Я Распутин. Книга 4 - Алексей Викторович Вязовский

Но вполне рабочая штука, никаких тебе «взвести ударник, передвинуть ограничительную заслонку на корпусе гранаты, другой рукой открыть место установки запала, установить запал. Далее необходимо повернуть специальное фиксирующие устройство и закрепить его при помощи крючка. Затем нужно взять гранату, придавив спусковой рычаг на рукоятке, при этом предохранительное кольцо должно находиться между безымянным и средним пальцем. Передвинуть ограничительную заслонку в исходное положение и метнуть гранату, оставив в руке кольцо, зажатое между пальцами». Это я не шучу, это так требовалось управляться с гранатой Рдутловского — той самой, что на всех плакатах и фильмах о революции обвешаны матросы. Сам Владимир Иосифович когда наш взрыватель увидел, прямо обомлел и свои конструкции в сторону отодвинул. Сейчас, кстати, работает представителем ГАУ на нашем заводе и очень Лене помогает по технической части.

Да что там Рдутловский, когда взрыватели и запалы у нас Англия и Франция закупают! Немного, да и не продлится это долго — сейчас посчитают и либо что-то свое выкатят, либо у нас лицензию купят и будут клепать на месте, чтобы не возить за семь верст. Немцы тоже очень интересовались, и я им даже авансы на этот счет делал, мол, я только за, но продукция военная, требуется разрешение правительства. Вот они второй год это разрешение и получают — наша бюрократия чего-чего, а волынить да футболить умеет великолепно, а уж если еще и по приказу сверху, от самого Столыпина… В общем, не видать немцам этой морковки, хотя она и прямо перед носом болтается.

О, а что это в Успенском переулке происходит? Я сощурил глаза и всмотрелся — ага, дворники снег чистят. Хорошо тут на высоте, все сидно, никто тебя не видит… Жаль только до Белого моря не дотянутся, там второй наш промрайон…

Сзади деликатно, в варежку, кашлянул дозорный.

— Что, брат, пора?

— Пора, Григорий Ефимович, сами знаете, запрещено посторонних пущать, мы уж вас из особого уважения…

Да, это он прав, надо вниз топать. Не положено мне на каланче торчать, здесь человек работает, а я ему мешаю, перспективу загораживаю. Хотя знал бы он, как эта перспектива могла тазом накрыться и чего нам стоило все удержать.

Спас нас тогда граф Толстой. Когда я лежал после покушения в коме, все сыпалось и разбегались люди, а Щекин, Елена и капитан лихорадочно пытались остановить расползание, то все посчитали, что Распутин кончился. А коли так — то с ним кончились и Ростех, и «Небесная Россия», и Стрелковый союз, обретший приставку «Императорский» и даже реформы в стране, обратно царь с дядьями будет всем рулить.

И тут Лев Николаевич вдруг ушел из семьи, добрался в Москву и обосновался в московской общине «небесников». Известие это тогда прозвучало как гром среди ясного неба — если уж такой авторитет, как Толстой, верит в гришкино дело, то рано распутинские проекты хоронить. А граф еще и несколько статей написал в поддержку, и с его подачи пошли «общественные молебны о здравии раба божьего Григория». И на них приходили сотни и тысячи простого народа, отчего российская власть малость вздрогнула, церковь затихарилась, а писаки засунули языки в задницу. В общем, Лев Николаевич дал нам жизненно необходимую передышку, соратники мои приободрились, консолидировались и даже выперли еще некоторое количество сомнительных личностей вслед тем, кто удрал сам. Такая вот чистка рядов получилась — не было бы счастья, да несчастье помогло, почти половину тогда из партии вытурили, зато остались самые верные.

И тут внезапно в Небесную Россию вступает Столыпин. Разговоры про это я с ним, надо сказать, вел. И даже морковку какую-то финансовую подвесил, но Петр Аркадьевич не торопился. А как меня «не стало», а партия выжила и даже прибавила — в самом начале 1909-го года объявил. И как красиво это сделал… На мостике крейсера Варяг, который месяцем ранее прибыл в Питер. Сколько я пробивал выкуп, обхаживал японцев… А плодами воспользовался премьер. Но я не в обиде — Петр Аркадьевич стал тем паровозом, что вытащил избирательную кампанию «Небесников» в 12-м году. Левые перли как танк, по всем прогнозам должны были забрать Думу и вместе с ней власть. Но нет. Толстой, Столыпин, даже вернувшийся на «новой волне» в партию Булгаков — вот кто принесли нам победу, я то слаб еще был выборной кампанией заниматься. Ну и административный ресурс помог, как без него. Да, это был выигрыш всего в 5 %, но ведь все равно выигрыш. И левые его признали! Хотя поначалу все шло к очередной всероссийской стачке, протестам… Но Ленин чертовки хорош как политик и отлично понимал, что если в Третьей Думе левые взяли пятьдесят мандатов, в Четвертой двести, то к бабке не ходи — Пятая дума будет социалистической. Процентов на девяносто запросто, надо лишь немного подождать.

А там и я оклемался, стараниями братьев Боткиных — Сергея Сергеевича и Евгения Сергеевича, второго ко мне приставил лично Николай. Поначалу я только лежал да глазами хлопал, потом подключились ученики Петра Францевича Лесгафта с лечебной физкультурой и через месяц-другой уже ходил, опираясь на палочку и на подросшего Димку. Ну а дальше легче, но палка пока так и осталась — пусть все считают, что без нее не могу. Но полтора-два года из жизни мне эти сукины дети террористы выбили, хорошо хоть жив остался. Не иначе потому, что у Гришки жизненной силы через край, вон, когда его убивали, то… тьфу, тьфу, тьфу, даже не думай об этом!

Нельзя сказать, что террористов не искали… Зубатов, Туркестанов, Корнилов землю рыли. Следы вели в Лондон, к Великим князьям и заклятым друзьям с Олимпа Туманного Альбиона, но ты поди докажи! Англичане, конечно, отмазались — вот лапки, ничего не знаем. За убитого Самохвалова надо было посчитаться, силовики это понимали. Но Столыпин не давал добро на ответку. Он как раз вошел в новый конфликт с Никсой — тот опять начал лоббировать возвращение дядской камарильи в Россию, чего премьеру даже рядом не нужно было. И в такой обстановке насильственную смерть любого из этих козлов непременно повесили бы на власть и лично Петра Аркадьевича.

Я тяжело вздохнул. Тяжела ты шапка Мономаха. Гнилые компромиссы, «вовремя предать — не предать, а предвидеть» и прочее и прочее.

Сразу как очнулся и пришел в себя, наладил Толстого в благодарность в Палестину. Разумеется, вместе с отличившимися «небесниками», чтобы за дедом присмотрели — восемьдесят лет как-никак. Он там обстоятельно обошел все святыни и монастыри, даже не скандалил, когда особо умные