Домик и три медведя - Михаил Грешнов

- В руках не держу, - заверил Василий.

- Кто его знает?.. - продолжал сомневаться Михайло Иванович, поглядывая на Василия. - Паспорт есть?

Вопрос прозвучал внезапно. Как у хорошего следователя.

- С собой нет. А вообще - есть...

- Проверить тебя надо, - решительно сказал Михайло Иванович, встал с кровати. - Пошли, - сказал домочадцам, - обедать.

Пока гремели чугунками и ложками, у Василия было время поразмыслить над обстоятельствами, постигшими его в домике на поляне. "Может, я сплю?" - Василий приподнял голову, поглядел на веревки. Веревки резали тело, можно было лишь пошевелить пальцами. Василий пошевелил, попытался сесть. Кровать скрипнула.

- Паря! - донеслось из столовой. - Спокойно!

Слух у Михаила Ивановича был отличный.

- Режет, - пожаловался Василий.

- Потерпишь, - ответил Михайло Иванович. - Пока пообедаю.

Обедали долго. Ели похлебку, кашу, пили чай. Потом Анастасия Петровна убирала со стола, Михаила Ивановича не было слышно - может быть, придремал. Василий поглядывал на дверь, но вместо Михаила Ивановича появился Мишутка.

Подошел к кровати. Поглядел на Василия, спросил?

- Что мне дашь?

- Я тебе качели сделаю, - пообещал Василий.

Мишутка заковылял в кухню и сказал, видимо, матери:

- Он мне пообещал качели сделать.

- Не лезь, куда не надо, - сказала мать.

- Но он мне качели...

- Я тебе что?.. - прикрикнула Анастасия Петровна.

- А? Что? - очнулся от дремы Михайло Иванович.

- Не дрыхни, - сказала Анастасия Петровна. - Перед вечером вредно.

Михайло Иванович проворчал что-то невнятное. Появился на пороге спальни, спросил у Василия:

- Ну как?

- Режет... - пожаловался Василий, шевеля пальцами.

- Да, брат, не мед, - согласился Михайло Иванович, видимо, не зная, развязать Василия или еще не следует. Потоптался, вышел.

Пошептался о чем-то с Анастасией Петровной. Опять зашел в спальню, ослабил узлы веревок.

- Ох, - сказал, - наделал ты мне хлопот.

Как всякий мужчина, Михайло Иванович не терпел лишних хлопот.

- Развяжите меня, - попросил Василий.

- Сбежишь, - почесал в затылке Михайло Иванович.

- Не сбегу.

- Ой сбежишь, паря. Охотников приведешь.

- Михайло Иванович!.. - взмолился Василий.

- Не проси! - отмахнулся лапой Михайло Иванович.

Узлы он все-таки поослабил. А когда стемнело, перенес Василия в кухню, на лавку: спи.

Василий не мог уснуть. В спальне тоже не спали. Михайло Иванович переворачивался с боку на бок.

- Настя!.. - позвал он наконец шепотом.

- Чего тебе?

- Ума не преложу, что с ним делать.

- А я что? Моего это ума?

- Он мне качели сделает! - пропищал из своего угла Мишутка.

- Цыц! - прикрикнул Михайло Иванович.

Через минуту спросил:

- Может, отпустить, Настя?

- Можно, - отозвалась Анастасия Петровна.

- Ох-ох-ох... Беда мне, - вздохнул Михайло Иванович.

Утром он спросил Василия:

- Если я тебя отпущу, что будешь делать?

- Поживу у вас немножко. Если разрешите, - сказал Василий.

За ночь он многое передумал и решил, что ему встретился уникальный случай: медведи живут, разговаривают. Дом у них, телек - поди поищи такое. Не убили его, не съели. Паспорт потребовали. Чудеса какие-то! И если уж чудо в руках, надо выжать из него пользу. Поэтому ответы у него были продуманные:

- Поживу с недельку, уйду.

Кажется, Михайло Иванович такого ответа не ожидал.

- Да-а... - тянул он. - У нас, значит, поживешь.

- Конечно, - сказал Василий.

- Шкодить не будешь?

- Что вы, Михайло Иванович!

- Да, - решился наконец Михайло Иванович. - Живи.

Завтракали все вчетвером. Ели картошку с маслом.

- Откуда масло? - спросил Василий.

- Оттуда ж, - отвечал Михайло Иванович. - Из сельпо.

- Имеете связь?..

- Имею.

Конечно, имеет: телевизор, посуда, сковороды... Василий не мог сразу привыкнуть к этому, оттого и вопросы его были, честно говоря, неглубокими.

Больше Василий смотрел: как Михайло Иванович орудует вилкой, как Анастасия Петровна управляется у печи. Смотрел на лица своих соседей. Неудобно как-то сказать - на морды. Ничего лица: приветливые, сосредоточенные.

После завтрака Михайло Иванович предложил:

- Айда, по дрова. На заготовку.

Взял пилу поперечную, добрый колун. Василий с готовностью согласился.

Лесосека была в километре от дома - не дальше. Штабелек дров, небольшие стволы, поваленные, изломанные, - работа Михаила Ивановича, решил Василий. Пока шли, разговаривали, Василий рассказывал о себе. Михайло Иванович слушал.

На лесосеке сразу включились в работу. Пила визжала, готовые чурки ложились одна к другой. Василия прошиб пот. Михайло Иванович работал неутомимо.

Так - до обеда: картошку взяли с собой, лук, соль.

После обеда дали себе немного расслабиться. Прилегли под елью, на мягкой хвое. Возобновили разговор. Говорил теперь Михайло Иванович:

- Биография у меня обыкновенная - рядовая. Родились мы в берлоге, с браткой Валерой. Сосали мать, набирались сил. Когда выбрались из берлоги, началась для нас настоящая жизнь. Чего только мы не делали: кувыркались, лазали по деревьям, купались в ручье. Хорошая была жизнь, - Михайло Иванович расчувствовался: - У-у!! Бывало, утречком, на реке... А небо такое зеленое, свежее. Лес не шелохнется. Не жизнь яблочко наливное!..

- Только все кончается, милок, - Михайло Иванович повернул голову к Василию. - Здоровенные стали с браткой, ссориться начали. Вцеплялись - клочья летели. Мать поглядела на это, разгневалась, надавала оплеух обоим: "Ушивайтесь, постылые!" И пошли мы с Валерой. Побродили до осени, потом он подался На Усач. Только его и видел. Не знаю, жив ли?

Тут я задумался, - продолжал Михайло Иванович. - Как дальше? Перезимовал один. Подтекла у меня берлога, выскочил раньше времени. Холодно, голодно. Нет, думаю, так можно пропасть.

У Василия с утра на языке вертелся вопрос: как это - домик, семья? Михайло Иванович, видимо, подходил к этому моменту своей биографии.

- Приглядываться начал. Живут мужики, к примеру. Дом, огород у них, достаток. Разговаривают друг с другом, общаются. Почему у зверей не так? Крепко засела у меня эта думка. Почему не жить вместе с людьми? Коровы живут, собаки. Впрочем, не то: коровы, собаки - домашний скот. А чтобы жить на равных: ты мне друг - я тебе друг. Мысль, правда? Мир велик; тайга велика, солнце всем светит. Живите и наслаждайтесь. С чего же начать, думаю? С речи. Оно и понятно: речь - это главное. Без общего языка пропадешь. Стал подбираться ближе к людям. На покосе где-нибудь отдыхают, у костра, а я тихонечко рядом, за елками: слушаю, запоминаю. Того Иваном зовут, того Петром. Подай, принеси - все это понятно, если хочешь понять. Шибко завлекся этой наукой. Говорить начал учиться. Получалось: И-ван. "Иван, - говорю, - Иван!" А из глотки: "И-ван"... вроде "ги..." - отрыжки какой-то. Лапами, бывалоче, раздеру морду себе: "Иван!" Представь - получаться начало. А раз начало - не сомневайся, пойдет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});