Соль розовой воды - Д. Соловей

тем больнее от того, что произошло потом.

Это был долгий путь, через противопоставление себя толпе, гордо поднятый горбатый нос и бесконечное “А вот я думаю…”. Мне открылась истина, которая проста, но приходит не ко всем — у меня, оказывается, может быть своё мнение. И оно может отличаться.

И это хорошо.

Звук электрогитары обрывается, когда Наклейка ставит видео на паузу. Надо скинуть его, пожалуй, всем. Пусть посмеются вместе с ней.

Когда она переключает закладку в браузере, на экране высвечивается открытая ранее фотография девушки с розовыми волосами. Наклейка замирает, разглядывая её и задумываясь. Ей нравится, как это смотрится. Несмотря даже на то, что цвет девчачий, а она особо женственной себя не ощущает. Но, пожалуй, и всё равно. Можно хотя бы попробовать.

“Попробовать” превращается в медленный, но верный захват её шевелюры розовым цветом. И он ощущается настолько потрясающе, всё вокруг ощущается настолько потрясающе, что Наклейка больше не боится смеяться с незнакомыми людьми. Не боится поднимать глаза, знакомиться и заявлять о себе.

И в этом своём бесстрашии ей предстоит стремительно сорваться вниз.

Всё идёт слишком хорошо, по местному российскому уставу такой уровень хорошести уже можно считать неприличным. Судьба в лице одного-единственного мальчишки решает ей об этом напомнить.

Приглушенный смех в три часа ночи, переписки чёртовыми розовыми буквами в чате, которых уже не будет существовать наутро, имена с придыханием, мурашки по загривку, фотографии, признания, эмоции в абсолют, до потери черепицы. Она прекрасна, она желанна, она принята. Всё для её счастья.

Всё для того, чтобы в один момент обмануть, предать и сбежать, не сказав ни слова.

Хрупкие стенки лопаются с оглушительным звоном.

Стоит лишь на секунду позволить себе подняться — и мироздание очень быстро огревает тебя по темечку.

Это был самый тёмный период моей жизни. Всё то хрупкое, что я старательно пыталась укрепить, в секунду раскрошилось в моих руках. И сами руки тоже раскрошились. Меня не существовало. Три года я парила в пространстве серым пеплом, не находя сил двигаться дальше. Я возложила слишком много надежд на чужие нетвёрдые плечи.

Вода была ледяной, и я была на самом её дне. Моё личное Мёртвое Море, которое было совсем не о мальчишке, но обо мне самой.

Темнота отступает медленно — и очень неохотно. С похмелья всегда одно и то же. Не стоило столько пить.

Наклейка щурится от бликов солнца, которые вероломно продираются сквозь шторы. Голова тяжёлая, и она не сразу вспоминает, как уснула прошлой ночью. Что было вчера?..

Подсчёт родинок на руках и поиск созвездий среди них. Пьяное хихиканье. Горделивая демонстрация гитары, полностью покрытой стикерами (неважно, что она всё ещё не умеет на ней играть). Схематичные изображения членов в шапочках. Кино плюс вино, помноженные на компанию одной…

О.

Кажется, пора признаваться маме.

Тем полным тепла и любви летом я снова покрасилась в розовый цвет.

Закончила нелюбимую ординатуру, нашла работу, занялась любимым делом. И обнаружила, что одна из неловко склеенных “Моментом” стенок с каждым днём становится крепче и выше. Ровно та, что за моей спиной. Так же, как один мальчишка когда-то смог всё разрушить, моя одна-единственная смогла собственноручно возвести за моими лопатками вполне себе полноценную китайскую стену (видимо сказались гены её деда-китайца).

Теперь у меня нет выбора. Придётся отстраивать остальные. Теперь — самой.

— Что тебе этот розовый! — мама вскидывает руки.

— Я же говорила, надо по-другому! — сокрушается она.

Наклейка уже не злится. И даже не расстраивается. В конце концов, она сама когда-то просила маму научить её, как быть нормальной. Что взять теперь с мамы?

— Татуировки ещё эти. Что, теперь всю себя разрисуешь?

— Если захочу, — Наклейка пожимает плечами. — Это моё тело.

— И что, нравишься ты себе такая?

— Нравлюсь.

Нравится. Именно такая. В розовом цвете, покрытая чернильными рисунками на бледно-молочной коже, с жёстким взглядом. С дорогой нежно-розовой техникой, одетая в дешёвый мрак. Слушающая сладкоголосую нежную Мелани вперемешку с дребезжащими Get Scared. Ведьма, помешанная на ведьмах. Неидеальная. Любимая. Странная.

Иронично, что я сама так и не поняла до конца, в чём заключалась тогда моя столь маргинальная странность. В интересах к оккультизму и ужасам, из-за чего меня всем классом окрестили ведьмой и вызвали в школу священника? В страстной ненависти к домашке? В неловких попытках привлечь к себе внимание?

Может, я и правда была чудная. Такой и осталась.

Сейчас я бы ни за что не променяла это на мнимую норму. Я счастлива такой, какая я есть. И розовый цвет для меня — не про женственность. Он про принятие себя. Про детскую травму и про сладость спасительного воображения. Он не только нежный, но ещё и тоскливый.

Розовый цвет для меня — про разрешение себе быть собой и делать то, что нравится. Воплощать то, что вдохновляет. Не оглядываться на те наклейки, что прилипли к спине. Мне на это потребовалось много лет и много слёз. Но в этом вся суть.

В этом вся соль розовой воды.

2022.