Человек не сдается - Иван Стаднюк

- Угу. - И парень громко позвал: - Яковлева! Люба!

Сколько затем пришлось Петру умолять Любу, чтобы она простила его, дурака...

Воспоминания Петра вспугнул задорный, с наглинкой голос, раздавшийся в раскрытых дверях купе:

- О чем так глубоко и обстоятельно думаем, товарищ младший политрук?

Петр оторвал взгляд от окна и повернул голову. Перед ним стоял...

- Морозов! Виктор! Ты откуда? - радостно удивился Маринин.

- Оттуда же! - глухо хохотнул Морозов. - Мы с Гарбузом к поезду чуть не опоздали. В соседнем купе загораем...

- Гарбуз тоже здесь? Куда же вас назначили?

- Угадай!

- Я не знахарь...

- Политруки танковых рот!.. В танковой бригаде служить будем... У самой границы.

Виктор Морозов - высокий костистый парень с худощавым лицом спортсмена - славился в курсантской семье своим неуемным аппетитом (в столовой всегда требовал добавки) и ворчливым характером (он был недоволен всем на свете: частым посещением бани и редким увольнением в город, придирками старшины в казарме и чрезмерной заботой преподавателей о том, чтобы курсанты конспектировали лекции). Сейчас это был совсем другой Морозов - довольный собой и всеми, сияющий и не в меру разговорчивый.

Не дав Петру раскрыть рта, он подхватил его чемодан и понес в свое купе, где сидел, томимый бездельем, третий их товарищ по роте, такой же вновь испеченный политработник - младший политрук Гарбуз...

Опять говорили о том, кто куда назначен, вспоминали командира роты старшего лейтенанта Литвинова. Литвинов, прощаясь со своими бывшими подчиненными, то ли в шутку, то ли всерьез советовал не спешить с женитьбой. "Послужите, осмотритесь, - напутствовал бывалый армеец, может, в академию кто надумает поступить. А женитьба не уйдет..."

- Видать, горький урок получил наш командир роты, - глубокомысленно рассуждал сейчас Морозов.

Младший политрук Гарбуз - вислоносый чернобровый кубанец, - сверкнув глазами, стукнул огромным кулачищем по острой коленке и категорически заявил:

- А я все равно женюсь! В первый же отпуск.

И Гарбуз, тая в уголках губ счастливую усмешку, нарочито грубовато стал рассказывать, что в Краснодаре ждет не дождется его девушка, да такая девушка, что по ней хлопцы всей Кубани сохнут.

Маринин слушал товарища и улыбался. Улыбался своим мыслям. Нет, он, Маринин, никогда не сумел бы так просто и открыто рассказать кому-нибудь о своей любви. Да и зачем рассказывать? Где найдешь такие слова, чтобы передать, сколько настрадался Петр Маринин из-за Любы Яковлевой?

За разговорами и воспоминаниями не заметили, как поезд сбавил ход и за окном поплыли привокзальные здания.

- Киев! Подъезжаем! - заволновался Петр, бросив на стриженую голову фуражку и надвинув ее на крутой лоб. Схватив чемодан и плащ, он в волнении кинулся к дверям купе, но здесь ему преградил дорогу Гарбуз.

- Не спеши, хлопец. Так не годится, - Гарбуз деловито вырвал у Петра из рук чемодан и, сдвинув черно-смоляные брови, приказал Морозову: - Бери, Виктор, его плащ! Проводим жениха с музыкой.

- Не надо, ребята!.. Не выходите на перрон, неудобно, - смущенно отбивался Петр.

- Ха! Ему неудобно! - басовито рокотал Гарбуз, направляясь к выходу. - Сейчас познакомлюсь с твоей Любой. Имей в виду, и отбить могу...

И вот они все трое, одетые в новое, с иголочки, командирское обмундирование и хромовые сапоги, стоят на людном говорливом перроне. Из глубокой сини неба поднявшееся солнце лило слепящие потоки света, в которых клубилась станционная гарь, искрились вокзальные окна и смеялись на перронном асфальте лужицы воды.

Петр Маринин, тонкий, подтянутый, с литыми плечами и крепкой грудью, пламенея румянцем под смуглой кожей лица, взволнованно и нетерпеливо оглядывался по сторонам.

- Где же твоя Люба? - скрывая за беспечным тоном тревогу, удивлялся Гарбуз.

- Видать, телеграмму не получила. Это точно, - высказал благополучную догадку Морозов, стараясь не встретиться взглядом с Петром.

А Петр все надеялся. Напряженно всматривался он в людскую сутолоку, и чем больше перрон пустел, тем грустнее делались его глаза, блекло лицо.

- Ну, я пойду, хлопцы, - наконец выдохнул он. - Оставайтесь.

- Проводим! - категорически заявил Гарбуз, все еще делая вид, что ничего не случилось. - Наш поезд больше часа простоит здесь.

- Не надо, - устало попросил Маринин.

2

Нельзя сказать, что Виктор Степанович Савченко не нравился Любе Яковлевой. Ей было приятно ощущать на себе во время практических занятий по хирургии пристальный, чуть насмешливый взгляд его серых цепких глаз. Она замечала в них иногда горячий блеск, немой вопрос и таила в своих глазах и уголках губ улыбку. Было любопытно, как это такой взрослый человек (Савченко - за тридцать), перед которым на экзаменах трепещут все студенты, и вдруг пытается за ней, девчонкой, ухаживать. Однажды он даже приглашал ее на спектакль в театр русской драмы. И хотя ей очень хотелось пойти в театр, она отказалась.

Отказалась потому, что однокурсницы, уловившие необычное отношение хирурга Савченко к студентке Яковлевой, уже шептались по углам, снедаемые ненасытным девичьим любопытством.

И сегодня Люба, выбежав из дверей общежития, ничуть не удивилась, что ее окликнул Савченко. Он стоял напротив, на бульваре, в белом элегантном костюме, соломенной шляпе, высокий, широкоплечий, красивый той определившейся мужской красотой, которая приходит после тридцати лет при налаженном ритме жизни и устоявшемся характере.

- Здрасте, Виктор Степанович! - шустро поздоровалась Люба, скользнув по точеному лицу хирурга озорными глазами.

- Вы куда-то спешите, - не отвечая на приветствие, не то спросил, не то утвердительно произнес Савченко.

- Да. На вокзал, поезд встречать. - Люба неспокойно мотнула кудряшками выбившихся из-под синего берета волос: ей передалась неизъяснимая тревога.

- Положим, не поезд, - дрогнули в короткой усмешке резко очерченные губы хирурга. - Мне очень надо поговорить с вами. Сейчас же...

Они разговаривали и медленно шли по бульвару, вдоль которого во всю мочь цвела акация. В напоенном солнцем воздухе первого июньского дня вился тополиный пух.

- Какой вы непонятливый, Виктор Степанович. - Люба уже поборола смущение, охватившее ее при неожиданной встрече, отогнала тревогу, сообразив, о чем хочет говорить с ней Савченко. - Я ведь могу опоздать!

Виктор Степанович остановился, взял Любу за руку и испытующе посмотрел в ее улыбающееся лицо с большими зеленоватыми глазами, которые в тени густых ресниц казались темными.

- Неужели вы верите, что ваша привязанность к школьному другу - это любовь?.. Ведь улетучится она!.. Поверьте мне, - убеждал он.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});