На берегах Ярыни - Александр Кондратьев

"Где я? Что со мною?" — словно хотели сказать, беззвучно шевелясь, ее губы.

По движению их понял сразу старик мысли утонувшей красавицы. На дне не говорят, но и без слов хорошо понимают друг друга.

Желая доказать гостеприимство, а заодно не дать новой супруге времени для каких бы то ни было самостоятельных решений, Водяной, по давней привычек, поспешил обнаружить свое к ней расположение.

Но едва он склонился к своей жертве и скользкими лягушечьими лапами начал гладить ее тело, в широко раскрытых глазах утопленницы сверкнул злой огонек, красивое лицо исказилось гневом, одна прекрасная рука вцепилась в коснувшуюся высокой белой груди длинную бороду, а другая отвесила растерявшемуся старику полновесную пощечину.

Водяной рванулся, подняв облако мути, освободил свою бороду и недовольно ушел прочь от непокорной утопленницы.

"Погоди ужо! Не уйдешь от меня. Сама еще будешь прощенья просить", — утешал он себя в неудаче, хорошо зная, до какой безразличности доводили порой утонувших тоска и отчаянье.

Подойдя к дубовому идолу, Водяной улегся с ним рядом, выжидая, что тот ему скажет.

"Это бывает, — прочел Водяник сочувственную мысль, промелькнувшую на топорных, темно-зеленою тиной поросших чертах свирепого лика дубового бога. — От женщин всегда можно ждать глупостей. С ними надо быть строгим. Когда я жил на небе…."

— А ты разве был на небе? Ты ведь рос в дубовом лесу, пока дерева твоего не срубили, а из тебя не сделали пугала, которому люди когда-то кланялись, жгли пряди волос, горючий камень морской и закалали взятых в плен юношей…

— Да, только юношей; приносимых в жертву девушек я на земле не имел. Но запах и вкус крови их тоже, поверь мне, очень приятен.

— Про каких же женщин и дев ты говоришь, если вырос в лесу и на земле их не имел? — недоверчиво спросил Водяной.

— Но я был и на небе. В памяти моей всплывает порою, как хохотал я во время грозы, гоняясь за облачными девами. Они старались укрыться от меня, принимая вид разных животных и чудовищ. Но разве можно обмануть небесного бога?! С женщинами надо быть строгим и непреклонным, иначе они обманут тебя, — наставительно повторил дубовый идол.

— А тебя разве обманывали?

— Боюсь, что да.

— С кем?

— А разве за ними уследишь?! Думаю, что тех, с кем они мне изменяли, был не один. Знаешь того, что прячется теперь в небе за круглым щитом и светом своим оживляет усопших?

Водяной кивнул утвердительно головою.

— Он в свое время много сделал мне зла. Я отрубил ему даже раз ухо за то, что он был слишком навязчив к Утренней Деве со звездой на челе… С тех пор всегда и всюду этот витязь с рогами на серебряном шлеме вредил мне исподтишка. Для открытой со мною борьбы он был слишком слаб и труслив.

Водяной не верил обычно рассказам дубового идола, но не слишком обнаруживал это, боясь, что его старый друг и советник обидится. Но теперь собственная обида заставляла старика излить на кого-либо накопившееся в нем враждебное чувство.

— Братец, — сказал он неожиданно, — какой из богов выдрал тебе усы?

Водяник попал в цепь. Почувствовав боль старой обиды, идол тяжело вздохнул, так же как некогда вздыхал он в ночь накануне того злосчастного дня, когда, под предводительством служителя враждебной ему веры, ворвались в запретную ограду люди с топорами, подрубили ему стоящие на вкопанном в землю толстом дубовом стволе крепкие ноги, повалили его на землю, сняли с шеи драгоценную гривну, выдернули золотые усы и оторвали серебряную длинную бороду, тонкие нити которой знаменовали падающие на землю дождевые небесные капли. Единственно, что, по недосмотру, оставили на нем, это несколько вделанных около пояса золотых, серебряных и костяных кабаньих клыков.

Дубовый истукан еще раз вздохнул, вспомнив, как влекли его с высокого холма на конских вожжах, осыпая ударами бичей, к высокому обрыву и столкнули потом в быстрые волны реки. Вспомнил, как нырял и кружился он в водоворотах, уносясь все дальше и дальше от изменившего ему города.

Много лет мок поверженный бог, запутавшись в корнях подмытого берега, и потом, затонув, докатился по дну реки до этого мирного омута…

— Братец, кто тебе вырвал усы? — прозвучал в его голове повторный вопрос Водяного.

— Те же, кто запретил бросать тебе, по веснам, связанных рабов и рабынь. Те же, кто, не спрашиваясь у тебя, строят плотины, воздвигают мосты и заставляют реку твою вертеть жернова.

— Они мне платят за это, — нехотя пробурчал в ответ Водяник, — хотят они или не хотят приносить мне жертвы, я сам из году в год беру положенное число обреченных мне Роком людей. Ты с тех пор, как тебя бросили в мою реку, ни разу не летал, грохоча в облаках, о чем ты так любишь рассказывать… Полно! Верно ли это?

— Верно. Пока люди воздевали ко мне руки и приносили жертвы, я чувствовал, что одновременно и слушаю их мольбы и езжу на тяжелой колеснице, провожая огненными стрелами испуганных бесов. Но с тех пор как я лишился молитв, меня нет более и на небе.

— А кто же грохочет там вместо тебя? — спросил Водяной.

— А я почем знаю?! Боги сменяют и изгоняют богов…

— А ты знаешь, что бесы, о которых ты говоришь, живут в соседнем болоте?

— Поймай мне парочку и принеси показать, — последовал ответ.

— Когда будет свободное время, отчего же?.. А теперь занят, — сказал Водяной, подымаясь на ноги.

Повелителю дна хотелось показать дубовому бывшему богу свое могущество, и он, пройдя мимо сидящей теперь неподвижно в позе отчаянья утопленницы, приблизился к луговому берегу, вынырнул на поверхность и, вылезши из воды, свистнул раз и другой.

Ответа не было.

Тогда Водяной повторил свой призыв.

Хотя свист его походил на свист кулика, лишь порезче посильнее, тот, кому надо было, его услышал.

В предутренней мгле, среди клубившегося над росистой травою тумана, заколыхались, приближаясь, очертания чернобородого мужика в мокрой одежде, с раздутым, тоскою запечатленным лицом и неподвижными стеклянными глазами.

С первого взгляда было видно, что это мертвец и утопленник, не имеющий после смерти покоя.

— Чего надо? — безучастным тоном спросил чернобородый мужик.

— Где пропадал? Почему сразу не пришел? — гневно обратился к нему Водяник. — Давно, верно, бит не был?! Смотри у меня! — горячился хозяин реки.

— Тут я был, на лугу. Смотрел издали, как ребятишки коней пасут, — оправдывался утопленник.

— А заманить не мог?!

— Не мое это дело заманивать. Ты девок своих на то пошли. Мое дело — за ногу потянуть, если кто купается ночью, али за русалками присматривать, — уверенно, но однозвучно, голосом, похожим на предрассветный шелест травы, ответил утопленник… — Скушно мне, тошно мне, — неожиданно продолжал он. — Отпусти ты меня!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});