Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель - Игорь Градов

   - Будет выполнено, мой фюрер, - поспешил заверить Гиммлер.

   - Генерал, срочно вызовите фон Манштейна и всех командующих армиями группы "Центр", а также начальников штабов, - Гитлер повернулся к фон Гроту, - необходимо экстренное совещание - как остановить наступление русских. Все, можете быть свободными, - это уже он сказал остальным.

   Генералы расходились молча, каждый чувствовал, что над его головой сгущаются тучи.

От Советского Информбюро

   24 февраля 1942 года части Волховского и Западного фронтов, измотав противника в тяжелых оборонительных боях, перешли в решительное наступление. В пять часов утра части Волховского фронта при поддержке 1-й танковой армии, используя плацдарм под городом Дмитровом, прорвали линию фронта и, обходя столицу с севера, начали наступление по направлению к городу Солнечногорску.

   Одновременно части Западного фронта атаковали немецкие войска южнее столицы, через Подольский и Наро-Фоминский районы они двигаются в северо-западном направлении. 2-ая танковая армия, сломив ожесточенное сопротивление противника, углубилась в немецкую оборону на 10-15 километров. Фашистские войска беспорядочно отступают. Враг бежит, наша победа близка!

25 февраля 1942 года

На Самотеке

   Майор Николай Шмаков еще раз обвел взглядом сидящих в комнате людей.

   - Товарищи, - начал он, - мы только что получили сообщение из центра, нас благодарят за успешное выполнение операции "Возмездие". Все, кто участвовал во взрыве Мавзолея и покушении на Гитлера, будут представлены к правительственным наградам. Честно говоря, я ожидал другой реакции, особенно после того, как стало известно, что фюрер жив. Но начальству, как говорится, виднее... Командование довольно, что мы сорвали-таки фашистский парад на Красной площади и дали прикурить немцам! На этом операция "Возмездие" закончена. Кстати, как там наш подопечный, майор Ганс Шнейдер?

   - Отсыпается под присмотром моих людей, - доложил руководитель подпольной группы Павел Петров, - вчера вечером потребовал водки - иначе, говорит, не заснуть, все переживал, что перешел на сторону врага. Мы и дали ему разведенного спирта, он как выпил, так сразу отключился. Между прочим, его охраняет твой друг, Семенов, - Павел Матвеевич кивнул лейтенанту Алексею Миронову. - Михаил все просится на задание, хочет поучаствовать в настоящем деле, но мы пока его не берем. Надо еще проверить как следует...

   - Правильно, - одобрил Шмаков, - пусть подождет, там посмотрим.

   - Я в Мишке уверен, - твердо сказал Миронов, - он вытащил меня из полицейского участка, спас от полковника Остермана...

   - С Семеновым мы разберемся позже, - подвел черту Шмаков, - а теперь перейдем к главному вопросу. Получено новое задание, и оно, полагаю, будет посложнее того, что мы только что закончили.

   - Что может быть сложнее, чем покушение на Гитлера во время парада на Красной площади? - удивился Алексей Миронов.

   - Спасение Москвы. Речь идет об операции, имеющей стратегическое значение. По данным нашей разведки, фашисты готовят уничтожение важнейших городских объектов, в том числе шлюзов канала Москва-Волга. Вы знаете, товарищи, что вчера Красная Армия перешла в наступление, немецкая оборона трещит по всем швам. Гитлеровское командование не уверено, что удержит Москву, поэтому и планирует взорвать шлюзы. Если немцам удастся затопить город, то это станет серьезным препятствием на пути наших войск... Наша задача - что бы то ни стало предотвратить разрушение канала!

   - Но для этого надо знать, где и когда произойдет взрыв, - заметил Миронов.

   - Точных данных пока нет, и это, пожалуй, самая трудная часть нашей операции, - признался Шмаков. - Но тут я очень надеюсь на помощь Павла Матвеевича.

   Петров удивленно поднял брови.

   - Я, конечно, готов помочь, но каким образом?

   - Может быть, попробуем через вашу бывшую жену?

   - Через Нину?

   - Да, через Нину Сигизмундовну Петерсен, которая сейчас служит в штабе генерала Зеермана. Капитан абвера, доверенное лицо нашего старого знакомого, полковника Остермана... Чтобы всем было понятно, расскажите, Павел Матвеевич, о своих с ней отношениях.

   Петров смущенно кашлянул и начал рассказывать.

   Его настоящее имя Ян Петерсен, по национальности - латыш, из семьи рижского железнодорожного рабочего. Еще в 1916-м году вступил в партию большевиков, работал в подпольной типографии, распространял листовки. Был арестован, сидел в рижской тюрьме, ждал суда и ссылки. Но тут грянула Февральская революция, его, как и прочих "политических", сразу же выпустили. Осенью 1917-го он прибыл в Петроград, вступил в Красную гвардию, участвовал в штурме Зимнего, затем сражался с Юденичем. Во время Гражданской войны находился в отряде латышских стрелков, лично охранял Ленина. В двадцать четвертом году демобилизовался, устроился работать на стройку каменщиком. А через три года встретил Нину.

   Нина служила машинисткой в какой-то конторе и очень нуждалась. Она была из дворян, ее отец, Сигизмунд Францевич Рихтер, когда-то служил в министерстве транспорта, был крупным чиновником. После Октябрьской революции его арестовали, но вскоре выпустили. В 1919 году отец примкнул к подпольной группе, принял участие в подготовке контрреволюционного заговора, но был выдан предателем и схвачен ЧК. Его приговорили к расстрелу - так было объявлено в советских газетах.

   Вскоре мать Нины умерла от тифа, и бедную сироту приютила и воспитала двоюродная тетка, Зинаида Львовна. В начале двадцатых годов Нина закончила курсы секретарей и пошла служить. Понятно, что с таким прошлым она не могла рассчитывать на хорошее место, потому и перебивалась машинисткой в какой-то конторе. Но Нина оказалась хорошим специалистом - все документы у нее были в порядке, работу выполняла вовремя и точно. Начальство было ею довольно, хотя и платило копейки...

   Со своим будущим мужем Нина познакомилась случайно - на одном из общественных собраний. Они оказались рядом и разговорились. Нина рассказала о себе - о родителях, детстве, службе. Прошлого своего она не скрывала, как и того, что карьера машинистки ее совсем не привлекает. Павел Матвеевич полюбил (а может быть, пожалел) скромную, симпатичную девушку, и стал за ней ухаживать. Вскоре они поженились. Нина, разумеется, уволилась из ненавистной конторы и взяла фамилию мужа. Ее жизненные невзгоды на этом закончились: семейная жизнь протекала гладко, почти без ссор, муж хорошо зарабатывал, что позволяло молодой женщине чувствовать себя вполне обеспеченной. Вскоре родилась дочь Настя, и Нина целиком посвятила себя воспитанию. Девочка росла в достатке и внимании.

   Но однажды Нина получила письмо из Германии - от отца, которого считала давно погибшим. Оказалось, что он каким-то чудом избежал расстрела, сумел выбраться из Москвы и присоединиться к Добровольческой армии. С ее остатками в 1920-м году он перебрался сначала в Турцию, а потом - в Германию, где неплохо устроился - получил должность помощника министра. Помогло то, что его предки по материнской линии были из остзейских немцев, и в Берлине нашлись дальние родственники.

   Немецкая фамилия вкупе с деловыми качествами помогли Рихтеру сделать карьеру. Однако он ни на минуту не забывал о дочери, оставшейся в далекой России, и продолжал искать ее (о смерти жены ему сообщили). Наконец сотрудники германского посольства в Москве собрали необходимые данные, и он решил написать письмо. В послании отец слезно просил Нину приехать в Германию хотя бы ненадолго - повидаться, может быть, в последний раз...

   Нина, разумеется, показала письмо мужу. Тот не стал возражать против поездки, все-таки отец... Начались хлопоты по получению разрешения, и через пару месяцев оно наконец было получено. Заграничный паспорт выдали, разумеется, только самой Нине, дочь и муж должны были остаться в Москве. Нину это не смутило - ведь она рассчитывала вернуться максимум через две-три недели. С тем и расстались.

   Нину увез берлинский экспресс, а Ян и Настенька остались ее ждать. Прошло две недели, три, потом месяц, Нина не звонила и не писала. Затем последовал неожиданный вызов в Наркомат иностранных дел. Серьезный молодой человек сообщил растерянному Петерсену, что его жена решила навсегда остаться в Германии, о чем официально уведомила советское посольство в Берлине. Никакого послания мужу и дочери она не оставила.