Как я путешествовал по алтаю - Вл. Архангельский

У меня закружилась голова; далеко внизу бежала Бия.

Антон Иванович, крохотный, болтался где-то над ней, птицы облепили его, как пчёлы, летали вокруг, чуть не задевая крыльями по лицу. Упёршись в скалу, он отмахивался от них, руками шарил в норе. Затем быстро спрятал что-то в карман — кажется, яйцо.

— Может, поднимать пора? — тревожно спросил Андрей Силыч.

Я крикнул вниз, и тотчас из-за скалы послышался далёкий голосок Антона Ивановича:

— Вира!

Мы дружно ухватились за верёвку и потащили. Скоро показались помятая, выпачканная пылью зелёная шляпа, затем кисти рук, следом за ними — сияющая физиономия Антона Ивановича.

Лесник одной рукой легко подхватил доцента за воротник и вытащил из-за скалы, как кутёнка. От радости, что всё обошлось благополучно, он даже шутя перекрестился. Маленькая научная экскурсия была закончена.

Вскоре машина была исправлена, и мы продолжали свой путь. Ничего особенного не случилось за этот час, но настроение у всех почему-то изменилось. Никто больше не ворчал, не торопился, и все наперебой расспрашивали Антона Ивановича о стрижах.

— Чудеса! — удивлялся шофёр. — Сколько раз езжу мимо Иконостаса, а про этих птиц и не подумал.

Что ни поворот, то красивее и красивее становилась дорога. Грозно высились над рекой седые бомы, заросшие лишайниками, накрытые зелёными шапками из кедров. Широкие, тихие плёсы всё чаще и чаще сменялись порогами, где вода кипела и пенилась.

А в машине шёл нескончаемый разговор о стрижах. Эта маленькая колючехвостая птичка почему-то стала главным событием дня…

Первая ночь в тайге

В сумерках мы отдалились от бурной Бии, которая весь долгий вечер шумела справа, обогнули утёс и выехали на плоский берег спокойной, широкой и мутной реки Лебедь.

Отблесков заката не было видно даже на самых высоких вершинах. Наступала ночь, надо было думать о ночлеге, и шофёр торопился с переправой. Да и нам надоело подпрыгивать на узкой и жёсткой скамье, глотать пыль, трясти головой на ухабах и нечаянно прикусывать язык: мы уже сидели в кузове десять часов.

— Эй, перевоз! — гаркнул Андрей Силыч, как только машина остановилась. — Максимыч! Аль заснул?

На том берегу из сторожки возле парома вышла девочка в светлом платье.

— Это вы, Андрей Силыч?

— Я, Настенька!

— Дедушка больной, а я не осилю паром перегнать. Скоро папка придёт, он в мэтээс на работе.

— Не осилит, это верно, — сказал Андрей Силыч шофёру. — У неё, брат, всего одна сила, да и та комариная!

Пассажиры, которые уже привыкли ко всяким оказиям в пути, недовольно побурчали, поохали и стали вылезать из кузова. Андрей Силыч по-хозяйски осмотрелся на полянке.

— Пришвартовались мы на долгий час. Разжигай-ка ты, Вася, костёр, покажем, чего наша тайга стоит: поилица и кормилица. Апсилея попросим нарвать кислицы для чаепития.

Вася разжёг костёр и приладил над ним медный чайник Апсилея.

— Перед чаем хорошо бы ушицы отведать! — размечтался Андрей Силыч. — Настенька!

— Эй! — отозвалась в темноте девочка за рекой.

— Щучки у вас нету?

— Нет! Поглядите в верше, может, туда чебачки понасадились. Ищите ниже переправы, возле куста.

— Апсилей! — крикнул Андрей Силыч старику, который уже шумел в кустах смородины. — Луку нарви, луку! Да побольше!

Скоро Вася уже хлопотал на берегу: чистил и мыл чебачков. Апсилей притащил целый ворох ветвей смородины и большой пучок зелёных перьев дикого лука.

Мы расположились под кедром и начали угощаться ухой, приправленной горьким луком. А потом Андрей Силыч нарвал пучок пожухших листьев бадана, похожих на лопушки подорожника, мелко нарезал их и бросил в кипящий чайник.

Чай этот был очень тёмный. Он припахивал распаренным листом молодого дуба и связывал дёсны. Пили мы его с кислицей — красной смородиной — и морщились. Но ужин всем понравился, особенно Антону Ивановичу: он восторгался тайгой и её дарами.

А шофёр сидел мрачный.

— Ты что это? — спросил его Андрей Силыч.

— Я вот всё кумекаю, куда нам податься. В Турочак ехать ночью не резон — где людей устроим? Завезу-ка я вас к приятелю, на ферму. Она где-то недалеко тут. На сене отдохнёте, а утром — дальше. Ты как думаешь?

— Давай! — ответил за всех Андрей Силыч. — Пассажиры всё дальние, им где бы ни ночевать. Хоть бы и тут, чем плохо?

— Дружка давно не видал.

— Так бы и сказал! Ну, как знаешь.

Апсилею, видимо, понравилась мысль ночевать на свежем сене. Он что-то придумал, усмехнулся и сказал Андрею Силычу:

— Верно говорят, Андрей, что ты всю морскую службу прошёл?

— Всю как есть! И палубу драил в матросах, и в дудку свистел — боцманом был.

— И плаваешь, как рыба?

— Не хуже!

— Так чего же ты пузо у костра греешь, перевоза ждёшь? Плыви на тот бок Лебеди, гони сюда плот!

— Ну и мудрец ты, Апсилей! Флотские в таких делах не отступают! — Андрей Силыч пошёл к берегу, на ходу снимая бушлат и фуражку.

Через час мы переправились.

Настин дедушка, Максимыч, показался на пороге сторожки и долго объяснял шофёру, как проехать на ферму таёжной дорожкой.

— Сам бы вас проводил, да обратно не дойду. Держись левее, а потом прямо. От нас — вот так. — И он махнул рукой в сторону мрачной тайги.

Короткая торная дорожка скоро кончилась, и от неё потянулись две широкие тропки, по которым никогда не ходила машина.

Шофёр взял влево. Андрей Силыч и Вася стали в кузове, держась за крышу кабинки, но по лицам начали хлестать еловые ветки, и им пришлось сесть рядом с нами.

В свете фар тайга казалась страшной.

Из непролазной травы и кустов всюду возникали какие-то чудовища, раскинув лапы-крылья. А позади машины эти чудовища качались и дрожали. Это были поваленные бурей старые деревья. Они догнивали на земле, раскидав вокруг ветви и вывернутые коренья.

Машина прыгала на колдобинах, кузов скрипел. По бортам — то с мягким шорохом, то с каким-то жалобным визгом — чиркали ветки мохнатыми лапниками. На нас сыпалась труха, пыль, паутина, какие-то жучки и всякая другая таёжная нечисть.

Кончилась и эта тропа. На развилке виднелись три узкие дорожки, но никто не знал, по какой из них нужно ехать.

Шофёр остановился в раздумье. А через минуту он уже спал за баранкой: долгая дорога его умучила.

Где-то в стороне шумела Бия, словно там шёл по тайге проливной дождь. Где-то страшно ухал и смеялся филин. Вокруг нас тонко, назойливо пели комары.

Андрей Силыч разбудил шофёра и заставил его ехать по средней дорожке.

Мы перескочили через топкий ручей, залезли на крутую сопку и наконец забрели в такие дебри, где не было даже узкой, как половица, звериной тропы.

В машине поднялся крик: одни предлагали повернуть к переправе, другие требовали пробиваться к Турочаку.

— Идите вы все к лешему! — заорал шофёр. — Митингуете? Хоть бы вас комары заели! Я и сам бы рад в Турочак попасть, да где он?

Антон Иванович дремал, припав к моему плечу. Но когда с досады закричал шофёр, он решил, что нужно действовать.

— Апсилей! — обратился он к старику. — Вы человек таёжный и, конечно, догадываетесь, где Турочак. Надо же успокоить людей!

Старик, молчавший от самой переправы, встал, поправил малахай и поглядел в небо. Смотрел он долго и что-то шептал.

— Турочак потеряли? Однако, он в той стороне. — Апсилей махнул рукой круто влево. — Алтын-Казык на месте стоит, — показал он на Полярную звезду, еле заметную в густом сплетении ветвей. — И Турочак на месте стоит. Только звезда сбоку, а должна быть сзади. Вернись, шофёр, и поезжай вправо. Апсилей точно говорит!

Старик даже устал от такой речи, сел и принялся разжигать трубку.

Шофёр стал разворачиваться и, по привычке, подал сигнал. И вдруг в той стороне, куда указывал Апсилей, прогремел выстрел. Грохнул, заставил всех замолчать и замер.

Но тишина длилась недолго.

Где-то зарокотало позади нас в горах, покатилось дальше и дальше, затихая и снова бухая: тяжело, мягко. Звук словно рассыпался среди гор. Но сейчас же грохнуло слева, и опять послышался рокот грома, но уже более слабый. Ухнуло где-то очень далеко, подрожало, погудело, и всё стихло, словно утонуло в чёрной ночной тайге.

— Какое эхо! — с восторгом сказал Антон Иванович. — Никакой музыки не надо! — И тихо добавил: — Апсилей прав, нужно ехать на выстрел.

Шофёр включил газ, развернулся, ломая кусты, перемахнул через ручей и вырулил вправо.

Через двадцать минут мы уже были на большаке, невдалеке от переправы через Лебедь.

Домой возвращался отец Настеньки. Он понял, что мы заблудились, и выстрелил. Мы не дождались его у переправы, зато он выручил нас в тайге.

Ночёвкой возле сторожки, вповалку у костра, мы и закончили свою первую ночь в тайге.