-Эм Селектрик». Я открыл конверт и прочел письмо, которое было напечатано на той же машинке и занимало целую страницу:

«Дорогой Джордж,

ты помнишь 22 февраля пять лет назад? Похоже, что ты забыл о нем, судя по твоему поведению в последнее время. В ту ночь ты умудрился остаться в живых. В следующий раз тебе так не повезет. Ты умный парень, Джордж, сам должен все понимать. Тебе не следует забывать о нашем соглашении. Если же будешь своевольничать, то…

Говорят, ты скоро станешь кандидатом в сенаторы. Не забывай, что в любое время можешь стать кандидатом в покойники.

Твой Друг».

Я поднял глаза на Чепмэна, который не отрывал пристального взгляда от моего лица, пока я читал письмо.

— Это очень похоже на шантаж, — сказал я. — Что вы об этом думаете? Кто-нибудь уже пытался вас шантажировать?

— В этом-то и загвоздка. Я понятия не имею, о чем говорится в этом письме. Здесь подразумевается, что я не соблюдаю условия какой-то сделки. Для начала скажу, что никакой сделки я никогда ни с кем не заключал.

— Автор также дает понять, что несчастный случай с вами не будет последним.

Чепмэн покачал головой, как бы стараясь прояснить свои мысли и отогнать воспоминание о той ужасной ночи. На короткое мгновение он показался постаревшим и изможденным. Усилие, которое он прилагал, чтобы справиться с бедой, было тяжелым для него, и я впервые увидел на его лице страдание. Он медленно произнес:

— Поверьте мне, это был несчастный случай. Я хотел объехать большую ветку дерева, лежавшую на дороге, но из-за гололеда не справился с управлением и врезался прямо в грузовик, ехавший по встречной полосе. Это невозможно было подстроить. Да и к чему такие сложности?

— А водитель грузовика? — спросил я, развивая свою мысль. — Вы помните его имя?

— Папано… Прозелло… — Он остановился. — Точно не помню. Итальянское имя, начинается на «П». Но версия, что он может быть злоумышленником, кажется мне притянутой за уши. Этот парень был ошеломлен, когда узнал, что я вел эту машину. Он приходил ко мне в больницу и умолял простить его, хотя он, в общем, не был виноват.

— Где произошло столкновение?

— Графство Каунти, на дороге номер сорок четыре около Мильбрука.

— Но ведь банкет проходил в Олбани, не так ли? Почему вы не поехали по автостраде или в крайнем случае по шоссе Таконик?

Чепмэн внезапно смутился.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Из Олбани в Нью-Йорк путь не близкий. Мне непонятно, каким образом вы очутились на маленькой проселочной дороге в ту ночь.

— Ну хорошо, — сказал он неловко. — Я очень устал и подумал, что если я сверну с главной автострады, мне будет легче вести машину. — Выдержав долгую театральную паузу, он добавил: — Как выяснилось, я ошибался.

На данном этапе беседы я не хотел отвлекаться от главной темы и отложил эту деталь в дальний уголок памяти, чтобы поразмыслить над ней на досуге.

— Что-то в этом письме мне кажется фальшивым. Оно содержит угрозы, однако оставляет впечатление неясности и неточности. Если, по вашим словам, вы ничего не знаете о сделке, на которую намекает автор послания, то угроза теряет всякий смысл. Вы не допускаете возможность розыгрыша или шутки кого-нибудь из ваших друзей?

Чепмэн ответил:

— Если бы я допускал, что это письмо может быть шуткой, я не позвонил бы вчера и не пришел бы к вам в девять часов утра. Разумеется, я рассмотрел все возможные гипотезы. Но в конечном счете это не имеет значения. Письмо существует, и единственный способ разобраться с ним — это воспринимать его как реальную угрозу. Я не хочу, успокоившись мыслью, что это чья-то шутка, быть убитым в темном переулке.

— Давайте подойдем к вопросу с другой стороны. Насколько я знаю, вас сопровождает большой успех, вы пользуетесь всеобщей любовью. Есть ли кто-нибудь, кто вас ненавидит, причем до такой степени, что у него появилась мысль о том, что мир без вашего в нем присутствия станет гораздо более приятным местом?

— Последние два дня я пытался найти ответ на этот вопрос. Честно говоря, я никого не могу представить в этой роли.

— Хорошо. Попробуем по-другому. Как у вас обстоят дела в супружестве? Ваша сексуальная жизнь? Ваше финансовое положение? Проблемы в делах?

Чепмэн не дал мне продолжить.

— Избавьте меня от вашего сарказма, — отрезал он. — Я здесь не для того, чтобы исповедаться в личных проблемах. Я пришел нанять вас для поисков человека, который хочет меня убить.

— Послушайте, Чепмэн, — резко сказал я. — Я еще не решил, буду ли я работать для вас. Но если я соглашусь, мне будет необходима ваша полная откровенность от начала и до конца. Люди не угрожают смертью из чистого каприза, вы это знаете. У них всегда есть на то причины, чаще всего связанные с сексом, деньгами и другими вещами, о которых никто не любит говорить. Если вы хотите, чтобы я нашел автора письма, вы должны предоставить мне право выворачивать вашу жизнь наизнанку, потому что только так можно найти разгадку. Это будет иногда не слишком приятно, но по крайней мере вы останетесь живы. Полагаю, это и есть наша основная цель?

В принципе я не люблю говорить с клиентами в подобном тоне. Но когда между сторонами возникает непонимание, его не избежать. Расследование обычно очень грязное дело, но не грязнее преступления. И лучше объяснить человеку, что добиться результата можно только при полном взаимном доверии. Это игра, в которой не выигрывают. Разница лишь в том, что одни теряют больше, другие меньше.

Как я и надеялся, Чепмэн проявил благоразумие и любезно извинился. Хотя он так плохо владел собой, я с удивлением отметил, что совсем не испытываю злости. Мой гость представлял собой странную смесь здравомыслия и глупости. Он был ограниченным человеком и в то же время обладал способностью с удивительной ясностью проникать в сущность вещей. Противоречивость этой личности заинтриговала меня. За внушительным фасадом скрывался какой-то душевный разлад. Я ни в коем случае не желал стать его другом, но мне очень хотелось ему помочь. Я хотел заняться этим делом.

— Сожалею, — сказал он. — Вы абсолютно правы. Два последних дня были для меня суровым испытанием, я немного не в себе. В общем, я счастливый человек. Знаю, в это трудно поверить, но ампутация ноги оказалась для меня событием во многих отношениях положительным. По-моему, я стал лучше. Теперь у меня появилась цель в жизни, я занимаюсь очень важной работой. Моя жена — чудесная женщина, она поддерживала меня в трудные моменты, и я очень люблю ее. У меня нет любовниц, финансовое положение вполне стабильное, своей работой я доволен. Вот ответы на ваши вопросы. Я совершенно не могу понять, почему кто-то желает моей смерти.

Он нерешительно посмотрел на меня. Его лицо выражало искреннюю растерянность. Или Чепмэн был хорошим актером, или же он действительно вел безупречную жизнь. Он казался слишком искренним, слишком усердно убеждал меня в своей правоте. Я хотел ему верить, и все же что-то внутри меня противилось этому. Если я приму на веру такое описание его жизни, мне не от чего будет оттолкнуться, начать расследование. Ясно одно: кто-то и впрямь жаждал его смерти.

— А в политическом плане? — спросил я. — Может быть, кому-то не нравится, что вы станете сенатором?