Провал резидентуры - Кирилл Мошков

Пока мы переодеваемся, я спрашиваю его:

- Легин, а кто у вас был Наставником?

- Ямадзуки Тацуо, - как бы с неохотой отвечает он. Я сражен окончательно.

Теперь у меня есть гренадер, я избавлен от неприятной обязанности контролировать модуль, плохо умея это делать (я все-таки не пилот, а разведчик), и поэтому могу еще раз покрутить на ридере легенду. Тем временем Легин очень резко отрывает модуль от Базы-Два и кидает вниз, по спирали. Я невольно охаю.

- Простите, - спохватывается он и меняет траекторию на более пологую. После сближения с планетой нам надо еще сделать суборбитальный бросок через полушарие - мы выходим к Южному полюсу. У меня обычно на сближение и маневры уходит почти три часа, потому что я предоставляю возможность автопилоту вести модуль по оптимуму. Таук же, как все гренадеры, предпочитает не оптимум, а скорость. Хотя он явно сдерживает себя, избегая ради меня резких перегрузок и изменений траектории, мы все равно начинаем падение через сто семь минут вместо ста семидесяти пяти.

Модуль садится в глухих лесах, в полукилометре от узкого местного шоссе. Здесь у нашей службы давний и очень надежный тайник, спрятанный между гигантских валунов. Таук сажает модуль легко, как пушинку, без малейшего толчка. Модуль теперь можно заметить только с воздуха, но и это предусмотрено - как только мы покидаем трехметровую тарелку, она мгновенно мимикрирует, становясь почти прозрачной. Только некоторое искажение показывает, что перед нами не россыпь мелких камней, а ее изображение на округлом плоском теле.

Мы выкатываем из тайника местный автомобиль с абсолютно легальными номерами и переодеваемся в местную одежду. Теперь я, чернокожий, становлюсь, по местным понятиям, господином - на мне дорогой изящный черный костюм, белая водолазка, дорогие шоколадного цвета туфли - а белокожий блондин Легин, как и заведено здесь, превращается в слугу-северянина, одетого в белые брюки и куртку. Я надеваю регистр, замаскированный под дорогие золотые часы, аварийную шашку, замаскированную под массивный золотой перстень, транслятор, замаскированный под очки в золотой оправе. В руке у меня тросточка с набалдашником резной кости. Это просто тросточка, в ней ничего нет.

Легин - само смирение. Он повязывает волосы ленточкой тех же цветов, что и узор моей тросточки; он с коротким полупоклоном распахивает передо мной заднюю правую дверцу "трихоо"; он бросается за руль, легко (Боже! Первый раз видя эту машину!) заводит ее и осторожно ведет по узкой, едва заметной тропе, вежливо спросив:

- В отель "Шаахан", хозяин?

Он бесподобен. Прекрасно усвоил сложнейшую роль, изложенную в легенде как запасной вариант (я раньше никогда не летал в этой роли с гренадером), весь связанный с ролью колорит, повадки, обычаи - и все это за полминуты чтения. Я, уже два года проработавший с островитянами, не могу внешне отличить его от настоящего раба-северянина. Молодец.

Машина выбирается на шоссе и, набрав скорость, устремляется к северу, к столице.

Глава вторая.ЖУРНАЛИСТ

Ровно в десять утра, едва я снимаю куртку, мне звонит редактор отдела и зовет к себе. Мог бы и заглянуть, зараза, всего-то перейти через коридор. Я вхожу к нему.

- Помнишь разговор насчет Шеман-Раманы?

- Помню.

Это он вчера мне объяснял, что, как только появится хоть один более-менее известный приезжий из Раманы, мы его должны ухватить первыми.

- Так вот, в "Шаахане" полчаса назад остановился твой драгоценный Шихле.

- О, шеф, - говорю я. - Я уже лечу.

Макту Мин Шихле - личность совершенно замечательная и при этом загадочная. Эксцентрик, позер, бабник из Динхоовоо, коллекционер неожиданных вещей и распространитель неожиданных слухов, он всегда появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, причем, судя по всему - особенно по раманским газетам - у себя в Динхоовоо он никого дома не принимает, на светских тусовках бывает крайне редко, не чаще раза в год, но страстно коллекционирует тамошние светские слухи и сплетни. У него там в газетах и на радио человек пять "агентов", которым он за информацию щедро платит. У нас же его наши слухи не интересуют, или, вернее, почти не интересуют - у нас он эти слухи сам порождает. Как приедет в Миноуану - сорит деньгами, якшается с богемой, с офицерами, с бизнесменами, с журналистами, даже с комитетчиками - и всех очаровывает, всем мил, со всеми в дружбе. И самое главное - он охотно рассказывает раманские слухи из своей коллекции. Из-за этого за ним табунами бегают журналисты, занимающиеся светской хроникой. В том числе и я. Я его не люблю, для меня он слишком шумен, но для меня он - клад.

Я набираю "Шаахан".

- Отель "Шаахан", добрый день, - говорит девичий механический голосок на фоне музыки. Новая какая-то.

- Добрый день, - говорю я. - Я Леа Ги Коона из газеты "Все еще развлекаемся". Не были бы вы так любезны соединить меня с господином Мин Шихле?

- Была бы, - вдруг совершенно человеческим голосом говорит девица. - Соединяю. Леа, мне очень понравилась ваша статья про "оборванцев".

- А, - говорю я, - спасибо.

Гудок. Трубку снимают. Вежливый молодой голос с акцентом северянина:

- Номер господина Макту Мин Шихле.

- Здесь Леа Ги Коона из "Все еще развлекаемся", - терпеливо говорю я. - Дай господина Шихле.

Пауза, потом возникает Шихле:

- А, Леа, привет. Я так и знал, что ты мне позвонишь. Хочешь приехать?

- Хочу, - говорю я.

- Приезжай. У меня новый слуга, он просто-таки невероятные коктейли делает. Давай.

- Макту, а если вам позвонят из "Вечернего клуба" или "Столицы", куда вы их пошлете? - спрашиваю я.

-Пошлю, пошлю, - отзывается Шихле. - Приезжай.

Он их, конечно, не пошлет, но, по крайней мере, не станет им назначать встречу сегодня. Вот за это я его ценю. Уж если я первый за него ухватился, он даст мне вволю подержаться.

Я выхожу из редакции, думая, что вчера мастер Хингоо арестован как шпион, причем как шпион Смаргуды, и хорошо, что я не сделал с ним интервью, отказался, и плохо, что сделал его Спиоо, но Спиоо мне не жалко, потому что он, кажется, стукач. Еще я думаю, что теперь придется делать вид, что мастера Хингоо никогда не было в истории музыки, и что очень жалко было выбрасывать оба его альбома.

Шихле, как всегда, бесподобен - в каком-то невообразимо элегантном костюме. Беловолосый беляк приносит нам коктейли, действительно великолепные, и исчезает.

- Макту, - говорю я. - Меня поражает ваша способность покупать отличные вещи.

- А, ты про беляка? - ухмыляется он, сверкая зубами. - Да, он хорош. Отлично дрессирован.

- Макту, расскажите, что там у вас нового, - говорю я, включая в кармане диктофон.

- Ну, что? - пожимает он плечами. - Майор Лоо женился на дочери герцога Бейхао, это самая последняя светская новость. Вчерашняя.

Мы принимаемся болтать о светских и не очень светских новостях, слухах и сплетнях обеих столиц, и так проходит минут сорок. Наконец, у меня в кармане щелкает: кончилась кассета. И тут же Шихле совершенно вне связи с предыдущим разговором произносит:

- Не нравятся мне дела, которые тут у вас происходят. Например, то, что вчера было.

Я ничего не говорю, но глазами показываю, что да, дела дрянь. И обвожу глазами помещение. Он кивает и совершенно невинно говорит:

- Я имею в виду, что Шайнхоо набили морду в ресторане. Мне уже рассказали.

Ну, это безопасная тема: после того, как флот обделался у острова Хиао, поругивать флотских стало модно.

- Да, морячилы обнаглели, - с чистым сердцем соглашаюсь я. Они и впрямь обнаглели, бесчинства пьяных морских офицеров - притча во языцех.

- Слушай, хочешь, я тебя подброшу в редакцию на своей машине? - спрашивает он вдруг.

- Конечно, - говорю я и понимаю, что он хочет поговорить без лишних ушей.

Мы спускаемся, за нами, как тень, идет беляк.

- Гилу теперь водит мою машину, - поясняет Шихле.

Я про себя удивляюсь. Такой молодой беляк - и такой квалифицированный? Сколько он стоил Шихле, интересно?

Мы выходим к подъезду, швейцар низко кланяется. В этот момент к Шихле кидается ражий детина в лохмотьях, один из тысяч беженцев-бездельников, что в последние годы заполонили столицу.

- Эй, барин, дай десятку, - нагло заявляет он, загораживая дорогу. Я столбенею. Такого никогда еще не было. Сальная кожа детины лоснится в дырах рубашки, гнусная ухмылка показывает, что передние зубы у него выбиты. Почему-то с падением Шеммы вся тамошняя знаменитая шпана совершенно беспрепятственно перебралась в столицу и безнаказанно бесчинствует на улицах. Понятно, что в полиции в связи с войной служат одни старики и инвалиды, но почему мэр не примет меры? До какой наглости они уже дошли!

Тут Шихле брезгливо говорит:

- Гилу, убери.

Из-за спины Шихле выходи беляк и тихо, но твердо говорит: