Адрес командировки - тюрьма - Даниил Корецкий

Автозак дернулся в очередной раз. Утконос и Скелет поспешно спрыгнули вниз и отбежали в сторону. Зубач презрительно плюнул им вслед.

— Давай, Катала, выпусти Челюсть и Расписного. И Хорька забери. А не пойдет — хер с ним!

Через несколько минут из люка вылезли еще трое. Остролицый, весь в кровавых потеках Хорек лихорадочно сжимал красную, словно лакированную монтировку и безумно озирался по сторонам. Высокий, атлетически сложенный Расписной поддерживал похожего на питекантропа сорокалетнего цыгана с выступающей вперед массивной челюстью. Тот осторожно баюкал неестественно искривленную правую руку.

— Зараза, наверно, кость сломал! — Губы цыгана болезненно кривились.

— Нам еще повезло, что камеры маленькие, — ощупывая плечи, сказал Катала. — Менты до полусмерти побились!

— А Хорек их до самой смерти задолбил, — оскалился Скелет.

— Хватит болтать! — мрачно сказал Зубач, переводя взгляд со сломанной руки Челюсти на зажатый в ладони пистолет. — Как ты пойдешь-то с такой клешней?

Цыган перестал кривиться, глянул недобро, провел здоровой рукой по щеке, густо заросшей черной щетиной.

— Очень просто. Я ж не на руках хожу!

— Ну ладно, поглядим…

Зубач сунул оружие за пояс.

— Тогда концы в воду, и рвем когти! Груша, отдай одну пушку Катале!

Тюремный фургон, подняв фонтаны брызг, тяжело плюхнулся в озеро и мгновенно скрылся в глубине. На поверхность вырвался огромный воздушный пузырь, прозрачная вода замутилась…

Когда через полчаса на место происшествия прибыла поисковая группа, она обнаружила только сломанные деревья да следы крови на зеленой траве.

* * *

Побег, особенно с нападением на конвой, это всегда ЧП. Мигают лампочки на пультах дежурных частей, нервно звонят телефоны, трещат телетайпы, рассылая во все города и веси ориентировки с приметами беглецов. Громко лязгают дверцы раздолбанных милицейских "уазиков", матерятся поднятые по тревоге участковые, оперативники и розыскники конвойных подразделений, угрожающе рычат серьезные, натасканные на людей псы. Донесения с мест стекаются в областное УВД, оттуда уходит зашифрованное спецсообщение в Москву, и высокопоставленные чиновники МВД, кляня периферийных долбаков, подшивают его в папку особого контроля.

Информация о синеозерском побеге шла в Центр обычным путем, но на каком-то этапе она раздвоилась и копия совершенно неожиданно поступила в КГБ СССР, который никогда не интересовался обычной уголовщиной. На этот раз к милицейской информации был проявлен самый живой интерес, она легла на стол самого председателя, а потом с резолюцией: "Принять срочные и эффективные меры для доведения операции "Старый друг" до конца" — спустилась к начальнику Главного управления контрразведки.

Генерал-майор Вострецов тут же вызвал непосредственно руководившего "Старым другом" подполковника Петрунова и недовольно сунул ему перечеркнутый красной полосой бланк шифротелеграммы.

— Вот вести о вашем кадре! Полюбуйтесь!

Несколько раз пробежав глазами казенный текст, подполковник осторожно положил документ на стол.

— А что он мог сделать… Расшифроваться и провалить операцию? К тому же его сразу бы и убили!

Перечить начальству — все равно что мочиться Против ветра.

— Да к черту такую операцию! — Генерал грохнул кулаком по злополучной шифровке. — Затеяли какие-то игры с раскрашиванием, переодеванием, а теперь еще и побегами! Послать оперработника в Потьму на неделю и получить результат! К чему усложнять?! У нас немало сотрудников, которые справились бы с этим делом быстро, без цирковых эффектов и головной боли для руководства! А насколько теперь все это затянется?

— Разрешите мне выехать в Синеозерск? — привычно сдерживая кипящее в груди раздражение, спросил Петрунов.

— Именно это я вам и приказываю! Примите все меры, чтобы его по крайней мере не застрелили при захвате!

— Есть! — сказал Петрунов, совершенно не представляя, какие меры тут можно принять. Ситуация вышла из-под контроля, и жизнь Волка находилась в его собственных руках.

* * *

Вечерний лес зловеще шелестел вокруг, прихватывал зелеными лапами за одежду, норовил подставить под ногу корягу или ткнуть острой веткой в лицо. Будто глумливый леший играл с заблукавшими в его владениях путниками, но делал это нерешительно, исподтишка, опасаясь подходить вплотную.

И действительно, продиравшаяся сквозь кустарник компания могла распугать всю лесную нечисть. Впереди, то и дело оглядываясь, как вышедший на маршрут карманник, ломился Скелет в порванной на груди лейтенантской форме — мокрой и покрытой бурыми пятнами. За ним с решительностью танка пер Груша, по его следам осторожно ступал Утконос в плохо застиранном мундире с сержантскими погонами, за ним Хорек зло рубил цепкие ветки отмытой монтировкой, Зубач выдерживал двухметровую дистанцию, за ним держался Катала в истрепанной форме ефрейтора, Челюсть и Расписной замыкали процессию. Цыган придерживал сломанную руку и время от времени сдавленно стонал, а Расписной двигался молча, контролируя походку, чтобы не перейти по привычке на лесной шаг разведчика. В голове лихорадочно роились тревожные мысли.

"Ломятся, как слоны, за километр слышно… Не понимают, что живыми, скорей всего, нас брать не будут? Зубач-то понимает, недаром прячется в середке… Еще не хватало получить пулю вместе с этими скотами! Да и сколько мне с ними бегать? Может, перемочить гадов по одному? Так слишком много трупов выйдет… Или отстать и затеряться в лесу? Но хабар по всем зонам и пересылкам пойдет, там каждую деталь обмусолят. Куда я пропал, как опять объявился… Нет, тут не дернешься… Ладно, посмотрим. Скоро они остановятся — дыхалка-то в тюрьме пропадает и мускулы в вату превращаются…"

— Слышь, Зубач, у меня уже копыта отваливаются! — отдуваясь, сказал Утконос.

— Точняк! Покемарить надо! — поддержал его Катала.

Груша с готовностью остановился, Утконос ткнулся ему в спину. Размахивающий монтировкой Хорек чуть не размозжил Утконосу голову, механически шагнул в сторону и пошел дальше.

— Доходяги, я могу два дня гнать без остановки! — похвастался главарь и тут же опустился на корточки. — Давайте, раз сдохли, садитесь на спину!

Все повалились на землю, только Хорек продолжил прорубаться сквозь кустарник.

— Гля! Куда он? — Груша полез за пазуху. — Может, шмальнуть?

Он растерянно шарил за пазухой, выворачивал карманы.

— Пусть идет…

Зубач зевнул и огляделся по сторонам.

— Давай, Груша, наломай веток вместо шконки. А Челюсть со Скелетом костер запалят. Чего ты себя шмонаешь?

— Да… Это… Пушку потерял… Вот сука! Только что на месте была…

— А яйца не потерял? Мудак ты! Быстро шконку ложи, совсем темно будет!

Расписной потер небритую щеку и отвернулся, чтобы скрыть непроизвольную ухмылку. Место совершенно не подходило для ночевки. Кругом впритык густой кустарник, высокая трава — к утру одежда будет насквозь мокрой от росы. Вдобавок к спящим легко подобраться вплотную. К тому же нет воды. Слева деревья редели, там наверняка можно найти удобную сухую поляну, возможно, ручей или озерко. Одно слово — дебилы… Ничего не умеют! Как они делают свои воровские делишки? Один теряет оружие, другой не может выбрать стоянку, а вот Скелет зажигает костер — спички тухнут одна за другой, ломаются, полкоробка извел! Да любой командир специальной разведки — от сержанта Шмелева до майора Шарова или полковника Чучканова затоптали бы таких разгильдяев коваными каблуками тяжелых десантных сапог!

— Слышь, брателла, перевяжи, сил нет терпеть, аж голова кружится, — тихо попросил Челюсть, когда по хворосту заплясало набирающее силу пламя. — Он нарочно, сука, меня ветки таскать заставил! Знаешь зачем?

— Ну?

— Чтобы я отказался. Или выступил на него. Пришить меня хочет, не понял еще?

— Чего там не понял. Сам слышал, как он Скелету шептал…

Расписной обернул распухшую руку цыгана листьями и травой, сверху обмотал лоскутом арестантской робы, рывком совместил обломки костей и зафиксировал шиной из прочных веток.

— Что… шептал?.. — Челюсть стойко перенес болезненную процедуру, только на лице выступили крупные капли пота.

— Что надо тебя завалить. На хер нам обуза с одной клешней… Только тихо, чтоб никто не видел. Так что Держись ближе ко мне… Готово. Теперь вставляй в перевязь, пусть висит на шее — быстрей заживет.

Все это Расписной придумал. Но в жестоком уголовном мире любое семя подозрения находит благоприятную почву.

— Ну паскуда… Я его первый сделаю!

Цыган недобро ощерился, обнажив большие неровные зубы.

Темнота сгустилась окончательно, и красноватые блики разгоревшегося костра придавали зловещий вид лицам окружавших его людей. Осматривающий растертые ноги Груша наклонил голову, пухлые щеки лоснились, как у насосавшегося упыря. Привалившийся к дереву Скелет напоминал истлевшего мертвеца. Изломанные тенями Зубач, Утконос и Катала казались вынырнувшими из преисподней чертями с тлеющими угольками в черных глазницах.