Сулла бы одобрил - Юрий Никитин

не осталось свободного места, даже глаза закрыли. Хорошо хоть теперь не обязательно внедрять чипы в сам мозг, как было с первыми версиями нейросчитывателей.

Я старался не вслушиваться в торопливые шаги рядом, в прикосновение холодных присосок к черепу, вискам, даже к скулам, а на лоб так вовсю давит холодная гибкая пластина с миллионами крохотных считывающих датчиков.

– Держись за поручни, – напомнил Фальстаф с нервным смешком. – Вдруг рванет так, что голова оторвется?

Я сказал с кривой усмешкой:

– Когда Томас Мор опустил голову на плаху, он сказал палачу: «Дружище, размахнись получше, у меня шея крепкая!»

– В сериале этой фразы нет, – уточнил он въедливо, – а теперь историю изучают по сериалам! Да и не было тогда «Алкомы». Нашей девочке голова не нужна, а мозг вынесет, как умеют все женщины.

Саруман закрепил последний датчик, сказал нервно:

– Врубай! Уже все спят, надо спешить.

– Не трусь, – заверил Фальстаф бодро, – подумаешь, выгонят! Пойдем подметать улицы. Сейчас дворники зарабатывают больше докторов наук… И профессия куда уважаемее при нашей мировой демократии.

Саруман недовольно хрюкнул, молча пощупал присоски у меня на висках – там держатся хуже всего, иногда отваливаются сами по себе.

Я ощутил покалывание в темени, начало расползаться во все стороны, словно сверху капает разогретая сметана. Закрыл глаза, стараясь успокоиться как можно больше. Что я теряю? Одинок, организм изношен, на работе полная задница, финансирование сокращают, вот-вот вообще лабораторию закроют, нашли более востребованные обществом направления.

На секунду я открыл глаза, что-то Саруман дышит прямо в лицо, успел уловить его завистливый взгляд. Ему в цифровую копию хочется перетечь больше, чем мне, но у него пульс девяносто, дыхалка неважная, а у меня давление хоть и двести десять на сто пятьдесят, но пульс в покое чуть выше сорока, а перед сном так и вовсе тридцать семь. Для меня это норма, так вот расчеты на «Алкоме-2» показали, что для оцифровки я подхожу больше, хотя и у меня шансы с воробьиный нос, а у Сарумана и Фальстафа – возле абсолютного нуля по Кельвину.

Я проговорил засыпающим голосом:

– Что-то медленно… Можем не успеть…

Температура в помещении начала повышаться, чувствую отчетливо. Несмотря на всю мощь криогенных установок самой «Алкомы», в помещениях приходится регулировать дополнительно, в пиковые нагрузки всегда приподнимается.

Ощущение такое, что медленно засыпаю, уходят тревожащие мысли, перед глазами всплывают смутные образы, преобразовываются, растекаются…

Донесся полный озабоченности голос Сарумана:

– Ты того, сосредоточься… И это, все в кулак, понял?.. Ты – главное, а не все эти…

Он не договорил, да и не надо, мы все в последнее время только и мусолили тему микроорганизмов, без которых мы вроде бы и не совсем люди, потому непонятно, возможна ли вообще оцифровка в принципе.

Теперь даже школьник знает, что в каждом человеке обитает сорок триллионов микробов, то есть в шесть тысяч раз больше, чем всех людей на земле. Без них нам не жить, так говорит наука, хотя есть и возражения.

При оцифровке хоть всего человека, хоть только мозга человек на той стороне окажется чистым, а никто не знает, в какой степени эти непрошеные гады влияют на нас. Одни специалисты доказывают, что помогают переваривать еду и следят за правильной работой гормонов, без них мы бы померли, другие с цифрами в руках сообщают, что вредят намного больше, а так бы мы жили долго и счастливо, еще больше бы умничали и духовничали, а не только о бабах, потому что микроорганизмам выгоден рост популяции.

С появлением на свет ребенка в нем уже успевает сформироваться богатый набор микроорганизмов, что будут расти и развиваться, помогая быстрее созреть и тоже обзавестись потомством.

– Проверим, – проговорил я вслух, прислушался, все равно сказал как-то неслышно, но все равно сумел выговорить, молодец, уже достижение, – все узнаем, все смогем…

Трусливое ощущение, что падаю в бездну, не отступило, но человек с самого рождения падает в бездну, на дне которой окончательное небытие, я стиснул зубные протезы и начал усиленно думать о чем угодно, но только чтобы мозг работал.

В какое-то время ощутил странную раздвоенность, словно по-прежнему в кресле, опутанный считывателями, и будто бы далеко-далеко в странном мире, то ли плоском, то ли многомерном, где темно и пусто.

По нашим расчетам, перенос должен занять около трех часов, я терпеливо ждал, по ощущениям – лежу уже сутки… нет, больше, даже не скажу, сколько, но неимоверно больше… целую вечность… хорошо, злая боль отступила…

Странная апатия, у меня мощный мозг, но когда нет тревожных сигналов, он засыпает. Я с ужасом ощутил, что начинаю растворяться в небытии. Осознание своего «я» присутствует, я то ли уже оцифрован, то ли процесс все еще идет, хотя что-то уж очень замедленно. Скорее всего, я сейчас, как говорят в народе, «уже в компьютере».

Но если мозг оцифрован, то, как мы и обсуждали последние пару месяцев, его сразу нужно чем-то занять. Без постоянных сигналов от окружающей среды или хотя бы от своего животного тела он быстро растворится в окружающем небытии, судя по теоретическим расчетам.

Раньше даже в самом глубоком сне мозг получал сигналы от тела, реагировал на температуру, звуки, запахи, а сейчас прямо на глазах, которых у меня тоже нет, хотя и могут быть записаны, начинает угасать, растворяться…

А вот ни хрена, мелькнула паническая мысль. Сейчас все вспомню, переберу, рассортирую, а как только свяжусь с Саруманом, включусь в работу, буду решать какие-то задачи. Чем сложнее, тем лучше.

Глава 2

Ощущение такое, что меня лишили зрения, слуха, обоняния, осязания… Вообще всего, не говоря уже о теле, но о нем не было речи изначально. Или просто не записалось? Тогда… что у меня осталось?

Уже не чувствую себя в кресле, хотя по своим ощущениям лежал не меньше суток, а то и недели, а сейчас времени нет вовсе. Возможно, потому что нет сигналов даже от тела? В нем же билось сердце, грудь и живот колыхались, закачивая воздух в легкие, чтобы разнести кислород по всему организму, насытить им мозг, а сейчас и самого мозга нет как массы в два кило из полушарий, мозжечка и ствола самого мозга.

Сейчас вишу в полной тьме и полном, как сказал бы, небытии. Почему-то этим словом сознание упорно маркирует окружение. Вокруг пустота, и даже не пустота, а именно ничто, Великое Ничто, могу коснуться края Вселенной хоть справа, хоть слева, хотя она и бесконечно далеко.

В начале в цифровой мир мы пробовали загружать от червяков и дрозофил