На берегах Ярыни - Александр Кондратьев

Кое-кто из домашних заметил в окне лицо ночной гостьи прежде, чем та успела исчезнуть. Никто, конечно, не решился выйти из хаты; но все дрожали и не смыкали глаз до рассвета…

А утром сыпали под окнами и у дверей "свяченый" мак и вешали на шею ладанки с тоей и мореной. Все в деревне помнили, как несколько лет тому назад к девке, по имени Феська, стал приходить по ночам и проситься в хату ее умерший жених и как, лишь благодаря опытности и знаниям ведуньи Праскухи, удалось его отогнать. Праскуха приказала тогда осыпать постель Федосьи цветами тои и пахучей марены, а также вплетать те же цветы при отходе ко сну в волосы девушке. Средство помогло. В первую же ночь после этого подошедший к окну упырь почувствовал запах неприятных ему растений, заскрежетал зубами и произнес:

"Кабы не марена да не тоя — то была вы девка моя".

А затем убежал по направлению к кладбищу…

В стороне от дороги, в укрытой от человеческих глаз сугробами, уединенной долине, на снеговом престоле сидела царица Зима, задумчиво глядя на окружающих перед нею в быстрой пляске демонов вьюги. Мыслью унеслась чародейка в давно прошедшее, когда ее так радовала полученная ею на новых местах власть почти на полгода сковывать твердую землю, болота и реки. "Тогда меня тешило это; тогда я так была счастлива, как только мне удавалось прогнать с этих мест гордую золотистым румянцем щек своих Лето. Мне так хотелось в те времена как можно дольше держать в руках своих этот алмазный скипетр, делающий реки проезжей санной дорогой, а осмелившихся подглядывать за мною людей — неподвижными трупами. Мне нравились и песни полночных ветров, внуков Стрибога, и до сих пор непонятные для меня слова похоронный вой напоминающего пенья Пурги. Теперь я не дорожу своей царственной властью и бываю даже довольная, когда сын моей соперницы, в красный сарафан наряженной — Лета, приезжает меня изгонять из этой страны. Он очень красив на своем белом коне, в кольчатых червонных перчатках и в золотом шлеме с жемчужными подвесками. Стройные ноги его блестят серебром… Юное лицо солнечного бога всегда очень мне нравилось, и помню, я никогда с особой охотой не вступала с ним в бой. Я щадила молодого врага своего и старалась больше напугать его, оборачиваясь снежным драконом, чем причинить ему вред. Но разве я виновата, если он сам непременно хочет сражаться вместо того, чтобы сойти с коня и обойтись со мною как с расположенною к нему нежной подругой?.. Я так одинока!.. Разве я не могла бы, подобно Лету и скованной мною Земле, рождать каждый год радующее сердце потомство?.. Но, увы, нет около меня никого, кто бы нравился и сам хотел нравиться мне, а тот, от кого я некогда произвела на свет сына, Лада, теперь уже не в состоянии производить… И многих из тех, кого я знавала в дни юности, давно уже нет. Где теперь повелитель ветров, грозный Стрибог? В какую страну он удалился? Здесь остались лишь внуки его, которые не хотят или не могут мне рассказать о своем деде… Придворные мои советуют мне выбрать в мужья себе Вила. Говорят, он был когда-то мужем царившей здесь до моего прихода безобразной Лоухи. Он не бежал вместе со своего подругой, но задержался у племен, живущих в лесистой Литве. После его признали как бога и другие живущие здесь племена, считающие его также мужем Бабы Яги. После таких двух жен я не хочу быть третьей у этого Вила. Обойдусь как-нибудь и без него. Посмотреть разве, что делает теперь красавица Лето?.."

— Студит, — крикнула царица, — принеси мне мой волшебный алмаз!

Почтительно изгибаясь, поднес ей один из ее приближенных демонов крупный, на граненое яблоко похожий бриллиант. Взяв его в руки, поймала им Марена-Зима один из лунных лучей и стала внимательно смотреть в сверкающую кристальную грань. И увидала башню в далеких заоблачных странах, над теплыми синими морями, расписной косящатый терем вечно юной красавицы Лето. В терему том царило теперь оживление… Молодые розоликие гостьи, каждая со звездой на челе, одетые в алые, шитые золотом сарафаны, с голубыми и синими лентами, вплетенными в русые косы, собрались поздравить родильницу и пожелать здоровья новорожденному солнечному богу. Одна за другой склонялись они к колыбели малютки и клали около принесенные с собою дары…

Досадой и гневом вспыхнули очи Зимы. На мгновение она вновь стала совсем молодой и прекрасной. Топнув ногой, поднялась ледяная богиня во весь рост и подозвала к себе главных демонов свиты своей: морозку по прозванию Ломоноса, Студита и Оттоку. Все трое отдали царице низкий поклон и молча выжидали приказаний.

— Слушайте, верные слуги. Опять там, — сказала Марева, указывая на восточную часть неба, — родился божич, который рано или поздно придет и прогонит нас с этого места, как ветер тучи, на самый край света. Позаботьтесь, чтобы возможно дольше мешать ему в этом. Крепче скуйте ручьи и речки по лесам и оврагам. Скажите полночным ветрам, чтобы они не пускали сюда прилетать полуденных братьев своих и боролись с ними изо всех сил. Не то скоро нам всем придется покинуть эти края.

И поспешили исполнить этот приказ верные послушные слуги.

Тесто Горпины было в свое время найдено и похоронено, но душа ее продолжала оставаться русалкой. И лишь зимою, когда она вместе с подругами, цепенея от холода, спала на илистом дне скованной льдами Ярыни, ей снилось порою, что она лежит в дощатом гробу, где темно и скучно…

А на земле в это время трещали от лютой злобы Мороза одетые в иней деревья. Падали мертвыми с них убитые дыханьем его воробьи и вороны. В вое проносившегося над селом холодного ветра опытному уху явственно были слышны стоны реявших над избами душ умерших людей. По случаю рождения нового божича солнца души эти выпущены были с того света на трое суток — повидаться с родными.

И теперь они, греясь в дрожащих над трубами струях теплого воздуха, просились в хаты, царапались в окна, старались проникнуть в двери вместе с входящими или выжидали, когда можно будет влететь через печь.

Внутренность жилых помещений носила праздничный отпечаток. На хохлацком конце села земляные полы посыпаны были желтым песочком, поверх которого набросан был очерет. Тщательно вымыты были вместе со столами и скамейками деревянные полы кацапского конца. Каждый стол накрыт был чистой скатертью, из-под которой торчали сено и разного рода колосья. На скатерти расставлены различные обильные яства. Когда люди сели ужинать, старшие ели не обычным порядком. Иную ложку, особливо с кутьей, не в рот, а через плечо опоражнивали. Предназначались они для душ умерших родных, так как В эту ночь живые и мертвые родственники должны были, не боясь друг друга, вместе праздновать рождение нового бога…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});