Свидание вслепую - Сандра Мэй

— Ну разумеется, сейчас такое трудное время! Хелен, и как там твой дом? В прошлый раз я тебя не спросила… Наверное, трудно содержать такую громадину? С деньгами-то, наверное…

— У меня все в порядке, миссис Клоттер. Деньги у меня есть, на дом хватает, а сейчас я иду ужинать, так что всего доброго.

— До свидания, милая.

Хелен вылетела из широких стеклянных дверей, торопливо затолкала пластиковые пакеты в корзинку, прикрученную проволокой к раме велосипеда, неловко взгромоздилась на проклятый драндулет и выехала, виляя, со стоянки.

В самом конце улицы стоял ее дом. Дом семьи Стоун, в котором жила теперь только одна представительница этого семейства — сама Хелен. Женщина с разбитым сердцем и загубленной жизнью.

В каком бреду ей пришло в голову вернуться на родину?!

С отвращением поставив велосипед под навес, Хелен вытащила сумки из корзины и направилась к дому. Кеды нахлебались воды и мерзко хлюпали. Уже на крыльце она услышала издевательское металлическое звяканье, а потом грохот. Велосипед дождался, пока она протопает по всем лужам, и упал. Пойти поднять? К черту!

Она вошла в темную прихожую, не стала зажигать свет, прошла прямо в мокрых кедах в комнату. Какая разница, если в доме сто лет не убирались. То есть не убиралась. Она сама. Не сто лет, но уж эти две недели — точно. И если так пойдет дальше, то и еще две недели не уберется. А зачем?

Хелен с отвращением стянула с ног мокрые кеды и отшвырнула их в угол, свалив при этом какую-то вазочку с низкого журнального столика. Дурацкого, надо сказать, столика, неудобного и страшного.

Добралась до дивана, плюхнулась на него, прямо на ковер выложила покупки, нажала кнопку на пульте, включила телевизор и с облегчением откинулась на спинку дивана. Все, день окончен. Еще один день в родном гнезде.

На экране суетились какие-то люди, дикторша с неестественно ровными зубами беззвучно разевала рот и глупо хихикала. Собственно, это была реклама, но какая, в сущности, разница?

Хелен Стоун, тупо глядя прямо перед собой, стащила через голову намокшую толстовку, расстегнула и сняла джинсы, оставшись в одной длинной безразмерной футболке. Устало провела рукой по спутанным, свалявшимся волосам. Надо помыть голову…

Кому — надо? Ей, например, на это совершенно наплевать. Она открыла самый большой пакет с чипсами, открутила пробку с двухлитровой бутылки кока-колы — и вскоре в комнате воцарилась полная тишина, нарушаемая только ритмичным похрустыванием да редкими булькающими звуками.

…Вероятно, все дело в том, что я была слишком молода. Знаю, вы не будете смеяться над этим утверждением — ведь в наши дни девушки рано сходятся с парнями, еще в школе, а со мной это случилось уже после колледжа, в двадцать четыре года. Но меня так воспитывали. Одним словом, он был первым моим мужчиной, и мне казалось, что я попала в рай. Работа, любимый, большой город — что еще нужно? Я с наслаждением забыла о маленьком провинциальном городишке и увлеклась новой жизнью.

Он был старше меня всего на пару лет, но для девочки с куриными мозгами казался совершенно зрелым мужчиной. К тому же занимающим высокое положение. Как тут было не закружиться бедной голове? Я влюбилась и забыла обо всем на свете. Три года продолжалась наша связь, три года я с упоением разрушала собственную жизнь, наивно полагая, что строю свое счастье…

Хелен снился какой-то дурацкий сон, в котором были барабаны, человек с молотком и погремушка. Шум, который они подняли, настолько надоел ей во сне, что она решила проснуться — и тут обнаружила, что противный стук никуда не делся. Барабанили в дверь, а еще громко вопили, и Хелен быстро поняла, что так себя вести в Эшендене может только один человек: Люсиль.

Люсиль была ее подругой детства, потом школьной подругой, потом однокурсницей, потом они вроде бы разошлись на некоторое время, но когда останки Хелен две недели назад приползли в родной город, выяснилось, что Люсиль не собирается предавать старую дружбу.

— ХЕЛЕН!!!

— О боже, какие у тебя легкие сильные… Иду я, иду.

— Что?! Я не слышу, тут дождь.

— Открываю я… В Эшендене всегда дождь. Здравствуй, Люсиль.

Люсиль Барлоу замерла на пороге, вытаращив глаза, а потом решительно шагнула в прихожую и разразилась тирадой, которую невыспавшаяся Хелен воспринимала скорее в качестве шумового эффекта, чем сколько-нибудь связного текста.

— …Нет, я знала, что у тебя неприятности, и могла предположить, что они несколько выбьют тебя из колеи, но до такой степени… Хелен! Это же немыслимо! На что ты похожа! Эти сальные патлы! Это пузо! Эта ужасная футболка! Ты похожа на сорокалетнюю пьющую бабищу, присматривающую за общественным сортиром!

— Я тоже рада тебя видеть, подружка…

— Не надо заговаривать мне зубы! Боже, чем здесь воняет? Немедленно раскрыть окна!

— Там дождь…

— Там всегда дождь! Вот что, я сейчас мою посуду и варю кофе, а ты идешь в душ и приводишь себя в порядок. После этого — С ЧИСТОЙ ГОЛОВОЙ!!! — ты возвращаешься в гостиную и рассказываешь мамочке Люсиль, что происходит. Это катастрофа какая-то…

Люсиль Барлоу удалилась в сторону кухни и загремела там посудой, а Хелен зевнула и отправилась в ванную. Нельзя сказать, что она была не рада приходу Люсиль. Она была ему более чем не рада.

Грязная футболка полетела в корзину с грязным бельем — и благополучно туда не влезла. Корзина была набита битком. Хелен попинала и утрамбовала тряпье, затем включила воду и впервые посмотрела на себя в зеркало.

Волосы унылыми сосульками свисают вдоль помятых щек. Глазки — щелочки, вчерашняя кока-кола дает о себе знать. Грудь какая-то обвисшая… Живот торчит…

Фу, мерзость!

Дальше произошло то, что очень любят показывать в психологических триллерах. Короткие вспышки — и картинка поменялась. Предполагается, что главная героиня за короткий миг дежавю вернулась в прошлое…

У нее было прошлое. И в этом прошлом она была совсем другой…

Руки мужчины скользят по гладкой коже, наливаются жаром. Томительно ноет в груди, напрягаются до болезненности соски, плавится тело, превращается в раскаленную лаву, и лава течет у мужчины между пальцами. Волосы — буря, вихрь, водоворот, в котором запутался мужчина, и стонет, бедняга, заблудившись в душистых локонах, жадно ищет губами смеющийся рот, а руки все бродят по телу, все ищут, все добиваются…

И где-то на краю затухающего сознания восторженно верещит маленькая девчонка-неумеха: мой! Этот прекрасный, немыслимый, роскошный мужчина — мой! Этот баловень судьбы и любимец женщин — мой! Суперлюбовник, знавший десятки других объятий, выбрал ее, и хочет ее, и жаждет, и добивается…