Лесные женщины - Абрахам Меррит

Он выкрикнул им дружеское приветствие, но они не ответили. Они стояли, хмуря суровые брови. И когда он снова склонился к веслам, один из них поднял топор и свирепо ударил по стволу стройной березы. Маккею показалось, что он слышит тонкий жалобный стон раненого дерева. Лес горько вздохнул.

Маккею показалось, что острое лезвие впилось в его собственную плоть.

— Прекратите! — закричал он. — Прекратите, черт вас возьми!

Вместо ответа человек ударил снова — и никогда ни у кого Маккей не видел такой ненависти, как на его лице в момент удара. Дико бранясь, со смертоносным гневом в сердце, он повернул лодку и устремился к берегу. Он слышал, как снова и снова крякал топор. Совсем рядом с берегом он услышал треск и опять тонкий жалобный крик. Он поднял голову.

Береза шаталась, падала. Но Маккей успел заметить нечто весьма необычное. Рядом с березой, росла одна из пихт, и, падая, меньшее дерево склонилось на пихту, как девушка падает в обморок на руки своего возлюбленного. Она лежала и дрожала, а одна из больших ветвей пихты вдруг выскользнула из-под нее, взметнулась и нанесла владельцу топора сокрушительный удар по голове, швырнув его на землю.

Конечно, всего лишь случайный удар ветви, согнутой давлением упавшего дерева и разогнувшейся, когда береза скользнула ниже… Но в движении ветви ощущался такой гнев, что это очень походило на мстительный удар. Маккей почувствовал странное покалывание на коже, сердце забилось с перебоями.

Мгновение Поле и его второй сын смотрели на крепкую пихту и лежащую на ее груди серебристую березу, защищенную игольчатыми ветвями, как будто — снова у Маккея возникла та же фантазия — как будто раненая девушка лежит в объятиях своего благородного возлюбленного. Потом, ни слова не говоря, все с той же жгучей ненавистью на лицах, отец и сын подняли пострадавшего, он обнял их руками за шеи, и они повели его, едва волочившего ноги, прочь.

Утром, сидя на балконе гостиницы, Маккей снова и снова возвращался к этой сцене, и все более и более человеческим казалось ему падение березы на подхватившую ее пихту, все более сознательным — ответный удар. В прошедшие с того момента часы он почувствовал, что беспокойство деревьев усилилось, что их призывы о помощи стали настойчивей…

Что они пытаются сказать ему? Что он должен сделать?

Обеспокоенный, он смотрел на озеро, пытаясь пронзить взглядом туман, совершенно скрывший противоположный берег. Неожиданно ему показалось, что он слышит призыв рощи. Маккей почувствовал, как она привлекает его к себе — так магнит притягивает и удерживает иглу компаса.

Роща звала его. Роща просила о помощи.

Маккей немедленно подчинился. Он встал и бросился вниз к причалу, сел в свой скиф и начал грести поперек озера. И когда весла коснулись воды, беспокойство покинуло его, уступив место миру и какому-то особому возбуждению.

Над озером по-прежнему лежал густой туман. Ветра не было, но туман вздымался сгустками, перемещался, дрожал и сворачивался под прикосновением невидимых воздушных рук…

Он был живым, этот туман. Он собирался в фантастические дворцы, мимо чьих сверкающих фасадов проплывал Маккей; дворцы превращались в холмы и долины, в окруженные стенами равнины. Блестели маленькие радуги, а на воде возникали блестящие полосы и растекались, как опаловое вино. Маккею вдруг показалось, что туманные холмы — это настоящие горы, а долины меж ними — не просто видение. А сам он — великан, плывущий сквозь волшебную страну. Прыгнула форель — словно левиафан вынырнул из бездонных глубин. Вокруг дуги ее тела плясали радуги, потом они превратились в россыпи мягко сверкающих драгоценностей: алмазов и сапфиров, пламенных рубинов и жемчужин с блестящей розовой сердцевиной. Рыба исчезла, беззвучно уйдя под воду; ее радужное тело сверкнуло в волне, и только многоцветный водоворот вспыхнул на мгновение на том месте, где была форель.

Не было слышно ни звука. Маккей опустил весла и наклонился вперед, доверившись течению. Он чувствовал, как открываются ворота неведомого мира…

Неожиданно он услышал голоса, множество голосов, вначале слабые и бормочущие, потом громче, отчетливее, — сладкие женские голоса и смешанные с ними более низкие мужские. Голоса поднимались и падали в диком веселом напеве, в их радости переплетались гнев и печаль — как будто солнечные ткачи вплетали в свою огненную ткань черные нити печали и алые полосы гнева.

Маккей дрейфовал, не смея дышать, чтобы не заглушить звуки волшебного пения. Оно звучало все ближе и ближе, и он заметил, что лодка пошла быстрее, что маленькие волны подталкивают ее вперед своими мягкими бесшумными ладонями. Когда лодка уткнулась в берег и зашуршала по гладкой гальке, песня смолкла.

Маккей привстал и всмотрелся. Здесь туман был еще гуще, но он увидел очертания рощи. Как будто глядишь через множество занавесей из тонкого газа: деревья казались плавающими, воздушными, нереальными. И среди них в размеренном ритме мелькали фигуры: так тени ветвей ритмично танцуют под ветром.

Маккей вышел на берег и медленно направился к ним. Туман сгустился сзади, спрятав озеро.

Ритмичное мелькание прекратилось; ни движения и ни звука среди деревьев. Но он чувствовал, что вся роща полна внимательно наблюдающей за ним жизни. Маккей попробовал заговорить, но какое-то молчаливое заклятие запечатало его уста.

— Вы меня звали. Я пришел помочь вам, если смогу…

Слова всплыли в его сознании, но произнести их он не смог. Снова и снова он пытался открыть рот; казалось, слова умирают у него на губах…

Туманный столб проплыл вперед и остановился, покачиваясь, на расстоянии вытянутой руки. Неожиданно из него выглянуло женское лицо. Глаза на уровне его глаз. Да, женское лицо… но Маккей, глядя в эти глаза, внимательно рассматривавшие его, понимал, что они не могут принадлежать человеку. Глаза без зрачков, белки — оленьи и цвета мягкой зелени лесной поляны. В них — крошечные светлые звездочки, как мотыльки в лунном луче. Глаза широкие и широко расставлены под низким лбом, над которым — прядь за прядью — вьются волосы цвета бледного золота, словно посыпанные золотым пеплом. Нос маленький и прямой, рот алый и изысканный. Лицо овальное, заостряющееся к нежному острому подбородку.

Прекрасное лицо… прекрасное чуждой волшебной красотой. Несколько мгновений эти необычные глаза всматривались в Маккея. Потом из тумана вынырнули две белые тонкие руки — длинные ладони, узкие пальцы…

— Он услышит, — прошептали алые губы.

И сразу вокруг замельтешили звуки: шепот и шорох листьев, дыхание ветра, скрип ветвей, смех невидимых ручейков, плеск воды, падающей в глубокий каменный пруд…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});