На небо сразу не попасть - Яцек Вильчур

Из этих братских могил они уже никогда ничего не поведают, и потому живущие обязаны говорить за них.

Ребёнком в те времена я участвовал в таких делах, о которых не желал бы помнить, но само время, о котором идёт речь, вынуждало детей принимать участие в тех событиях. В то время, о котором ведётся речь, для немецких военно-полевых и особых судов не существовало разницы между взрослыми и детьми, если речь шла о поляках и евреях. В детской камере, в которой я находился, вместе с нами был девятилетний Рысек, которого львовский полицейский суд приговорил к смерти, и приговор был приведён в исполнение.

22 июня 1941 года, через несколько часов после того, как на Львов, мой родной город, упали первые немецкие бомбы, я начал записывать всё, что происходило вокруг меня. После того, как Львов заняли немцы, я продолжал вести свои записи, но записывал уже только самые важные события. С 4 апреля по 1 октября 1942 и с 29 декабря 1942 по 29 сентября 1943 я находился в немецкой тюрьме.

Сначала это была предварительная камера. Пробыл в ней недолго. Затем был переведён в камеру для малолетних. При повторном аресте, с 4 января 1943 года, после пребывания на протяжении нескольких дней в военной тюрьме Вермахта на ул. Замарстыновской, я снова оказался в Быцирке на улице Казимировской, в камере № 13 для рецидивистов. Со 2 июля по 29 сентября 1943 года я пребывал в тюрьме в Стрые, в месте невольничьего труда, в сельскохозяйственном имении, находившемся под управлением голландского добровольческого подразделения СС, в селе Угерско недалеко, от Стрыя.

В тюрьме и на работах было очень трудно систематически вести записи. В случае поимки кого-то за описанием событий, немцы ссылали заключённого в концентрационный лагерь либо расстреливали. В то время я записывал события на свободных листках бумаги, добытых разными путями. Это были обрезки упаковки с продовольственных посылок от семей, бумага от упаковок ваты, а также писал на полях образков с рисунками святых, которые доставлялись в тюрьму Главным опекунским советом. Часть этих записок сохранилась у г-на Андрея Васютыньского, который сидел вместе со мной в камере и который из этой тюрьмы вышел. После войны я нашёл его через польский Красный Крест. Васютыньский вынес из тюрьмы мои записки и вернул их мне в конце 1947 года.

Не все записки сохранились, часть из них пропала, однако большую часть событий того периода я помню и могу воспроизвести. Восстанавливая и воссоздавая мои записки, я старался сохранить их тогдашний стиль и характер. Собственно, из этих уцелевших записок, заметок и того, что сохранила память, и возникла эта небольшая книжка.

Первое издание книги под этим же названием «На небо сразу не попасть» появилось много лет назад усилиями «Книги и знания».

Незадолго перед сдачей в набор издатель убрал многие куски — больше чем целый печатный лист. Было убрано также некоторое количество строк из содержания книги. Едва прошло пять лет после польского Октября, как снова ввели обязательную цензуру, хотя и в более мягкой форме. Также несколько лет спустя Правовое Издательство постановило сохранить правильный текст первого, сокращённого издания. Нынешнее издание содержит оригинальный текст моих мемуаров, а также много дополнительной информации.

Во время, когда появится моя книжка, на границах Польши господствует покой, а трудности, которые переживает мой народ, являются, наверное, типичными для периода преобразования, когда страна и большая часть Европы находятся в стадии перемен — мы отошли от одной системы, решительно плохой, но далеко нам ещё до осознания иной, лучшей и более справедливой для всех без исключения. Ничто не указывает на то, что покой, который установился сейчас на наших государственных границах, мог бы быть в ближайшее время нарушен. Однако нельзя нам забывать о недавнем и, к сожалению, куда более страшном прошлом.

Представленная читателю книга, главным образом читателю младшего и среднего поколения, ставит своей целью увековечивание памяти нашей собственной судьбы, судьбы умерших, а также не таких уж многочисленных живых участников событий уничтожения поляков и евреев.

То, о чём рассказывается в книге, происходило не так давно и не так далеко от наших нынешних домов. А ещё участвовали в тех событиях люди, которые нередко являются сегодня нашими соседями, хотя их уже всё меньше, и они нас покидают всё чаще... Вместе с ними уходят знания и память о столь трагичных годах.

1941 НАЧАЛО УНИЧТОЖЕНИЯ

22 июня

Мы стояли перед входом в кинотеатр «Коперник»[1] на улице Коперника, а учитель покупал билеты на утренний сеанс, который должен был начаться в 9 утра. Со стороны вокзала раздавались взрывы, как от артиллерийских снарядов или бомб. Очередь в билетные кассы двигалась дальше. Через минуту или две после этого взрывы раздались намного ближе, и мы услышали самолёты. Бомбы или снаряды ударили где-то рядом, потому что мы услышали грохот и падение стен, железа и стекла. Наш учитель сказал нам, что это, наверное, манёвры, но мы сегодня в кино уже не пошли. Учитель велел нам разойтись по домам и сказал, что, наверное, вопрос прояснится. После возвращения домой я узнал, что город бомбардировался. Несколько домов обрушились, были убитые и много раненых. Отец говорит, что это новая война.

23 июня

В нашем доме сегодня никто не спал. Впрочем, ночью продолжалась бомбардировка. В 5 часов утра объявили сводку из Москвы о внезапной агрессии на Советский Союз и о начале Германией войны. Сводка гласила, что эту войну Германия проиграет. С едой не очень плохо, но уже ощущается её недостаток. Ещё можно купить простую и сушёную сельдь, хлеб, соль и другие продукты. С мясом уже хуже. В каком-то магазине несколько часов выдают сахар и рыбные консервы.

24 июня

Русские отступают, и люди говорят, что со дня на день в город войдут немцы. Уже в нескольких точках города по отступающим русским войскам стреляли из окон и подвалов. Это группы украинских националистов и диверсантов в центре.[2] Они занимают нескольких домов на Стрелецкой улице,[3] на Стрелецкой площади[4] и дома возле костёла Девы Марии Снежной. Нескольких из них русские солдаты схватили и расстреляли.

Другие по-прежнему стреляли по русским. Украинские националисты лишили свободы действий приходского ксёндза прихода Божьей Матери Снежной и оттуда, из костёльных окон, обстреливали войсковую колонну на Краковской площади.[5] Русские направили танковое орудие для выстрела в сторону костёла, но люди просили их, чтобы не уничтожали польский костёл, потому что это не поляки обстреливают войсковую колонну, а украинские националисты. Офицер-танкист послал солдат, чтобы проверили, кто стреляет. Украинцев выкурили, и костёл остался целым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});