Рейтинговые книги
Читем онлайн Дочь пекаря - Сара Маккой

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 61

– Мне может понадобиться дополнительная информация – я могу на вас рассчитывать? – спросила она, и он тут же продиктовал номер своего мобильного.

Несколькими неделями позже она лежала рядом с ним обнаженная, не понимая, что за девушка вселилась в ее тело. Это не Реба Адамс. Во всяком случае, не Реба Адамс из Ричмонда, штат Вирджиния. Та не легла бы в постель с незнакомцем. Ужас! Но эта девчонка как будто переродилась, стала совершенно другой, а Реба того и хотела. Так что она обвилась вокруг него и ткнулась подбородком в его загорелую грудь, прекрасно понимая, что в любой момент может встать и уйти. От этого было легко и радостно, и все же она не хотела уходить и не хотела, чтоб уходил он. Тогда и там ей хотелось, чтоб он остался. Он остался, и теперь она как перелетная птица, привязанная к голой скале.

Она нетерпеливо покачивала ногой. В животе урчало.

– Пока. – Рики поцеловал ее в затылок.

Она не обернулась.

Дверь открылась и захлопнулась, по голым лодыжкам потянуло ноябрьским холодком. Когда бело-зеленый пикап погранично-таможенной службы США проехал мимо окна, Реба вытащила торт. Чтобы не нарушать симметрию, отрезала по узкому тонкому ломтику от всех трех оставшихся кусков и облизала лезвие ножа.

В полдень Реба остановилась перед «Немецкой пекарней Элси» на Трейвуд-драйв. Магазинчик оказался меньше, чем она представляла. Над дверью деревянная резная вывеска: «Bäckerei»[4]. Несмотря на сильный ветер с гор Франклина, в воздухе витал аромат дрожжевого хлеба и медовой глазури. Реба застегнула воротник куртки до подбородка. Прохладный день для Эль-Пасо, градуса шестьдесят три[5].

Над дверью пекарни зазвенел колокольчик, и вышла темноволосая женщина за руку с мальчиком. Сынишка держал посыпанный солью брецель, уже наполовину сжеванный.

– А когда можно будет имбирный пряник?

– После обеда.

– А что на обед? – Пацан вгрызся в перекрестье брецеля.

– Менудо[6]. – Женщина покачала головой. – Только и на уме у тебя лопать да лопать. – И в облаке сладкой корицы и гвоздики протащила мальчика мимо.

Реба вошла в пекарню с твердым намерением доделать интервью. Звучал джаз. В углу мужчина за чашкой кофе с кексом читал газету. Стройная, но крепкая блондинка стряхивала хрустящие булочки с противня в корзину.

– Джейн! Я тебе сказала тмин, а ты семечки положила! – крикнули из-за занавеси, отделявшей кафе от кухни.

– Мам, у меня покупатель, – откликнулась Джейн, заложив за ухо седеющую прядь.

Реба узнала техасский акцент автоответчика.

– Что будете покупать? Вот свежайшая партия сегодняшних булочек, – Джейн кивнула на корзину.

– Спасибо, я… Меня зовут Реба Адамс. – Она сделала паузу, но Джейн не выказала ни проблеска узнавания. – Я оставила несколько сообщений на вашем автоответчике.

– Заказ торта?

– Нет. Я журналист из журнала «Сан-сити». Хотела взять интервью у Элси Радмори.

– Ой, извините. Я обычно проверяю сообщения по воскресеньям, но на прошлых выходных так и не добралась. – Блондинка повернулась к кухне: – Мам, тут к тебе пришли. – Потом побарабанила пальцами по кассе в такт джазовым трубам и повторила: – Мама!

– Я мешу тесто!

Грохот кастрюль.

Джейн виновато пожала плечами:

– Я сейчас. – И ушла за занавеску, туда, где виднелись стальные кастрюли и широкий дубовый пекарский стол.

Реба разглядывала золотистые батоны в корзинах на полках: роггенброт (белый ржаной), бауернброт (фермерский), доппельбек (дважды выпеченный), симонсброт (цельнозерновой), шварцвальдский торт и бротхен (пшеничные булочки), и булочки с маком, и брецели, и ржаной хлеб с луком. В стеклянной витрине рядами выстроились сласти: марципановые пирожные, печенье «амаретти», три вида тортов (вишневый чизкейк, торт с фундуком, кексы с корицей), миндально-медовые батончики, штрудели, и фруктовый кекс, и апельсиново-айвовый, и сырный с кремом, и Lebkuchen (имбирные пряники). На кассе объявление: «Праздничные торты на заказ».

У Ребы заурчало в животе. Она отвернулась от витрины и сосредоточилась на тонких веточках укропного дерева рядом с кассой. «Нельзя, нельзя», – напомнила она себе, порылась в сумке и сунула в рот фруктовую таблетку от изжоги. Вкус как у конфеты, радость как от конфеты.

Снова лязгнула кастрюля, послышалась отрывистая немецкая речь. Вернулась Джейн – руки и передник присыпаны мукой.

– Доделывает тарталетки. Кофе, пока ждете, мисс?

Реба помотала головой:

– Не надо. Я просто посижу.

Джейн двинулась к столикам, заметила, что пальцы в муке, встряхнула руками. Реба села, достала блокнот и диктофон. Она вытянет из Элси нужные цитаты и покончит с этим. Джейн протерла стекло витрины чем-то лавандовым и принялась за столики.

На стене над Ребой висела черно-белая фотография в рамке. На первый взгляд – Джейн с женщиной постарше, наверное, с Элси. Вот только одежда какая-то не такая. Младшая в длинной пелерине поверх белого платья, светлые волосы забраны вверх в пучок. Старшая – в дирндле[7] с узким лифом и вышитыми маргаритками. Старшая сложила руки и смотрела кротко, младшая выставила плечо и широко улыбалась; яркие глаза чуть насмешливо уставились на фотографа.

– Ома[8] и мама на Рождество 1944 года, – сказала Джейн.

Реба кивнула на фотографию:

– Заметно семейное сходство.

– Это Гармиш, конец войны. Она о детстве не распространяется. Вышла за папу несколько лет спустя, как только отменили запрет на братание с неприятелем. Он там стоял почти год с Военно-медицинским корпусом.

– Хорошая история, – сказала Реба. – Двое из совершенно разных миров, и вот так встретились.

Джейн взмахнула тряпкой.

– Да так всегда и бывает.

– Что?

– Любовь. – Она пожала плечами. – Сшибает – БАМ! – Она брызнула лавандой и вытерла стол.

Меньше всего Ребе хотелось говорить о любви, особенно с посторонними.

– Значит, ваш папа американец, а мама немка? – Она рисовала завитки в блокноте, надеясь, что Джейн просто ответит на ее вопросы, а сама больше ни о чем не спросит.

– Ага. Папа был техасец, родился тут и вырос. – При упоминании об отце глаза Джейн заблестели. – После войны подал заявление о переводе в Форт-Сэм-Хьюстон, а его отправили в Форт-Блисс. – Она рассмеялась. – Но папа всегда говорил, что любой уголок Техаса лучше Луизианы, Флориды или, боже упаси, проклятого Севера. – Она покачала головой и взглянула на Ребу: – У вас случайно нет родни в Нью-Йорке, Массачусетсе или где-нибудь там? Нынче по произношению не поймешь. Вы уж простите. У меня была стычка с производителем пиццы из Джерси. Такой гад оказался.

– Без обид, – сказала Реба.

Ее дальняя родственница поступила в университет Сиракуз и осталась в Нью-Йорке. Вся родня поражалась, как она выносит холодные зимы. Они считали, что люди от мороза портятся. Реба несколько раз бывала на Северо-Востоке, только летом. А так она любила тепло. Люди Юга всегда загорелые, улыбчивые, счастливые.

– Я с самого юга – из Вирджинии. Ричмонд, – сказала она.

– А сюда чего приехала?

– Потянуло на Дикий Запад, – пожала плечами Реба. – Приехала писать для «Сан-сити».

– Ты смотри-ка. Это они из такой дали людей нанимают? – Джейн повесила тряпку на плечо.

– Не совсем. Я думала, начну здесь и постепенно переберусь в Калифорнию – Лос-Анджелес, Санта-Барбара, Сан-Франциско. – Эта мечта до сих пор не давала ей покоя. Реба поерзала в кресле. – Два года прошло, а я еще тут. – Она откашлялась. Говорила все время она, а надо бы, чтоб заговорила Джейн.

– Понимаю, милая. – Джейн присела за столик и поставила лавандовый очиститель на пол. – Это, конечно, приграничный город, транзитный, переходный, но некоторые так никуда и не переходят. Зависают тут между «откуда» и «куда». Проходит несколько лет, и про «куда» никто уже не помнит. Так и остаются здесь.

– Это надо записать. – Реба постучала ручкой по блокноту. – Но вы-то здесь давно?

– Всю жизнь. Родилась в клинике «Бомон» в Форт-Блиссе.

– Тогда куда же вы направляетесь, если вы уже дома?

Джейн улыбнулась:

– Если где-то родились, это не значит, что вы дома. Иногда я вижу поезд – так бы и вскочила, уехала подальше. Вижу след от самолета – представляю: вот бы мне туда. Мама говорит, я мечтательница, фантазерка, выдумщица, – но как ни назови, лучше бы я такой не была. Ничего хорошего от этой мечтательности.

Два

Программа Лебенсборн

Штайнхеринг, Германия

20 декабря 1944 года

Дорогая Элси,

После новостей о том, что Эстония сдалась Красной армии, я пишу это письмо в растущей тревоге за наши доблестные немецкие войска и с печалью о наших потерях. Здесь, в Штайнхёринге, в нашем общежитии и в квартирах по соседству, окна занавесили черным. Многие девушки потеряли родных – отцов и братьев. Погибло и несколько участников Программы Лебенсборн, в том числе отец моих двойняшек. Бедный Кристоф. Я узнала его лишь раз, прошлой весной. Ему не было и двадцати двух, мальчик с персиковым пушком, такой юный, а погиб. Меня бесят эти новые жертвы, это кровопролитие. Я понимаю, что нет лучшей гибели, чем за нашу Родину, но проклинаю иноземных дьяволов, проливших арийскую кровь. Нас не растопчут. Пламя нашего факела разгорится ярче, Германия одержит победу! Фюрер сказал: «Германский народ всегда будет верить в своих воинов». И наша вера прочна.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 61
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дочь пекаря - Сара Маккой бесплатно.
Похожие на Дочь пекаря - Сара Маккой книги

Оставить комментарий