Золотая моль - Валерий Фатеев

Николаю Аржанову уже к тридцати. Серые вдумчивые глаза, прямой, но слегка, самую малость, длинноватый нос. Вымахал почти под два метра, но если не стоять рядом, высокий рост его не замечался. Был он широкоплеч и мускулист. Держал себя в форме. Не курил, выпивал в меру и особенного удовольствия от этого не испытывал. Закончив среднюю школу с блеском — одного балла до золотой медали не хватило — учиться дальше не захотел. Не знал — чему. Вот спорт, охота, рыбалка — это понятно. Непонятно пять лет протирать штаны и потом убедиться, что ошибся в выборе. Но много читал и в сочетании с хорошей памятью производил впечатление.

Не только на окружающих, но и на себя тоже. Считал, что ему светит что-то такое, необычное для других.

Новый порядок Коляню не принял. Не было больших денег — откуда? Всю жизнь: получил — потратил. Получил — потратил. Что надо — взял в кредит. А стартового капитала не было, нет. Но и связей криминальных, слава Богу, тоже. Это он теперь говорит «слава Богу», когда почти все его знакомые, круто начавшие перестройку, либо за решеткой, либо в мире ином.

Коляня и торговал, и таксовал, и челночил, а денег все равно не было. То чиновники, то свои же, то сам виноват. В моря ходил, на скорой трубил. А когда совсем приперло, решил вольным приносом заняться. И про штольню эту вспомнил. Одного боялся: кто-нибудь опередил.

Но так далеко лежала шахта, да еще за Огонером, так мало она просуществовала, что и следов ее в памяти у населения не осталось. Как прииск ликвидировали, народ разбежался, так все и исчезло. А с другой стороны, мало ли их— брошенных шахт, полигонов, забоев. На всех хватит.

Новичкам счастье. И еще — правильно он выбрал компанию. Был соблазн взять спецов, но ему ли — охотнику и уроженцу этих мест — не знать, что в тайге главнее.

Его не смутило, что Виктор прилип к Ирине, даже к лучшему. Девок себе он найдет, да их и искать сейчас не надо — только свистни. И, говоря по-честному, есть у него своя… да как до нее добраться. Ох, далеко развела их с Натахой судьба — аж в Иерусалим увезли ее родичи.

Он улыбнулся, вспомнив, как они познакомились. Тогда Коляня переживал не лучшие времена. После краха по коммерческой части на трассу, в поселок, возвращаться не захотел, а в институт тоже не тянуло, и знакомый врач предложил ему поработать санитаром на скорой. Сутки дежуришь, трое дома. Денег мало, зато впечатлений выше крыши. И люди, мол, у нас в бригаде такие, что не пожалеешь…

Коляня, тогда поулыбался восторженности приятеля, но согласился. Делать все одно было нечего.

… То дежурство началось круто.

— «Астра-30», «Астра-30», на Колымской в подвале семнадцатого дома девушка без сознания. Позвонивший сообщил, что рядом с ней шприц.

— Вас поняли, — Ольга Николаевна, так звали фельдшера, еще раз повторила адрес, и машина скорой сорвалась с места.

Света в подвале нет, фонаря у медиков тоже, и Коляня, подсвечивая себе зажигалкой, первым осторожно спустился по захламленным ступенькам.

Огонек выхватил лежащее на левом боку тело. Прямо под головой у девушки квадратная дыра, в которой чудилось какое-то движение. Кошки? Или это крысы почувствовали поживу?

Профессиональным движением врач повернул голову девушки, нашел слабый пульс.

Жива!

С носилками было не протиснуться. Коляня осторожно поднял девушку на руки и понес к свету. Идти ему было совсем не трудно. Взрослая девушка весила не больше, чем семилетний ребенок. Наркоманы, как правило, не едят.

В салоне скорой она пришла в себя.

— Как тебя зовут?

— Наташа. — Голос, как у дитя, совсем не слышен.

— А фамилия?

— Синявская.

— Живешь где?

— Нигде. Жила здесь… шестидесятая квартира.

— Лет тебе сколько?

— Тридцать.

— Да не может быть!

— Двадцать два.

— Это уже ближе к истине.

В приоткрытую, чтобы был приток свежего воздуха, дверь машины заглядывали мальчишки. Верховодил ими рослый парень с большим шрамом на шее.

— Вам здесь что, спектакль? — прикрикнул на них Коляня.

— Она здесь жила, с родителями, — пояснил парень. — А потом предки уехали, и она квартиру либо продала, либо сдала, а сама бичует. Наркоманка.

В его голосе не было ни сожаления, ни презрения. Ни вообще какого-то чувства. Просто факт.

Наркоманка.

Наташа закатала рукава…

— А руки-то показываешь с какой целью? Что ты такая хорошая и что у тебя следов от уколов нет? Не надо отмалчиваться, говори. Что пила?

— Тазепам.

— Сколько?

— Упаковку.

— А еще? Не могло тебя так с тазепама развезти.

Выяснилось, что кроме тазепама пробовала она и всякую другую дрянь, да вдобавок все запивала водкой.

— Родители где?

— Уехали… в Израиль.

— А тебя что же оставили?

— Не оставили, я должна была лететь в Москву, — и тут Наташа горько-горько, как будто только осознав, что с ней происходит, заплакала.

Ее отвезли в больницу.

— Что с ней дальше? — спросил тогда Коляня.

— Промоют желудок, окажут необходимую помощь, и до утра она полежит в терапии.

А потом она вновь выйдет на улицы города… куда?

Дня через два, после дежурства, Коляня пришел в больницу. Он сам не понимал — жалость или просто любопытство привело его.

В застиранном казенном халатике, умытая Наташа показалась ему совсем девчонкой.

— Ты кто? — не узнала она его.

— Человек… — растерянно ответил Коляня.

Так вот и познакомились. Наташу из больницы направили в наркодиспансер, Коляня приходил и туда. Он и сам не заметил, как его сочувствие переросло в нечто большее. Неглупая красивая девушка, как она влипла в эту болезнь? И главное, можно ли ее спасти?

— Значит, так, — просветила его Ольга Николаевна. — С героином или кокаином в Магадане пока не густо, и наша молодежь в основном нажимает на транквилизаторы. В сочетании с алкоголем. Но все это поставлено на широкую ногу. Если есть деньги — возьмешь все что угодно, вплоть до эфедрина или тарена. Самое безобидное — это когда по всем нашим школам и особенно по дискотекам травку курят. Но с нее-то все и начинается.

— А тарен — это еще что такое?

— Антидоты. В основном на вооружении наших войск, как противоядие от отравляющих веществ.

— Какой же диагноз вы записали… Синявской?

— Политоксикомания. Жалко, совсем еще молодая и довольно симпатичная девчонка.

— А что вы о ней так, будто все кончено.

— Как правило, сгорают они быстро. Особенно в таких обстоятельствах — брошенная. А болезнь у нее не запущенная, глюки еще не ловит. Был бы рядом с ней человек, родная душа, все еще можно поправить.