В мутной воде - Константин Станюкович

— Не лишит же он Лену наследства. Ее-то он любит?

— Все это очень возможно. Но вы знаете старика, на него легко может повлиять такая женщина, как Бениславская. Она на все способна… Было бы очень полезно старика удалить от нее…

— Но ведь вы знаете, Basile, я пробовала… Чем же это кончилось?

— Надо умней попробовать. Вы тогда, maman, слишком увлеклись… Старику ведь недолго жить, говорят, а?..

Борский помолчал и спросил:

— А Леля грустна… Она сегодня плакала?

— Плакала, но все эти глупости пройдут… С вами она забудет свою детскую любовь! — отвечала она, кокетливо взглядывая на Борского. — Леля ведь еще так молода!..

— Вы думаете… забудет? — задумчиво проговорил Борский.

— Еще бы… Она такая мягкая… Вы только будьте нежней… Ну, да этому учить вас не к чему!..

Отец между тем прощался с дочерью.

Елена бросилась ему на шею и нервно зарыдала. Старик тихо плакал, прижимая к груди свою любимую «девочку».

— Ведь ты будешь счастлива? Да? Ведь будешь? — точно старался уверить себя старый генерал. — К чему же слезы? Ты не плачь!.. — шептал он, прижимая к себе ее голову.

— Буду… буду… папочка… Я так… Тебя жалко, а обо мне ты не беспокойся… Привыкну… — говорила она, утирая слезы. — Я к тебе буду часто приезжать. И ты не забывай свою девочку… слышишь?.. Приезжай ко мне чаще. Да смотри, папа, — краснея, шепнула она ему, — не забудь передать письмо Венецкому… Ты не беспокойся… я только прощаюсь с ним… Он ничего не знает… Скоро приедет, верно… Ты прими его…

— Не забуду… Приму… моя крошка!.. — отвечал старик и стал поспешно крестить Елену. — Твой муж добрый человек, Леля… Он любит тебя… И ты люби его…

— Смотрите же, Василий Александрович, — проговорил он как-то торжественно, обращаясь к Борскому, — берегите Лелю… Она!.. она…

Он что-то хотел сказать, но не договорил и тихо побрел из гостиной…

Мать обняла Елену, назвала ее счастливицей, сказала, что все ей завидуют, перекрестила ее и торжественно заметила:

— Ну, милое дитя, счастье у тебя в руках… Будь же счастлива.

Прощание вышло несколько холодное.

Молодые остались одни.

Елена опустилась в кресло и рассеянно перебирала платок. Слезы текли по ее лицу. Борский подошел к ней, тихо взял ее за руку и промолвил:

— Елена! Вы устали. Вам нужно отдохнуть…

Елена покорно поднялась с кресла.

— Елена! — тихо прошептал Борский, поднося ее руку к своим губам. — Скажите, могу я рассчитывать, что вы меня со временем… полюбите?..

Она вздрогнула.

— Вы знаете… я… я… очень благодарна вам за все, что вы сделали для нас, и постараюсь быть хорошей женой…

Он тихо пожал ее маленькую руку и больше ни о чем не спрашивал, проводил ее из гостиной и сдал на руки горничной.

Уже был час ночи, а Борский не собирался спать. Он нервно ходил по роскошному кабинету, и мрачные мысли толпились в его голове. Он вспомнил прошлое, надежды юности, иных людей, иную обстановку. Он тогда был беден и никогда не рассчитывал быть богачом, а потом вдруг все изменилось… Он почувствовал какую-то страсть к наживе, точно игрок… Он был счастлив и скоро составил себе состояние. Удача шла за удачей, спекуляции удавались. Он был богат, а теперь?

Он усмехнулся. Все считали его миллионером, а между тем он был накануне полного разорения, и если бы ликвидировать дела, то остался бы громадный дефицит.

Но он снова надеялся… Один другого грандиознее планы зрели в его голове. Он мечтал о новых спекуляциях, рассчитывал будущие барыши… Если бы умер дядя и оставил Леле состояние, то каких бы чудес не наделал он с этими деньгами?.. У него в руках были бы миллионы.

Но он поправится… Война на носу, и умному человеку довольно дела. Еще кредит есть. Еще целый месяц впереди до срока огромных платежей, а в месяц чего не сделаешь? Быть может, дядя даст денег.

«Хоть пятьдесят тысяч и капля в море, но они все-таки помогут! — подумал Борский. — Пока это последний шанс».

И он снова мечтал о новых спекуляциях и сердито отгонял всякую мысль о разорении…

— Все меня считают богачом и должны считать! — проговорил он.

Он вспомнил об Елене, и что-то тяжелое шевельнулось в нем. Любит ли он ее?.. Да, он ее любит, но он откровенно сознался, что он не женился бы, если бы не ожидаемое наследство. Он дал себе слово беречь ее… любить, — и она будет счастлива.

Часы пробили два, Борский стал медленно раздеваться. Перед ним проносились картины его молодости, когда он был студентом и ходил пешком с Петербургской давать уроки и изучал философию…

— Как все это давно было! — проговорил Борский. Он окутался в атласный халат и вышел из кабинета.

Глава вторая

Ловкая женщина

I

На часах пробило девять, когда в полутемный будуар роскошного бельэтажа на Гагаринской набережной вошла, неслышно ступая по пушистому ковру, пожилая горничная, одетая в безукоризненно белый чепец и такой же передник. Торопливо приблизившись к окнам, она отдернула занавески и подняла сторы.

Снопы света ворвались в окна и осветили ярким блеском солнца изящный женский будуар с мягкою изысканною мебелью, с цветами, картинами игривого содержания по стенам, обитым бледно-розовым кретоном, и множеством дорогих безделок.

— Варвара Николаевна! Извольте проснуться. Девять часов! — тихо проговорила горничная, приблизившись к алькову.

Не успела она договорить последних слов, как маленькие женские выхоленные руки развернули занавеску алькова и между складок бледно-розового кретона показалась красивая женская головка.

Темные chatin волосы обрамляли овал бледного, выразительного, серьезного лица с большими, глубоко сидящими, темными глазами сухого блеска, чуть-чуть приподнятым носом, тонкими, сжатыми в нитку губами и маленьким, заостренным книзу подбородком. Это лицо можно было бы назвать прелестным, если бы не сухой взгляд и какая-то едва заметная черточка около углов маленького рта, придававшая лицу неприятное, злое выражение. На вид ей было лет двадцать пять или шесть.

Она слегка прищурилась на свет и проговорила приятным, грудным контральтовым голосом:

— Я давно проснулась. Скорей, Параша, одеваться.

Варвара Николаевна быстро всунула босые ноги в крошечные, отороченные мехом туфли, накинула пеньюар на плечи и, вздрагивая плечами от охватившего ее тело свежего воздуха, скользнула в соседнюю комнату, где ожидала ее ванна.

Чрез полчаса она вернулась в спальную, и тут начался ее туалет. Этим делом она обыкновенно занималась особенно тщательно. Сидя перед зеркалом, она внимательно взглядывала на свое лицо, а Параша расчесывала ее чудные волосы.

В это время, осторожно ступая кошачьими шагами, вошла старая, некрасивая женщина с пронырливым, зорким взглядом маленьких воспаленных глаз. Она была вся в черном, в плисовой шапочке, из-под которой выбивались пряди седых волос.

Приблизившись к Варваре Николаевне, она перекрестила ее три раза, фамильярно чмокнула в губы и, усаживаясь на мягкую табуретку у ног ее, спросила:

— Ну как ты, моя королевна, спала?

— Скверно, Макридушка… Сна нет…

— Будет и сон… Будет, — говорила эта странная женщина каким-то особенным полушепотом. — Я тебе сегодня на зорьке гадала.

При этих словах Параша искоса взглянула на старуху, и тонкая усмешка пробежала по Парашиным губам.

«На зорьке-то ты спала!» — подумала она, но ни слова не сказала, зная, что Варвара Николаевна питала какую-то страсть к разным гадальщицам и странным старухам, которые постоянно переменялись в этом доме.

— И что же вышло?

— Хорошо вышло. Исполнение желания!

— Правда?

— Ты знаешь, Варвара Николаевна, я неправды не люблю. За твою за хлеб за соль я врать не стану…

И странно: эти произнесенные спокойно, уверенным тоном слова произвели на молодую женщину видимое впечатление. Она весело улыбнулась.

— И все мои желания исполнятся?

— Все, родная моя, все…

— Ах, если бы все…

Она весело болтала с Макридушкой, пока Параша убирала ее чудные волосы. Затем ей подали капот, и она, розовая, белая, с кольцами на пальцах, вошла в маленькую гостиную, где уже готов был кофе и лежала газета.

После кофе Варвара Николаевна села за маленький столик, заказала обед и стала писать письма.

В первом часу у Варвары Николаевны начался обычный прием… Но кто такая эта Бениславская? — быть может, спросит читатель.

Бениславская появилась в Петербурге года четыре тому назад, и скоро о ней заговорили, как об очень красивой, умной и образованной женщине, живущей очень открыто и роскошно. Говорили, что она вдова, дочь какого-то бедного генерала, но подробностей ее биографии не знали, да и не вдавались в нее, точно так, как не интересовались знать, откуда у нее средства. Знали, что у нее обширные связи и знакомства, что у нее бывают сановники и дельцы, указывали то на одного, то на другого любовника, но ничего верного никто не знал. В последнее время говорили, как о счастливце, о старике Орефьеве, богаче, родном брате Чепелевой, но и эти слухи были не более как слухами, которые, впрочем, Бениславская и не старалась опровергать. Дамы встречали ее косыми взглядами и не посещали ее. Мужчины, напротив, очень охотно посещали ее салон по вечерам и играли в карты.