Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

В) Психологическая зависимость длится всю жизнь. То есть всю оставшуюся жизнь пациент будет помнить об утраченном удовольствии. Это как еле-еле тлеющие угольки. Но не дай вам Бог сделать одну затяжку, зависимости мгновенно возвращаются снова: и физическая, и психическая. Это как будто на угольки бензинчику плеснуть — снова из искры возгорится пламя.

На моей практике дед Макарыч не курил десять лет. На Новый год его подбили недалёкие внуки: «Закури, дед, ничего с тобой не случится. Ты больше десяти лет уже не куришь». Старикан долго отнекивался, но потом пошёл на поводу у молодёжи. Первая затяжка ему не понравилась: горечь, кислятина. Отвык за десять лет, вторая пошла лучше. Первого января Макарыч проснулся с одним яростным желанием — закурить. Причём, он сразу стал высаживать по тридцать девять сигарет, как и раньше. То есть от двух пачек у него оставалась одна сигарета. Первый раз он бросил курить в пятьдесят лет, сейчас ему было за шестьдесят, но тридцать девять сигарет — как крест снова повисли на его шее. Пришлось идти, сдаваться к наркологу снова.

Другой мой пациент не курил после контент терапии семь лет. И всё было замечательно, пока играя в шахматы и задумавшись над очередным ходом, он на автомате не попросил сигарету у соперника. На автомате закурил, в результате снова разогнался до трёх пачек. Пришлось начинать лечение сначала.

О пользе и вреде никотина

Чем хорош табак (и этого никто не скрывает), так это мощной психотерапевтической поддержкой:

Вы пришли в незнакомую компанию, и естественно, чувствуете себя неуютно. Тогда вы хватаетесь за сигарету, как за спасательный круг. (Все закурили и вы закурили. Сразу налаживается и контакт, и диалог). В данном случае сигарета служит катализатором общения.

Вы стоите на остановке и ждёте автобуса, а тот всё не подходит и не подходит. Закурили — и время потекло значительно быстрее. Закурили на красном свете светофора и вот он уже зелёный. А как вы думали — сигарета ускоряет время.

Вам плохо, вы закурили, и стало значительно легче. Через привычное отравление вы сбрасываете стресс и перезагружаетесь.

Вам хорошо — вы закурили, и вам стало ещё лучше. Вы удваиваете и утраиваете свой кайф.

Вы сидите за компом и что-то творите. И, конечно же, думаете: «сейчас закончу и пойду, отравлюсь». Видите, сигарета здесь играет роль приза и вознаграждения за сделанную работу.

Чем плох табак (и этого тоже никто не скрывает) так это мощным отрицательным воздействием на организм. Как учёные не выискивали в нём положительного влияния на организм, как не старались, без толку. Один вред. Никотин оказывает сосудосуживающий эффект. Таким образом, страдают сосуды, сердце, лёгкие, желудок, потенция, кожа и прочая и прочая.

Что же у меня за дурацкая черта — не уметь останавливаться. Вместо того, чтобы расслабиться после ночной писанины, побыстрее добраться до дому и задрыхнуть, я завернул в кафе и принялся снова марать бумагу. Что поделаешь, случаи из долгой врачебной практики по-чекистки барабанили, молотили и ломились в мою голову, только успевай записывать. С другой стороны, лучше сразу записать, пока так прёт. Я заказал чашку кофе и принялся опять писать мемуары, время, от времени кусая вместо бутерброда свою шариковую ручку.

О времена, о нравы

(Кому она теперь нужна, ваша справка)

Всё течёт, всё изменяется в подлунном мире. Не так давно основной причиной обращения к наркологу являлось получение справки о кодировании или введении препарата «Торпедо», имплантации «Эсперали» или «Десульфизона». Пациент, после проведённой процедуры, хватал справку трясущимися руками и нёс её, как святыню, показывать бригадиру. Вожделенная бумажка служила ему индульгенцией на год или на два, в зависимости от срока кодировки. Без неё человек до работы не допускался и перемещался в разряд отщепенцев и конченных алкозавров, зато со справкой с него снимались все грехи, и давался шанс начать новую жизнь.

В наше проклятое время бригадир сразу предупреждает своих подопечных, что если они уйдут в запой, то возвращаться им имеет смысл лишь за трудовой книжкой. Мол, сейчас сотня трезвенников стоит за воротами предприятия, только свистни. И их не нужно лечить от алкоголизма, упрекать в пьянстве и последующих чудачествах — они будут рады одной возможности заступить на рабочую вахту.

Я знавал одного мужика в середине восьмидесятых, так у него было хобби — каждые три месяца менять место работы. «Типа, становится скучно на одном месте, теряется былая лёгкость и мобильность». А так он через каждые три месяца увольнялся по собственному желанию, месяц отмечал свалившуюся на него свободу и вновь устраивался на новую фабрику или завод. Он даже вывел целую философию из своего образа жизни и активно пропагандировал её в массах. Он, кстати, никогда не кодировался, только просил вывести его из запоя.

В 2013 году наши пути вновь пересеклись. Увы, он оказался закованным в цепи капитализма и кандалы реальности. Бывший анархист и почётный нонконформист пришёл ко мне лечиться от табакокурения — в их цеху теперь даже курить нельзя, не говоря о том, чтобы пол литру раздавить. Он пожаловался мне на свои кошмары: ему часто снилось, что его уволили и теперь невозможно подыскать себе новую работу. Бывший бунтарь уже два года не пьёт, теперь и курить не будет, а всё ради того, чтобы не уволили.

Препарат «Торпедо»

Когда мне исполнилось сорок лет, я прекратил вводить пациентам препарат «Торпедо». В просторечии «ставить торпеды». Произошло это так. В наркологический диспансер пришёл наш старый пациент Петрович. Он, как и три раза до этого, хотел «поставить себе торпеду на год». Манипуляция была трижды апробированной, и долго я с Петровичем не рассусоливал, только спросил, когда он последний раз употреблял алкоголь, померил артериальное давление, пульс, дал подписать расписки и вперёд. Процедурная медсестра Анна Михайловна захлюпала поршнем, всасывая последние капли препарата из ампулы в шприц, пережала жгутом предплечье Петровичу и начала искать вену. Я ещё раз, на всякий пожарный случай поинтересовался, когда Петрович последний раз разминался спиртным?

— Неделю назад, — с укоризной взглянул на меня Петрович, — ну, сколько можно спрашивать?

— Положено, — застеснялся я собственной назойливости.

Анна Михайловна потянула поршень на себя, кровь багровым туманом заклубилась по шприцу, мешаясь с десенсибилизирующим (антиалкогольным) препаратом. Отлично, медсестра уже в вене и через три минуты всё будет кончено. Я стал смотреть в открытое окно и думать о приятном: «Хороший в этом году выдался июнь, тёплый»… Слева раздался всхлип, я перевёл взгляд и остолбенел. Петровича разносило прямо на глазах, как будто малолетние хулиганы надували жабу. В течение десяти секунд каждый из его пальцев стал толщиной с руку, про остальные части тела лучше, вообще, умолчать. «Аллергическая реакция. Пил вчера, змеёныш. Сейчас начнёт задыхаться. Всё может закончиться отёком Квинке», — мозг отстранёно фиксировал и анализировал увиденное, — «нужно колоть преднизолоном. Срочно». Самым трудным, оказалось, выйти из столбняка и начать искать, где лежат гормональные препараты. Анна Михайловна, даром, что имела пятнадцатилетний стаж, только хлопала своими ресницами, да трясла нижней губой. Я принялся судорожно перебирать коробки с лекарствами, ища нужный мне преднизолон. Опаньки, нашёл. Теперь быстро сворачиваем шею ампуле и набираем жидкость в шприц. Укол, и вот уже Петрович сдувается, словно проколотый воздушный шарик. Когда ты постоянно работаешь в реанимации, для тебя это штатная ситуация, не более. Но если ты расслабился и не ждёшь от старого знакомого эдакого подвоха — это, я вам доложу, напряжённо. Короче, Петровича мы откачали, и дрожащим от негодования голосом я поинтересовался:

— Так когда, нехороший человек, ты пил последний раз?!

— А что? Что-то не так? Ну, выпил вчера капельку пива, — невинно заявил Петрович, с подозрением глядя на свои сдувшиеся пальцы.

— Капельку?!

— Ну, пару бутылок. А я что, не сказал?

— Не сказал! — прорезался голос у Анны Михайловны, — убить тебя мало, засранца!! Я думала, у меня у самой инфаркт будет!!! Пойду, прилягу, что-то мне нехорошо.

Через два часа заявился второй пациент, также неоднократно делавший у нас торпеду. Его, как обычно, сопровождала супруга. Мы со слезой в голосе рассказали им о «предыдущем фрукте».

— Во дурак, — стал обличать собрата Иваныч, — совсем головы у человека нет. Ну, разве так можно. Соображать же нужно.

— Ничего страшного, — встряла жена, — впредь наука ему будет.

— Нет, ну, надо же быть таким дураком, — не мог успокоиться Иваныч, — как таких только земля носит. Знал, что идёт сдаваться, и пиво накануне махнул. Вот дуремар-то.