Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918 - Сергей Гаврилов

Интрига

Эстляндские дворяне стекаются в Петербург. – Граф Ферзен валяется пьяный в канаве.

Когда Петр I основал в 1703 году Петербург, он прорубил окно в Европу. Когда в 1710 году он присоединил к Петербургу еще и Таллин с Ригой, то распахнул ворота в Европу настежь. Ну и стоит ли удивляться, что в распахнутые ворота «по Балтическим волнам» в Россию хлынули не только товары в обмен на лес и сало (аналоги теперешних нефти и газа), но и разнообразные европейские интриги, в которых России отводилась роль хорошо если младшего партнера, а чаще всего объекта применения. Первую такую интригу, определившую судьбу России на много десятилетий вперед, завязали при непосредственном участии дворянской корпорации эстляндского рыцарства. Во время Северной войны датский король воспользовался случаем, чтобы герцогство Шлезвиг у Гольштейна отнять. Россия должна была помочь голштинским герцогам вернуть Шлезвиг под свою власть.

Герцог Голштинский Карл Фридрих был племянником Карла XII и его самым очевидным наследником. Он жил и воспитывался в Швеции. Карл XII придерживался, как теперь говорят, нетрадиционной сексуальной ориентации и обществу женщин предпочитал общество хорошеньких мальчиков (случайно или нет, но из числа эстляндских дворян), и соответственно своих детей не имел. В 1718 году Карл XII погиб при невыясненных обстоятельствах при осаде датской крепости Фридрихсгалль (ныне крепость Фредрикстен в норвежском городе Халден). Герцог Голштинский уже готовился взойти на шведский трон, так как предполагал, что место шведского короля ему гарантировано уважением к воле Карла XII. Напрасно генерал-фельдмаршал Дюкер, уроженец мызы Мейрис (эст. Мяяри), настаивал, чтобы он активно вступил в действия для закрепления своих прав. «Узнав о смерти дяди, молодой этот принц, убитый горестью, заперся в своей палатке. Напрасно те из генералов, которые были преданы ему, старались добиться возможности говорить с ним. Дюкер умолял фаворита его Ренсдорфа уговорить принца явиться перед армиею и уверял, что заставит немедленно провозгласить его королем. Ренсдорф входил к своему государю, но вышел от него с ответом, что он неутешен и не может ни с кем говорить. „В таком случае, – сказал Дюкер, – пусть будет что будет"… Льстецы, которые всегда обманывают государей и их любимцев, уверили Карла-Фридриха и Ренсдорфа, что шведский народ обожает потомка Густавов, рожденного и воспитанного среди его. В этой уверенности неопытный принц не предпринимал ничего, думая, что гораздо более возьмет горестью о потере героя, чем желанием скорее завладеть его престолом. Такое промедление было спасением для шведской свободы. Иначе как осмелилась бы она поднять голову против монархической власти в виду короля, провозглашенного армиею и уже вступившего во все права своего предшественника?»[2]. Словом, прокатили герцога – шведский трон ему не достался. Нашлись в Швеции более могущественные силы, чем армия. Тут он снова впал в горесть и стал послушным орудием в руках интриганов. Когда, казалось, пропало все – и Шлезвиг, и шведская корона выскользнули из рук, комбинаторы европейской политики поспешили на помощь.

Герцог Карл Фридрих Голштинский.

Внезапно царь Петр I стал склоняться к миру со Швецией в пику союзнице Дании. «Для этого он решился воспользоваться комбинацией, предложенной некогда первым министром Швеции Герцем, – содействовать кандидатуре герцога Голштинского в качестве преемника Карла XII и выдать за него замуж одну из дочерей. Герцогу были сделаны от имени царя следующие предложения: „Его королевское высочество без промедления приедет в Россию и отдаст свою участь в руки царя; он сочетается браком с одною из царевен; царь не заключит мира без действительного восстановления Шлезвига и Голштинии и уступит герцогу, как скоро он прибудет в С. – Петербург, Ливонию и Эстонию, созвав в то же время сословия обеих провинций и предложив им избрать его своим государем". Шведы горели желанием снова присоединить эти области к своей короне, а потому обеспечением для герцога их обладания ему открылся верный путь к престолу (шведскому)»[3]. Путем такой комбинации царь приобретал мощную державу в союзники, высокородного родственника в зятья, а через него и наследника в собственной стране – внука, которого он расчитывал воспитать достойным продолжателем дела германизации и бюргеризации России.

За кулисами этой «интриги» стояли представители эстляндского дворянства, вернувших себе земельные владения, отобранные шведской властью, с помощью Петра I, но желающих оставаться все-таки поддаными шведского короля. Эту партию для простоты можно назвать «голштинцами». «Голштинцы» занимали ключевые посты в шведской придворной иерархии и очень сплоченно действовали в Петербурге, особенно через царицу Екатерину I, той, несомненно, очень хотелось видеть свою дочь королевой шведской. К числу наиболее видных представителей «голштинцев» можно отнести кланы фон Штакельбергов, фон Левенов, фон Розенов, фон Врангелей, фон Ферзенов, Сталь фон Гольштейнов, фон Вахтмейстеров – как говорится, какие все имена!

Луи Каравакк. Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны.

В1721 году герцог прибыл в Петербург в сопровождении своего двора и оставался здесь 5 лет. «Герцог держал приличный двор, имел посланников при всех королевских дворах Европы, при многих дворах германских и, наконец, содержал большое число бедных шведских офицеров, которые называли себя и действительно могли быть его приверженцами»[4]. К «бедным шведским офицерам» надо отнести, прежде всего, уроженцев прибалтийских губерний, видевших в герцоге своего нового государя и заступника в петербургских коридорах власти. Во главе герцогского двора находился первый министр Хеннинг Бассевиц, ему и приходилось содержать всю эту ораву и проталкивать интересы своего сюзерена. «Бедные шведские офицеры» составляли «голштинскую» партию в России: эстляндские дворяне, у кого в родственниках были высокопоставленные сановники шведского королевства, на них герцог Голштинский расчитывал опереться в борьбе за шведский трон и за Шлезвиг.

Ф. Берхгольц, камергер герцога Голштинского, вел дневник, куда скрупулезно и бесстрастно записывал все подробности пребывания герцога в Петербурге. В записи от 6—7 апреля 1723 года рисует типичную картинку времяпрепровождения «бедных шведских дворян» в Петербурге и главную цель их устремлений. «Приехавшие сюда накануне шведский генерал-майор Сталь и брат его, бывший лифляндский ландрат, были в этот день у его высочества с визитом и потому обедали у него вместе с генерал-лейтенантом Штакельбергом и молодым двоюродным братом его, Штакельбергом из Лифляндии. За столом пили-таки, но не слишком много… 7-го <апреля> герцогу представлялись молодой шведский камергер граф Вахтмейстер и зять его, полковник Розен (один из величайших фаворитов покойного короля, человек, как говорят, превосходнейший и честнейший)… Оба этих господина, только вчера приехавшие из Лифляндии, явились в Петербург с тою же целью, которая вызвала сюда всех уже прибывших или находящихся еще в дороге лифляндских дворян, именно чтоб просить об утверждении за ними их поместий и хлопотать при здешнем дворе еще о некоторых других предметах, касающихся до последних».[5]

Что же представляли из себя эти «бедные шведские офицеры», которые пили, ели и весело проводили время у голштинского герцога в Петербурге и заодно хлопотали в пользу своих эстляндских имений? Думаете, какие-нибудь безногие шведские капитаны Копейкины приехали униженно милости просить?

Упомянутый генерал-лейтенант Карл Адам фон Штакельберг – это достойнейший из достойнейших. Последний шведский губернатор острова Эзель (эст. Сааремаа), шведский барон. В 1722 году он женился на графине Бонде, племяннице оберкамергера герцога Голштинского. Эта женитьба и вывела его на роль неофициального главы партии «голштинцев» в России. Генерал-поручик шведской службы, он перешел в русское подданство и незамедлительно был утвержден Петром I в том же звании русской армии. При шведах он владел имением Пиддул (Пидула) на острове Эзель (Сааремаа) и десятком других имений на материковой части Эстонии. Ему и ходатайствовать не пришлось – имения были ему возвращены автоматически.

А. Владимиров. Невский проспект в петровское время. 1903 г. Из частной коллекции.

Отто Вильгельм Сталь (фон Гольштейн), тот самый, что пил со Штакельбергом, «но не слишком много», – тоже на капитана Копейкина не тянет. Представитель виднейшего эстляндского семейства на службе шведских королей. Конечно, милостями был не обделен и в Швеции. Шведский барон, генерал-майор. Имения в Эстляндии у него как у шведского подданного да высокого рангом военачальника враждебного войска реквизировали русские власти во время войны. Но теперь герцог Голштинский в Петербурге – почти наследник престола Российской империи. А барон Отто был доверенным лицом вдовствующей герцогини Голштинской, его матери. Доставлял письма Карла XII к сестре. Да такую заслугу – может ли наследник русского трона забыть? А отец его – Якоб Сталь фон Гольштейн, инженер-генерал шведской армии? Сколько крепостей против русских построил! А брат Богуслав – шведский фельдмаршал? Такому человеку в Петербурге царицы Екатерины Алексеевны всегда рады были. Отто Вильгельм Сталь фон Гольштейн – кандидат достойный если не в русские министры, то в камергеры принцессы Анны Петровны обязательно. Ну и мызы, конечно, вернули. Не ему самому, но племяннику. А в министры второго племянника определили потом – штатс-конторой заведывать, то есть расходами российского государства.