Движущая сила - Дик Фрэнсис

Местный констебль, снявший трубку, хорошо меня знал, потому что оба мы большую часть наших жизней провели в скаковом центре Пиксхилла — большой деревне, скорее даже маленьком городе, расположенном в долине в Гемпшире, южнее Ньюбери.

— Сэнди? — коротко спросил я, когда он снял трубку. — Говорит Фредди Крофт. У меня тут небольшая проблема... Один из моих фургонов подсадил пассажира, а он, похоже, по дороге умер. Не смог бы ты приехать? Фургон здесь, около дома, не на ферме.

— Ты говоришь, он мертвый? — после паузы осторожно переспросил он.

— Мертвый. В смысле не дышит. Он откашлялся.

— Ты меня не разыгрываешь?

— К сожалению, нет.

— Ладно, дай мне десять минут.

Полиция в Пиксхилле состояла из одного Сэнди, стража законности и порядка на границе с Диким Западом. Весь полицейский участок Пиксхилла располагался в доме Сэнди, в комнате, приспособленной под офис, где он в основном и занимался написанием отчетов о дневном патрулировании. После рабочего дня, как в настоящий момент, он, одетый кое-как, смотрел телевизор, пил пиво и время от времени прижимал к себе мать своих детей, пухлую даму, которая, казалось, и родилась в домашних шлепанцах.

За те десять минут, которые прошли до его появления у меня во дворе в служебной машине с включенной мигалкой, мне удалось узнать еще совсем немного о нашем незваном покойном госте.

— Откуда мне было знать, что он возьмет и помрет? — печально сказал Дейв, когда я положил трубку. — Вот так оказывай кому-нибудь услугу... Ну знаю я, что ты не велел нам никого брать. Но он прямо зашелся относительно того, что ему-де надо в Бристоль на свадьбу дочери или что-то в этом роде...

Я с изумлением смотрел на него.

— Ну, вообще, — пробормотал Дейв, защищаясь, — откуда мне было знать?

— Это все его идея, — заверил меня Бретт.

— Вы с ним о чем-нибудь говорили? — спросил я их.

— Не больно, — сказал Дейв. — Он сел сзади, может, не хотел разговаривать.

— Я предупреждал Дейва, что он поступает плохо, — пожаловался Бретт.

— Заткнись, — обозлился Дейв. — Ты мог отказаться его везти. Что-то я не припомню, чтоб ты говорил, что не повезешь.

— И никто из вас не заметил, как он умер? — насмешливо поинтересовался я.

Сама мысль показалась им неуютной, но нет, они, получалось, ничего не заметили.

— Думали, спит, — сказал Дейв, а Бретт кивнул. — Потому, когда мы... это... не могли его растолкать... в смысле, ты же видел, как он выглядит... ну и мы просто свернули с основной дороги у развилки на Ньюбери... мы договорились ссадить его у бензоколонки в Чивели, чтоб он оттуда еще с кем доехал до Бристоля... ну и... он был мертвый, и не могли же мы просто выкинуть его на землю, ведь так?

Не могли, это верно. Поэтому они и привезли его к моему порогу, как кошки приносят домой задушенную птичку.

— Дейв предлагал его где-нибудь выкинуть, — заныл добродетельный Бретт. — Он так хотел. Это я сказал, не надо.

Дейв испепелил его взглядом.

— Мы просто обсуждали, — сказал он, — и все.

— Если бы вы его выкинули, вам бы было не избежать больших неприятностей, — сказал я. — И не только с моей стороны.

В этот момент прибыл Сэнди, все еще застегивающий свой темно-синий форменный китель, и взял дело в свои руки с тем слегка напыщенным видом, который он приобрел за годы работы в полиции. Едва взглянув на труп, он начал вызывать подмогу по своей рации, что вскоре привело к появлению врача и куче вопросов, на которые не было ответов.

Как оказалось, у покойника все же было имя, что удалось выяснить с помощью бумажника, полного адресов и кредитных карточек, обнаруженного у усопшего. Сэнди принес бумажник из кабины и показал его мне.

— К. К. Огден. Кевин Кейт Огден, — сказал он, копаясь толстыми пальцами в бумажнике. — Живет в Ноттингеме. О чем-нибудь тебе говорит?

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Никогда о нем не слышал.

Другого ответа он и не ждал.

— От чего он умер? — спросил я.

— Может, инфаркт. Доктор не хочет говорить до вскрытия. Ничего подозрительного, если ты об этом. Должен признаться, что я был рад это слышать.

— Я смогу пользоваться фургоном завтра? — спросил я.

— А почему бы и нет? — Он немного подумал. — Придется только слегка почистить.

— Разумеется, — сказал я. — Всегда так делаем. Он искоса взглянул на меня.

— Я полагал, у тебя есть правило никогда никого не подвозить.

— Дейву и Бретту крупно нагорит. Он с некоторым сочувствием взглянул на работников, стоявших у дверей дома, и заметил:

— Не зря у тебя слава человека с железным характером, Фредди.

— А как насчет доброго сердца?

— Верно. Не без этого.

К сорока годам Сэнди прибавил несколько фунтов вокруг талии и слегка округлился в лице, но его вид деревенского простофили был обманчив. Однажды начальство перевело его из Пиксхилла, потому что, по его, начальства, мнению, полицейский, долго живущий в маленьком населенном пункте, мягчает и расслабляется, и послало в Пиксхилл патрульные машины из другого города. За время отсутствия Сэнди, однако, уровень мелкой преступности в Пиксхилле сильно вырос, а процент раскрываемое(tm) преступлений, наоборот, сильно упал, так что через некоторое время Сэнди Смит был по-тихому возвращен на свое прежнее место, к большому неудовольствию местной шпаны.

Нарядно одетый доктор Брюс Фаруэй, недавно приехавший в Пиксхилл, но уже успевший восстановить против себя половину пациентов своей покровительственной манерой обращения, ловко выбрался из фургона и строго наказал мне не трогать тело, пока он не договорится, чтобы его забрали.

— Хотел бы я знать, зачем мне это может понадобиться, — безразлично заметил я.

Он с неудовольствием посмотрел на меня. Мы невзлюбили друг друга еще несколько месяцев тому назад, и он так и не простил мне, что я не согласился с диагнозом, который он поставил одному из моих водителей, заплатил за дополнительную консультацию и доказал, что он ошибся. Не было в докторе Фаруэе ни смирения, ни хотя бы капли человечности, хотя я слышал, что больные дети его любят.

Он остался отдавать короткие инструкции по телефону, а мы с Сэнди направились к дому, где он взял показания у Дейва и Бретта. Будет проведено следствие, объявил он им, но вряд ли это отнимет у них много времени.

Слишком много, подумал я сердито, и оба безошибочно поняли, о чем я думаю. Я сказал им, что поговорю с ними утром. Похоже, спокойствия это им не прибавило.

Немного погодя Сэнди отпустил их, и они отправились в местную забегаловку, где немедленно все расскажут и откуда слухи распространятся по всему поселку. Сэнди захлопнул свой блокнот, устало улыбнулся мне и укатил к себе, чтобы позвонить в полицейское отделение того городка, где жил покойный. Остался только Брюс Фаруэй, нетерпеливо ожидающий у своей машины транспорта, на котором Кевин Кейт Огден сможет продолжить свое путешествие. Я направился к доктору, чтобы услышать последние новости.

— Они хотели оставить его здесь до утра, — обиженно воскликнул он. — Но мы с Сэнди настояли, чтобы они приехали сегодня.

Спасибо и за это, подумал я и предложил ему подождать в доме. Неопределенно пожав плечами, он согласился. В большой гостиной я предложил ему спиртное, кока-колу или кофе. Он от всего отказался.

Брюс Фаруэй с брезгливой миной разглядывал ряд сделанных на скачках фотографий, висевших на стене. В основном на них был изображен я верхом на лошади во время прыжка. Жители деревни, где все вертится вокруг разведения чистокровных скаковых лошадей и где от четвероногих аристократов зависит не только возможность иметь работу, но и благосостояние большинства, слышали, как Брюс Фаруэй говорил, что жизнь, посвященная скачкам, — это жизнь, прожитая впустую. Достойно похвалы только бескорыстное служение другим, к примеру, работа врачей и медсестер. С его точки зрения, в своих травмах жокеи виноваты сами. Никто не мог понять, зачем такой человек приехал именно в Пиксхилл.

Я подумал, что могу его спросить, и спросил. Он удивленно посмотрел на меня и подошел к окну, чтобы взглянуть на неподвижный фургон.

— Я — сторонник общей практики, — заявил он. — Я верю в пользу служения сельским общинам. Я верю, что нужно лечить семью, а не болезнь.

Все бы ничего, подумал я, не смотри он на меня так высокомерно и не светись в его глазах сознание собственного превосходства.

— Отчего умер наш клиент? — спросил я. Он сжал свои и без того тонкие губы.

— От обжорства и курения, так я полагаю. Живи он в другом веке, он приговаривал бы ведьм к сожжению. Разумеется, заботясь об их бессмертной душе.

Тощий фанатик, доктор нетерпеливо мялся у окна и наконец сам задал вопрос:

— Почему вы были жокеем?

Ответ был бы слишком сложным. Поэтому я просто сказал:

— Я таким родился. Мой отец тренировал скаковых лошадей.

— Разве это было неизбежно?